Божьим промыслом. Принцессы и замки - Борис Вячеславович Конофальский Страница 28

— Всё это господа понимают, но уж больно небезобиден стал молодой господин Ульберт, — продолжал бывший бургомистр. — Вы, видно, о том не знаете, что он и на ваши Амбары покушался.

— Вот как? — и вправду, барон об этом не знал. Да и не думал о том. Он был удивлён. — И что же, вышло у него?

— Нет, не вышло, больно много в вашей земле оказалось добрых людей. Они быстро собрались и пришли к лодкам, стали палить порох, бить по нему, и Ульберт ушёл не солоно хлебавши. Но сам факт… Он просто всем показал, что не боится вас.

«И он думает, что я вознегодую и кинусь собирать солдат за такое неуважение и поругание своего герба!».

Волков поморщился:

— Виллегунд! У разбойника сотня людей, отчего же город не прихлопнул его?

— За ним стоит его фамилия, — пояснял бывший бургомистр. — А за фамилией герцог, да и многие земельные сеньоры. Потому город и желает лидера такого, как вы. Такого неустрашимого.

— У неустрашимого лидера нет денег, нет солдат, — генерал не торопился заканчивать разговор, он знал, что теперь через этого умного и опытного человека он начинает с городом торг. — У меня и своих дел достаточно, в которых город никак мне не хочет помочь, хотя имеет все возможности для этого.

— О чём вы говорите, генерал? — сразу интересуется Виллегунд.

— О том, что в доме, который по праву принадлежит моей сестре, живёт какой-то человек, который её туда не допускает, а среди сенаторов города есть другой человек, которого там быть не должно, так как в сенат своего представителя должен назначать сам граф или его опекун, а вовсе не тот, кто просто носит фамилию моего племянника.

По тому, как внимательно слушал его помощник консула, он понимал, что вся эта информация дойдёт до нужных ушей. Но и у Виллегунда был свой козырь:

— Вы недооцениваете Ульберта, у него в городе достаточно друзей. И им давно не нравится то, что Кёршнер и другие господа вашей партии набрали столь большой вес.

— В том, что у разбойника в городе есть друзья… — усмехался генерал. Он был уверен в своих силах: по сути, он держал в руках торговлю в верховьях Марты, почти все торговые пути пролегали через Эшбахт; и он продолжал: — Я в том не сомневаюсь, ведь ему больше некому продавать награбленное.

— Да, может быть, может быть, — соглашался Виллегунд, — но вот наши соседи… Горцы уже запретили нашим купцам торговать на земле кантона…

А вот это уже было неприятное известие. Волков хоть и продолжал улыбаться, но он серьёзно отнёсся к этой вести. А помощник консула ещё и добавлял:

— И фогт Фринланда предупредил наш сенат, что более разбоев терпеть не станет. Что если ещё раз на купца из Фринланда нападут, он все лавки наших купцов на подвластной земле закроет. Конфискует, — и тут бывший бургомистр добавил почти шёпотом: — А между прочим, половину кож ваш многоуважаемый родственник для своих цехов закупает во Фринланде. А у друга вашей сестры Фейлинга конторы по скупке зерна и ячменя в тех землях. И у многих других наших господ тоже всякого имущества там предостаточно. Да и в кантоне Брегген теперь у наших людей и лавки, и склады есть, как бы и их не отобрали.

А вот тут барон уже перестал улыбаться. Ситуация и вправду становилась нехорошей. И он начинал злиться на того мерзавца, который всё это ему устроил. Но больше он всё-таки злился на этих упрямых и хитрых горожан, которые, несмотря на все свои потери, сами никак прекращать беззаконие на реке не спешили. А лишь толкали к тому его, толкали к новой распре с самой влиятельной фамилией.

«Думают, как всегда, в сторонке отстояться… Трусливые крысы!».

Глава 14

Он подчёркнуто носил простое монашеское платье, крест медный, но удивительной работы, и лишь один перстень на его пальцах был золотой, то был подарок. Два других были из олова и меди, на них были выбиты святые символы.

— Пир во время поста? — епископ покачал головой. — Пусть сестрица ваша не ждёт от меня благословения.

— То традиция старинная, — объяснял генерал ситуацию. — Малены всегда давали бал и пир перед святой Пасхой.

— Надо всё-таки было дождаться светлых седмиц, тогда бы уже и пировали, то были бы пиры праведные. А так… Не смогу я быть на её пиру, уж не взыщите. Появись я там, что скажут люди? Какой пример я подам пастве?

Волков вздохнул; он очень хотел, чтобы прелат присутствовал на пиру сестры, но всё прекрасно понимал. Не может пастырь публично презирать то, к чему паству зовёт. И, заметив его огорчение, старинный друг ему и говорит:

— А у меня для вас есть добрая весть.

— Да, и какая же? — Волков к этому времени уже проголодался, а на столе у епископа маленского блюд было немного. Бобами с жареным луком барон пренебрёг, а вот два хороших куска варёной трески с тмином его внимание привлекли. Как и неплохое белое вино, хоть было оно и разбавлено вполовину.

— Посмотрел я дом пастырский, имущество своё, и подумал, что серверной посуды тут слишком. Кубки золотые мне тоже не надобны, — барон даже перестал есть рыбу. Ему стало очень интересно, к чему всё это говорит прелат. А тот и продолжал: — Должное я отослал в Ланн, и у меня осталось порядочно серебра, посуда опять же, много мехов, что без толку лежат в сундуках, сие мне не нужно, велел я всё это продать.

Генерал молчит и ждёт продолжения, и епископ наконец говорит:

— Думаю, соберу я не менее тридцати, а может, и тридцати двух тысяч талеров. То хорошее начало для начала строительства просторного храма в Эшбахте.

Это и вправду была отличная весть! Волков уже подумал, что к тем деньгам, что у него остались после выплаты процентов, да если к ним немного добавить из тех, что даст на храм епископ… Но хитрый поп как будто услыхал его мысли и говорит:

— Только вам и