Сергей Григорьев - Александр Суворов Страница 29

Здесь, на «непременных квартирах», продолжалась подготовка полка к испытанию войной. После красносельских маневров Суворов мог без боязни отдаться боевой подготовке полка. В 1764 году явилась в свет «полковничья инструкция», и по ней обучали солдат во всех полках. Суворов, отвергая разные уставные «чудеса», шел в своем преобразовательном рвении гораздо дальше мнительных старцев Военной коллегии, авторов «полковничьей инструкции». Взгляды свои он изложил в особом наставлении, дав ему название «Суздальское учреждение». В этом наставлении Суворов писал: «Не надлежит мыслить, что слепая храбрость дает над неприятелем победу, но единственно смешенное с оною военное искусство». На притязание выставить свои взгляды и свои воспитательные приемы рядом с «полковничьей инструкцией», но отдельно от нее командир Суздальского полка имел неоспоримое право. Военная мысль Суворова уже приобрела ту прозрачную ясность, которая впоследствии, после многолетнего богатого боевого опыта, позволила понятие «военное искусство» заменить более точным: «наука побеждать».

Суворову исполнилось тридцать четыре года. Он вступил в пору сурового мужества, когда человека одолевают житейские заботы. Василий Иванович уже не раз говаривал сыну:

— Не пора ли тебе, сударь, остепениться?

Александр знал, что понимает отец под словом «остепениться», и отвечал:

— Поздно, батюшка. Жениться надо не полковником, а поручиком.

— Пора подумать о роде. Неужели ты останешься старым бобылем и наш род угаснет? Надо жениться.

— Рано, батюшка. Я женюсь генералом.

Отец рассмеялся, что с ним редко случалось.

— То поздно, то рано! Генералом? И то дело.

— Мое светило только встает из темноты…

Разговор на том и кончился. Александр знал, что отец к этому разговору вернется, но наверняка не раньше, чем сын получит генеральский чин.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Туртукай

Россия воевала с Турцией на Дунае. Успех склонился на сторону России. Русской армией командовал Румянцев.

Мирные переговоры с Турцией после заключения в мае 1772 года перемирия затягивались. Турки не соглашались на главное требование России — признание независимости от Турции Крымского ханства. Весной 1773 года военные действия на Дунае возобновились.

Из Петербурга требовали решительных операций, предлагая перевести войну за Дунай. Румянцев просил об усилении своей армии и грозил, если его просьбу не исполнят, уйти с должности главнокомандующего.

4 апреля 1773 года Суворов получил назначение в действующую армию, чего добивался два года, «причем пожаловано ему на дорогу 2000 рублей». Отправляя Суворова на Дунай, Екатерина надеялась, что появление его в действующей армии взбодрит унывающих генералов. Суворов полностью оправдал эти ожидания. Он прибыл в Яссы раньше, чем туда пришло с курьером высочайшее повеление о его назначении. Румянцев встретил его холодно. Суворов повторил, что Румянцеву было хорошо известно: в столице ждут решительных действий. Румянцев ответил тем, что писал в Петербург, жалуясь на недостаток войск.

— И с малыми силами можно совершить великие дела! — воскликнул Суворов.

Румянцев усмехнулся. И, как бы предоставляя Суворову случай на деле доказать высказанную им сентенцию, главнокомандующий послал Суворова в корпус Салтыкова командиром небольшого отряда к монастырю Негоешти, на реке Арджише, в семидесяти верстах от впадения ее в Дунай. На правом берегу Дуная, против Ольтениц (при устье Арджиша), стояла сильная крепость Туртукай, занятая четырехтысячным отрядом турок. В отряде Суворова считалось пятьсот штыков пехоты и неполная сотня казаков.

По указанию Румянцева надлежало произвести, когда последует о том приказ, поиск на Туртукай, чтобы отвлечь внимание турок к этому пункту от других мест фронта, где намечались более серьезные операции. Суворов, прибыв на место и оценив обстановку, решил действовать немедленно. 6 мая 1773 года он рапортовал Салтыкову:

«По ордеру вашего сиятельства от 5 сего месяца я в Негоешти прибыл. В повеленную экспедицию вступить имею и о главных мероприятиях донести не премину. Генерал-майор

Александр Суворов».

На Арджише у Суворова были парусные лодки и гребные дощаники для переправы через Дунай. Турки сторожили устье Арджиша и обстреливали его из орудий — прямо отсюда на Туртукай переправа была затруднительна. Суворов решил переправиться верстах в трех ниже по течению Дуная и перевез туда лодки на подводах. Переправа и атака назначались в ночь на 10 мая.

Суворов дал подробную диспозицию предстоящей переправы и боя. Поиск на Туртукай явился для него «первоучинкой» — впервые за свою службу он имел возможность и время составить план и расписание сражения. В успехе Суворов не сомневался: он предписывал обратную переправу «по окончании действия и разбития турок во всех местах». Захваченную артиллерию приказывал, «сколько возможно», погрузить на паром для перевозки на свой берег, а «в прочем топить». «Туртукай весь сжечь и разрушить палаты так, чтоб более тут неприятелю пристанища не было. Весьма щадить жен, детей и обывателей, хотя б то и турки были, но не вооруженные, мечети и духовный их чин для взаимного пощажения наших святых храмов».

Туртукайский поиск увенчался полным успехом. Вот как рассказывал об этом деле один из суворовских солдат:

«Всякому своя планида. Екатерине не всякий угодить способен. Где бы надо ей уважить, Суворов такую штучку отмочит, хоть вон из дворца беги. Екатерина и нос зажмет: «От вас, генерал, солдатом отдает». — «Что делать, матушка государыня, я сам солдат». Суворова в ту войну генералы не хотели в армию пускать: знали, что он всех забьет. Не боялся Суворова один Румянцев. Хоть до Суворова и далеко, а генерал боевой. Только ведь у нас при матушке Екатерине как водится: над хорошим генералом непременно поставят плохого. Так и в ту войну первую руку отдали не Румянцеву, а фельдмаршалу Голицыну, тому самому, что в Пруссии плохо воевал. Однако правда свое возьмет. Голицыну пришлось уступить первое место Румянцеву, да тут Потемкин начал силу брать. Румянцева опять затерли. Он рукой махнул на все: посмотрю, как у вас без меня дело пойдет. И устранился. А Суворов давно к нему просился: «Сижу без дела, устал, дали б хоть немного отдохнуть, выпустили б в поле». Александр Васильевич недолго думая явился к самой царице и говорит: «Давай паспорт и две тысячи прогонов, поеду на Дунай, покажу твоим командирам, как надо воевать. А то они на этом берегу топчутся, на ту сторону Дуная шагнуть боятся. Если скиня рукава воевать, народу сгубишь вдесятеро больше». — «Да и казну разоришь», — сказала Екатерина. А он ей: «А что им казна? Им выгоднее, чем ни дольше война: генералы на армию сами подряды берут, казну грабят…» — «Тише, тише ты, Александр Васильевич, еще кто услышит. Ну, поезжай в армию». Суворов взял паспорт, две тысячи прогонов и явился в армию прямо к Румянцеву. «Так и так, говорит, с царицей я беседовал. Ее величество желает, чтобы мы воевали сильно, крепко и скоро». — «Силы у нас мало, а у турок много», — отвечает Румянцев. «И с малой силой, сударь, при уменье можно делать великие дела». Нахмурился Румянцев, не любо ему такие слова слышать. «Хорошо, сударь. Вот вы нам и покажите, как надо с малыми силами действовать. Назначаю вас, генерал, наблюдать турок у крепости ихней Туртукая. Извольте туда ехать немедля и принять команду». Суворов стал стрелкой, руку к шляпе, повернулся, вскочил на коня и поскакал к Туртукаю.

Встретили мы Суворова честь честью: в барабаны били, из пушек палили, музыка играла, колокола звонили, попы молебен пели.

Видит Суворов — всё старые знакомые, надерганы роты из разных полков: астраханцы, ингерманландцы, суздальцы, гренадеры, карабинеры, казаки. Стоим без дела, комарье нас ест, лихорадка почти всех трясет. И его самого схватила — через сутки начала бить. Плохое дело!

Посчитал он нас. «По спискам больше должно быть». Мы ему объяснили: «Дело вам, Александр Васильевич, давно известное: коих побили в боях, кои от лихорадки померли. А на убитых да на умерших и жалованье и паек идет, командирам доход. Иных уж и кости в земле истлели, а их будто и кашей кормят и сапоги и мундиры новые на них шьют. А мы, хоть и живы, наги и босы». — «Нехорошее дело, — говорит Суворов. — Однако так ли, сяк ли, Туртукай надо брать. Много ль турок?» — «Да вшестеро против нашего». — «Что скажете, богатыри?» — спрашивает Суворов молодых. Те мнутся: «Маловато-де нас». Тогда он ко мне самолично: «Помнишь, что Первый Петр турецкому султану сказал? Объясни-ка молодым». А вот что, товарищи, было. Хвастал перед Петром турецкий султан, что у него бойцов несметная сила. И достал султан из кармана шаровар пригоршню мака: «Попробуй-ка, сосчитай, сколько у меня войска». Петр пошарил у себя в пустом кармане, достает одно-единственное зернышко перцу да и говорит: