Наталья Павлищева - Жанна д’Арк. «Кто любит меня, за мной!» Страница 29

Барон твердил другое – люди поступают так, как выгодно им самим. Жанна ужасалась: разве можно свою выгоду ставить выше воли Господа?! Жиль смотрел на нее и думал о том, какое же она дитя! Плачет над каждым убитым и раненым, совестит себя, если по ее недосмотру кто-то пострадал (кроме годонов, конечно), отвлекает огонь на себя, чтобы под него попало меньше других. Но главное, не может поверить в продажность и предательство. Вот этого Жиль боялся больше всего, боялся, что юную чистую душу продадут за тридцать сребреников!

Как же барон был прав в своих опасениях, именно так позже и случилось!

Спор Жиля де Ре и Жанны по поводу дальнейшего направления наступления разрешил сам дофин. Как всегда, после долгих сомнений и советов с епископом и шамбелланом.

Дофин сидел над шахматной доской напротив Жоржа де Тремуйля. Шамбеллан редко играл в эту мудреную, по его мнению, игру, но сегодня со скрипом согласился, правда, играл из рук вон плохо. Было заметно, что он очень озабочен.

Карл с любопытством исподтишка наблюдал за своим властным кредитором, чтобы Тремуйль потерял самообладание, должно было произойти что-то из ряда вон выходящее. Но дофину не нужно объяснять, что именно, не один Тремуйль, весь французский двор, даже вся Европа ошарашена успехами французов под предводительством Девы.

За игроками приглядывал и епископ Реймсский. Решался вопрос, что теперь делать с Жанной, Дева становилась слишком популярной, а это уже опасно. Монсеньор Реньо де Шартр прекрасно видел сомнения дофина и Тремуйля, он беспокоился и сам.

Пешка, пройдя все поле, как известно, превращается в ферзя. Как бы такого не случилось с Девой. Французы готовы носить ее на руках вместе с конем, по одному призыву тонкого голоска рвутся в атаку, не жалея своих жизней. Мало того, одно имя Девы способно приводить в трепет и годонов, свидетельство тому победа при Патэ. Казалось бы, дофину и его канцлеру епископу де Шартру только радоваться, а они в глубокой задумчивости. Военные успехи – это хорошо, только что Дева потребует за них? Пока не требовала ничего, даже от нового герба отказалась, оставила тот, что был на ее знамени. Но это пока.

Те, кто с рождения привык за любой шаг получать подачки, не могли представить, что рисковать жизнью можно и не ради денег или наград. Божественная воля – это, конечно, хорошо, но как бы не вышла потом боком эта помощь посланницы Господа. Дофин согласился отправить ее в Орлеан просто потому, что иного выхода уже не было и надежды уже тоже. Но за Орлеаном последовали Жаржо и Патэ, и о воинской доблести и неустрашимости Девы уже ходят легенды. Армия французов пополнилась множеством добровольцев, теперь она насчитывала больше двенадцати тысяч человек и росла день ото дня. Причем удивительно, но от дофина даже никто не требовал денег на содержание такого громадного числа воинов! Карлу бы радоваться, а он мучился сомнениями.

И сомнения эти были не его обычной нерешительностью, а… страхом. Дофин жаждал быть коронованным в Реймсе, чтобы иметь право называться королем Франции, но боялся, что после коронации Дева потребует от него чего-то такого, что он выполнить не сможет. И тогда обязательно начнется новая полоса страшных несчастий. Причем сам дофин не мог объяснить, каких именно требований Девы он боится и каких несчастий ждет.

Епископа пугала растущая популярность Девы, как бы эта святая не стала диктовать свою волю не только трусливому дофину, но и вообще всем. Попробуй возрази, если она победительница! И все же девчонка пока была нужна де Шартру, она не выполнила главного предназначения, не вернула Реймс Карлу, а самого де Шартра в Реймс. Вот выполнит, тогда можно будет убрать ее со сцены, заставив многочисленных почитателей Девы благодарить Господа (конечно, в лице Церкви и епископа) за милость, проявленную в деле изгнания годонов. Оставалось следить, чтобы поклонение Деве не перешло разумные, по мнению епископа, границы.

Чтобы не допустить этого, де Шартр уже принял свои меры, в каждой церкви на территории, подчиненной дофину, уже вещали о Божьей милости, явленной в виде Девы, вся заслуга которой только в выполнении Его воли. Это было правдой, но здесь же была своя ловушка. Любая неудача Девы теперь означала, что Господь от нее отвернулся! Пока епископ не слишком на этом настаивал, все же Деве предстояло еще брать Реймс, но подготовку провел. Теперь Деву можно было опорочить в любую минуту.

Но если дофина и епископа больше волновала популярность Жанны, то шамбеллана – намечавшийся поход на Реймс. Его владения лежали в противоположной от Шампани стороне, и сам Реймс Тремуйлю был совершенно ни к чему. А вот епископу и дофину необходим как воздух, потому что епископ без епископства ничто, и дофина в Реймсе Жанна обещала короновать.

Смешно верить посулам деревенской девчонки, но пока ей удавалось все, а для самого Карла главное в этот Реймс попасть, а там найдется кому короновать и без пастушки!

Каждый из троих присутствующих задумался о своем, а потому не только игра, но и разговор не клеился. По сути, мысли всех троих были об одном – Жанне и походе на Реймс.

Вечно сонное лицо Карла ничего не выражало. Епископ подумал о том, как дофин любит женщин, неужели вот с таким же сонным лицом? Недавно де Шартр попытался с помощью королевы Иоланты, тещи дофина, подсунуть Карлу красотку, способную разузнать о его намерениях. Из этого не вышло ничего хорошего, дофин использовал красавицу по назначению, но не больше. На попытку заговорить о планах на будущее холодно ответил, что с женщинами в постели дела не обсуждает. Вот тебе и соня!

Епископ все меньше верил сонному выражению лица дофина и его нерешительности тоже, подозревая, что это умелая игра. Де Шартр помнил, как однажды, случайно скосив глаза, в боковом зеркале увидел, как из-под маски всего на несколько мгновений вдруг выглянуло истинное лицо Карла. Это был совсем другой человек! Епископ никому, даже королеве Иоланте, не стал говорить о своем открытии, но с тех пор всегда его учитывал.

Толстые пальцы Тремуйля барабанили по краю столика с шахматной доской. Он якобы размышлял над следующим ходом, хотя в действительности над тем, как быть.

Епископ для себя уже все решил и придумал, как сделать поход на Реймс выгодным даже для загребущего Тремуйля.

– Ваше Высочество, позволю себе вернуться к прежнему разговору…

Тремуйль нахмурился, он еще раздумывает, а этот противный священник снова затянул свою песню! Но пришлось прислушаться, голос епископа слишком вкрадчив, как бы не заманил Карла туда, где для Тремуйля нет совсем никакой выгоды. Шамбеллан запыхтел сильнее, дофин сонного выражения лица не изменил.

– Конечно, поход на Реймс сопряжен со многими трудностями, но Шампань не поддерживает ни англичан, ни бургундцев…

– И при этом терпит их во многих замках, – вяло усмехнулся Карл. Может, он и разговаривал нерешительно и сонно, но соображал быстро. Тремуйль, если дело не касалось напрямую его выгоды, так не успевал.

Пальцы епископа быстро перебрали несколько камешков нефритовых четок, он старался скрыть удовлетворение – разговор пошел в нужном ему русле.

– Замки пришлось бы брать штурмом, но, к счастью, у нас есть прекрасный переговорщик – сир де Тремуйль.

Рука Тремуйля застыла над шахматной фигурой. Епископ мысленно усмехнулся: если бы толстые уши шамбеллана могли двигаться, они встали бы торчком. Карл тоже вскинул свои большие, затянутые поволокой глаза. Де Шартр продолжил:

– Вовсе не обязательно все крепости штурмовать, а потом разорять. Многие предпочтут договориться. Мсье де Тремуйль сумеет убедить их уступить миром.

О, это был бальзам на душу шамбеллана! Лучшего подарка епископ сделать не мог! Будь Тремуйль хоть чуть благодарней, он расцеловал бы де Шартра, но уж этой чертой шамбеллан никогда не отличался. Его мысль вовсю работала, прикидывая возможную выгоду.

Договориться с городом, чтобы его не осаждали, а потом не грабили… Это будет стоить горожанам кругленькой суммы! Конечно, деньги пойдут в кошель самого Тремуйля, с Карла хватит и того, что не придется штурмовать.

Шамбеллан был готов отправиться в Реймс уже завтра, и то только потому, что сегодня поздно, на улице почти ночь. Прикидывая будущую выгоду, он сделал совершенно нелепый ход, пожертвовав коня и дав возможность дофину поставить ему мат. Но уж это волновало Тремуйля меньше всего!

Карл вскинул на епископа глаза, и сквозь привычную сонную дурь де Шартр увидел довольный блеск, дофин взглядом благодарил его.

Интересы троих сошлись, Париж был не нужен ни одному из них, а потому решено наступать на Реймс!

Приняв решение, Карл, как всегда, засомневался снова. Но причина этих сомнений была гораздо глубже, чем думал епископ. Дофин снова был во власти опасений: стоит ли короноваться вообще, тем более из рук этой чокнутой. Карл вспоминал ее счастливое лицо, когда обещала скоро короновать в Реймсе, чтобы он потом мог сам освободить остальную Францию от годонов. Дофин был рад ее военным успехам и готов короноваться, но освобождать… Как она себе это представляет? Король должен ехать, как она, во главе походной колонны или вообще бежать в атаку со знаменем, рискуя быть убитым шальным снарядом или взятым в плен?! Да и просто разъезжать по полевым лагерям Карл не собирался. Легко сказать «освободить»! Прошли те времена, когда короли сами себе добывали победы в бою, теперь для этого есть маршалы, капитаны, простые воины. Но, кажется, этого Дева не понимала, она горела желанием видеть во главе войска самого будущего короля!