Книга утраченных имен - Кристин Хармел Страница 29

– Он не вернется, – сказала мамуся, наблюдая за тем, как меркнет свет. – Он умрет там.

– Нет, – возразила Ева. Она вспомнила слова Реми и подумала, не солгал ли он ей. Могут ли отобрать для работ пятидесятидвухлетнего мужчину, или для этого дела возьмут тех, кто моложе и сильнее? Не сказал ли ей Реми то, что она хотела от него услышать? – Нет, – повторила она, уже не веря своим словам. – Татуш сильный. Он вернется.

Мамуся покачала головой. Когда она наконец отвернулась от окна, ее лицо было бледным, а губы сжаты так сильно, что их почти не было видно. – Ты обещала привезти его ко мне.

Вина острой стрелой впилась в сердце Евы.

– Я старалась.

– Ты опоздала.

Ева опустила голову:

– Прости меня.

– Ты подвела его. – Последовала пауза, но продлилась она всего несколько секунд, а затем низкий скорбный вой разорвал тишину. Это был отчаянный крик раненого животного, но исходил он от ее матери, лицо которой исказилось гримасой боли.

– Мамуся! – прошептала Ева и подбежала к ней, но пальцы матери вдруг изогнулись, словно когти, она зарычала и попятилась назад. Вопль становился все громче и громче, и Ева зажала уши, а мамуся упала на колени и зарыдала, закрыв глаза. Ее голос был подобен первобытной песне скорби, он ранил Еву, как острый нож. – Мамуся! – снова попыталась обратиться к ней Ева, но ее мать уже пребывала в своем мире.

Ева не слышала, как вошла мадам Барбье, но внезапно она оказалась рядом и положила свои сильные руки на плечи Евы.

– Пойдемте. Переночуете в фойе, – сказала она твердым и спокойным голосом. – Я позабочусь о вашей матери.

– Но я не могу ее оставить!

Снова раздался вой, оглушительный разрывающий сердце вопль.

– Вы должны. Предоставьте это мне. – Мадам Барбье уже подошла к мамусе и крепко обняла ее. Тело мамуси обмякло, и она позволила мадам Барбье прижать себя к ее пышной груди. – Вы сделали все, что могли, моя дорогая, – пробивался сквозь крики мамуси голос мадам Барбье. – Теперь вам нужно отдохнуть. Ступайте. Я дам вашей матери чего-нибудь успокоительного.

Наконец Ева попятилась и вышла из комнаты. Она знала, что не сможет уснуть, однако все равно расположилась на диване и закрыла глаза, позволяя призракам из Дранси мучить ее в темноте.

На следующее утро Ева проснулась рано от запаха настоящего кофе. Она приоткрыла глаза и на мгновение подумала, что, должно быть, все еще спит. Она не ощущала этого запаха с начала оккупации; кофейные зерна, как и многое другое, исчезли из повседневной жизни. Ева не помнила, как заснула вчера, но чувствовала себя даже отдохнувшей, когда поднялась с дивана и пошла на запах кофе, на кухню. Там мадам Барбье, что-то напевая себе под нос, разливала кофе в белые фарфоровые чашки.

– Доброе утро, – сказала мадам Барбье, не оборачиваясь. – К сожалению, у меня нет молока, зато есть немного сахара, если хотите.

– Но… где вам удалось достать кофе?

– У меня оставалось немного в погребе, сохранила его для особых случаев. – Она наконец-то повернулась к Еве и протянула ей чашку с дымящимся темным напитком. Ева глубоко вдохнула исходивший от него аромат. – Мне кажется, вам с матерью сегодня утром нужно взбодриться.

– Спасибо вам. – Еве показалось, что ее слова звучат как-то неуместно, поэтому она просто стояла с неловким видом, держа в руках чашку.

– Пейте, дитя мое, – сказала мадам Барбье. – Пейте, пока кофе не остыл. – Она подняла свою чашку, словно хотела сказать тост, а потом они с Евой встретились взглядами поверх ободков своих чашек.

– Простите, – сказала Ева, опуская чашку на блюдце и чувствуя, как тепло разливалось по груди, а кофеин побежал по венам. – За прошлый вечер.

– Ну что вы, милая, вам не за что извиняться.

– Но я не знала, как ей помочь.

– Никто этого не знает. Тем более в вашем состоянии.

– Но вы…

– Дала ей пилюлю. Иногда человеку нужно просто поспать. У меня осталось несколько штук с тех времен, когда я потеряла мужа.

Мадам Барбье похлопала ее по плечу и дала вторую чашку, и Ева заметила сострадание в ее глазах, которое тут же растворилось в ней вместе с кофеином.

– Возьмите и отнесите это своей матери. Она уже должна проснуться.

Мадам Барбье оказалась права – когда Ева вошла в комнату, мамуся сидела на кровати. Ее волосы были спутаны, а под глазами полумесяцами черной тоски залегли глубокие тени.

– Мамуся? – осторожно спросила Ева.

– Ева. – Голос мамуси звучал бесстрастно, но глаза ее ожили. Она снова стала похожа на себя прежнюю.

– Мадам Барбье сварила немного кофе. – Ева подошла к ней на несколько шагов и протянула чашку. Мамуся взяла ее, глубоко вдохнула аромат, а затем поставила чашку на прикроватную тумбочку. Ева подошла к кровати и присела на краешек. Она протянула руку и дотронулась до руки мамуси, но та отпрянула, что огорчило Еву.

– Я… прости меня, мамуся. Я так жалею о том, что не смогла сделать большего.

– Ты сделала все, что могла. Я не должна была винить тебя. – Мамуся посмотрела в окно. – Я просто не могу себе представить, что он где-то далеко. В таком ужасном месте. – Ее голос сорвался, и она смахнула слезу. – Что мы будем делать?

– Мы должны выжить, – сказала Ева. – И мы будем ждать его возвращения.

Мамуся вздохнула:

– Ты оптимистка. Как и твой отец. Но смотри, что с ним стало.

– Мамуся…

– Нет, мое солнышко. Я не хочу сейчас слышать слова надежды. Что бы ты ни говорила, это уже ничего не исправит.

Ева опустила глаза. Ее кофе остыл. У нее свело живот от чувства вины, сожаления и от желудочной кислоты.

– Они стирают нас из жизни, а мы им в этом помогаем. – Голос мамуси был по-прежнему бесстрастным, лишенным каких-либо эмоций. – Он же сам открыл им дверь, не так ли? Отец сдался без боя. И посмотри на нас. Мы даже не носим больше его фамилию. Мы расстались с ним меньше недели назад и, выходит, уже отреклись от него?

– Но, мамуся, я…

– Что будет, когда они придут и за нами? И отвезут нас на восток? Кто о нас вспомнит? Кому будет до нас дело? Благодаря тебе от нас не останется даже имен.

У Евы хватило сил лишь помотать головой. Неужели ее мать права? И они исчезнут, как пыль, уносимая ветром с земли? Но как она может этому помешать?

В тот самый момент в ее голове зазвучал голос Реми. «Приходите завтра в церковь. Мы что-нибудь придумаем». Смогут ли они вдвоем действительно оказаться полезными? Ведь ради этого им придется остаться в Ориньоне и не предпринимать попыток перебраться через швейцарскую границу.

А с другой стороны, могла ли она и дальше оставаться в стороне и сидеть сложа руки? Разве не так поступало большинство граждан Франции? Разве не так поступал почти весь мир, пока евреи постепенно вымирали