Ханкерман. История татарского царства - Юрий Манов Страница 29

Поход был удачен, вечевой колокол – символ республиканского устройства – был перевезен из Новгорода в Москву и повешен на колокольне Успенского храма. Главный идеолог боярской смуты Марфа-посадница тоже была отправлена в Москву, где содержалась в особой великокняжеской тюрьме. После этого многие московские бояре получили земли под Новгородом, а новгородские «господа» переселены в мещерские пределы «с селами и деревнями». Касимовские татары без смущения навещали вотчины новых соседей.

Врачебная ошибка?

В 1838 году на полках книжных лавок России появился роман под названием «Басурман». Автор – И. И. Лажечников, уже ставший известным благодаря своему роману «Ледяной дом» о временах правления Анны Иоанновны. Заметьте, в свет еще не вышли «Граф Монте-Кристо» и «Три мушкетера» Дюма, а в России уже процветал жанр исторического авантюрного романа. Но в нашем повествовании важно, что Лажечников подробно описал московские события 1485 года, и одним из героев тех событий стал касимовский царевич Даньяр, участвовавший в московском походе на Тверь, закончившемся присоединением Тверского княжества к Москве.

За основу романа автор взял короткую запись из хроник: «Врач немчин Антон приехал (в 1485) к великому князю; его же в велице чести держал великий князь; врачева же Каракачу, царевича Даньярова, да умори его смертным зелием за посмех. Князь же великий выдал его «татарам»… они же свели его на Москву-реку под мост зимою и зарезали ножем, как овцу».

У Карамзина факт этот приведен в несколько иной трактовке: «…в 1485 году другой врач, Немец Антон, лекарствами уморил Князя Татарского, сына Даниярова: он был выдан родным головою и зарезан ножом под Москворецким мостом, к ужасу всех иноземцев».

Лажечников, творя в духе исторического романтизма, наделил «немецкого лекаря Антона» благородным происхождением и привлекательной внешностью, влюбил его в дочь русского боярина Хабара Симского – невесту касимовского царевича Каракачи. По сюжетной линии неуемный и дерзкий царевич Каракача в юношеском задоре свалился с лошади, сильно расшибся. Верный врачебному долгу Антон берется лечить соперника. И очень успешно, больной быстро поправляется. Но недруги Антона из властительных мерзавцев затевают подлую интригу, вместо лекарства царевичу подсунули яд. Каракача яд принял и помер, безутешный Даньяр рыдает над бездыханным телом. Врача-вредителя отдают татарам, те волокут его под мост Москвы-реки и отрезают благородную

Возможно, все так и было, но точных данных, что Каракача был сыном Даньяра, нет. В хрониках он назван именно князем, или карачой, то есть – визирем, ближайшим сановником салтана Даньяра. И залечил его иноземный лекарь до смерти «зельем» намеренно, за насмешки над собой.

Касимовские татары в романе «Басурман» показаны, как народ буйный, шумный и своевольный, однако отмечено, что Иван III выделял царевича Даньяра и всячески был к нему расположен. Легшая в основу романа хроникальная запись о лекаре стала последним упоминанием имени царевича Даньяра. Неизвестно, насколько он пережил своего Каракачу. Современные энциклопедии определяют дату его смерти 1486 годом и связывают со вторым казанским походом.

И хотя ближайшие родственники Касима оставались в Казани, после смерти Даньяра на касимовский престол был призван наследник… из Крыма.

Сказ 4. Трофей Одноглазого

Год 1471 от Р. Х. или 876 год от Хиджры.

Новгородский поход

Летом пошел слух по касимовским юртам: поход! Поход!!!

Хакан урусов Иван на войну собирается, идет на мятежный Новоград, салтана Даньяра с собой в поход зовет. Все разговоры теперь только о походе, прежде сонные юрты теперь больше похожи на растревоженные муравейники, все суетятся, обсуждают что-то, к походу готовятся.

Плохо спал той ночью Ибрагим, переживал, боялся, возьмет ли его в поход улан Исса, а вдруг оставит в юрте? Кого-то оставить непременно нужно, семьи и стада так просто не бросишь. Бакшиш бы ему дать, чтобы взял в поход обязательно, да нету ничего ценного у бедного Ибрагима кроме седла, купленного на базаре, да монеты отца. Серебро он за три года проел, а нового почти не заработал. Остается Гривастая. Но Гривастую он не отдаст никому, ни за что!

С самого утра потянулись к окским бродам под Касим-градом разные казаки из юртов с правого, степного берега. Все больше кыпчаки, но и ногайцы мангытовы встречаются, и прочие из Темникова, из Кадома, из Елатьмы… С завистью смотрит на них Ибрагим, их-то уже точно позвали в поход, а его?

Но вот улан Исса после краткого совета с братьями велел своему юрту собраться. Вышел к очагу и объявил, что братья на юрте и останутся, потому как семейные, а с ними еще один казак, что приболел. В помощь им придется пару мишарей с посада нанять – скот пасти. Остальные все в поход пойдут, а кто не готов, тот может остаться.

Остаться никто не пожелал, все казаки готовы в поход хоть сейчас. Улыбки на лицах, будто ураза-байрам! После обеденного намаза Исса попрощался с женами, обнялся с братьями, погладил по головам детишек и, сев на кобылу, повел свой юрт к переправе. Сегодня Ибрагим попал на другой берег, не замочив ног, – на канатном пароме. По приказу салтана всех перевозили бесплатно.

Перед общим смотром под стенами Касим-града свои отряды смотрели Даньяровы карачи. Карача Хасан проехал вдоль строя, придирчиво разглядывая своих воинов, около Ибрагима чуть задержался. Как всегда, узнал – у кого еще повязка на глазу? По странной традиции, которую понимали только он и Ибрагим, посмотрел ему на ноги. Вполне справные сапоги, только уж больно длинноносы. Зато не босой! Коротким кивком оценил седло, подмигнул и поехал дальше.

Наутро войско, готовое к походу, выстроилось и замерло в ожидании, когда салтан Даньяр отдаст приказ отправляться в путь.

Салтан, статный воин, не торопился. Он спешился, глядя в небо. Там парил всем знакомый ворон Хасан. Протянув вверх мясо в руке, Даньяр свистом позвал ворона.

Хасану двух приглашений не надо – он стремительно снизился и очутился на утоптанной лошадьми земле прямо перед касимовским салтаном.

– А ну-ка, скажи, чего жду! – Салтан Даньяр подразнил ворона куском свежего мяса.

– Кар! – проорал ворон.

– Нет, Хасан, ты скажи, как учили, – смеясь, потребовал салтан.

Ворон подумал, вдруг расставил крылья, выпучил глаза и прохрипел, «как учили»:

– Кар-р-рар!!!

Татарское войско разразилась хохотом, и громче всех, до слез смеялись