Василий Шукшин - Любавины Страница 3
- Категория: Проза / Историческая проза
- Автор: Василий Шукшин
- Год выпуска: неизвестен
- ISBN: нет данных
- Издательство: неизвестно
- Страниц: 109
- Добавлено: 2018-12-22 18:05:01
Василий Шукшин - Любавины краткое содержание
Прочтите описание перед тем, как прочитать онлайн книгу «Василий Шукшин - Любавины» бесплатно полную версию:В романе Любавины (1965 г.) Шукшин показал историю большой семьи, тесно сплетенную с историей России в 20 в. – в частности, во время Гражданской войны.
Василий Шукшин - Любавины читать онлайн бесплатно
– Ты чего? – не выдержал тот.
– Денюжки проехали, а не почта, – тихо сказал он. – Они их в железном ящике возют. Ночью покормются – назад поедут.
Кондрат прищурил глаза. Отец искоса смотрел на него. Ждал.
– Кусаются такие денежки, – сказал Кондрат, не глядя на отца.
Емельян Спиридоныч задумался. Смотрел вперед хмуро.
– Тц… У людей как-то получается, язви тя.
Кондрат молчал.
– Тут бы те сразу: и жеребец, и по избе нашим оболтусам.
Кондрат понукнул воронка. Емельян Спиридоныч снова полез в воротник. Вздохнул.
– Это Иван Ермолаич, покойник, – тот сумел бы.
– Кто это?
– Дядя мой по матери. Тот сумел бы. У его золотишко не переводилось. Лихой был, царство небесное. Сгинул где-то в тайге.
Больше не разговаривали.
– 5 -
В баню пошли втроем: Николай Колокольников – хозяин, у которого остановились приезжие, и Платоныч с Кузьмой.
Николай, широкоплечий, кряжистый мужчина с красным обветренным лицом, недавно вернулся из уездного города. Навеселе. Где-то хватил дорогой с мужиками.
Он сразу разговорился с Платонычем, заспорил: стал доказывать, что школа в деревне не нужна и даже вредна.
– Да почему?!
– А вот… так. Я по себе знаю. Как задумаешься иной раз: почему, к примеру, от солнца тепло, а от месяца – нет? Или: где бог сидит?…
Клавдя фыркнула (из-за нее, собственно, и начался спор. Платоныч спросил, умеет она читать или нет) и, мельком глянув на Кузьму, кокетливо ввернула:
– На небесах.
Отец накинулся на нее:
– Да небеса-то… эт что, по-твоему? Это же нормальный воздух! Попробуй усиди на ем. А если б небеса, скажем, твердые были, то как тогда через их звезды видать? Ты через стенку много видишь? Что?
Считая, что против таких доводов не попрешь, Николай повернулся к квартирантам:
– Об чем я говорил? А-а… про месяц.
– А у попа спрашивал, где бог сидит?
– Спрашивал. «В твоей, – говорит, – глупой башке он тоже сидит». У нас поп сурьезный был.
Поспорили еще о том, нужно земле удобрение или нет. Николай твердо заявил, что нет. Навоз – туда-сюда, а что соль какую-то привозят некоторые, это от глупости. И от учения, кстати.
Пошли в баню. Разделись при крохотном огоньке самодельной лампочки. Николай окупнулся и полез на полок.
– Ну-ка бросьте один ковшичек для пробы.
Платоныч плесканул на каменку. Низенькую баню с треском и шипением наполнил горячий пар. Длинный Кузьма задохнулся и присел на лавку…
На полке заработал веником Николай. В полутьме мелькало его медно-красное тело; он кряхтел, стонал, тихонько матерился от удовольствия… Полок ходуном ходил, доски гнулись под его шестипудовой тяжестью. Веник разгулялся вовсю. С полка валил каленый березовый дух.
Кузьма лег плашмя на пол, но и там его доставало, – казалось, на голове трещат волосы. Худой, белый, со слабой грудью, Платоныч отполз к двери, открыл ее и дышал через щель.
– M-м… О-о! – мучился Николай. – Люблю, грешник!
Наконец он свалился с полка и пополз на карачках на улицу.
– Ну и здоров ты! – с восхищением заметил Платоныч.
Николай, отдуваясь, ответил:
– У нас отец парился… водой отливали. Кха!… Насмерть заходился.
– Зачем так? – не понял Кузьма.
Николай не сумел ответить – зачем.
– Поживешь, брат, – узнаешь.
Уходили из бани по одному. Первым – Кузьма.
Вошел в избу и лицом к лицу столкнулся с Клавдей. Она была одна.
– Скидай гимнастерку, ложись вон на кровать, отдохни, – сказала без дальних разговоров.
Кузьма растерялся: под гимнастеркой у него была рубаха, а рубаха эта… того… не первой свежести.
– Ладно, я так посижу. Сейчас отец твой придет, ему обязательно надо отдохнуть. Он там чуть не помер.
Клавдя подошла совсем близко, заглянула в его серьезные, строгие от смущения глаза.
– Ты чего такой? Как теленочек. Ты ведь – парень. Да еще городской, – она засмеялась.
Тонкие ноздри маленького ее носа вздрагивали. Смотрела серыми дерзкими глазами ласково, точно гладила по лицу ладошкой. Рубец у Кузьмы маково заалел. Парень начал соваться по карманам – искать табак. Смотрел мимо девушки в окно, глупо и напряженно. Он понимал, что нужно, наверно, что-нибудь сказать, и не находил, мучительно не находил ни одного слова.
В сенях звякнула щеколда. Клавдя упружисто повернулась и пошла в горницу.
Кузьма сел на скамейку, прикурил, несколько раз подряд глубоко затянулся.
Вошла Агафья. За ней шумно ввалился Николай.
– Квасу скорей! – он был в одних кальсонах. Литое раскаленное тело его парило. Приложился к крынке с квасом и осушил до дна.
– Фу-у… Во, парень, какие дела! – сказал он Кузьме, вытирая тыльной стороной ладони мокрые губы. – Хорошо у нас в деревне! Сходил в баню… – он завалился на кровать, свободно, с подчеркнутым наслаждением раскинул руки. – Пришел домой – и сам ты себе голова. Никто над тобой не стоит. Так?
– А в городе кто стоит?
– Ну в городе… Вы сами откуда?
– Из-под Москвы.
– Из рабочих?
– Да.
– Хорошо получали?
– Ничего.
– Так. А зачем к нам?
Кузьма ответил не сразу. Была у него одна слабость: не умел легко врать. Обязательно краснел.
– Нужно, – сказал он.
Николай улыбнулся.
– Ты не из трепачей… А скажи… этот Платоныч, он партейный?
– Да.
– Толковый старик, видно. Глянется вам Сибирь-то наша?
Кузьма погасил о подошву окурок, отнес его в шайку, неохотно и кратко пояснил:
– Мы знаем ее.
– Как?
– Я в Бомске родился, а дядя ссылку отбывал там же… недалеко.
Николай даже приподнялся на локте, с интересом посмотрел на парня.
– Во-он он, значит, из каких! И много отбарабанил?
– Девять лет.
– То-то он такой худенький старичок, – вмешалась в разговор Агафья. – А у тебя мать-то с отцом живые?
– Нет. Померли. Здесь же.
– Они что, тоже сосланные были? – опять приподнялся Николай.
– Тоже.
– Сколько ж тебе было, когда без них остался?
– Года два, что ли.
– Дядя тебя и подобрал?
– Ага.
Замолчали. Агафья жалостливо смотрела на Кузьму. Николай глядел в потолок, нахмурившись. Кузьма листал искуренный наполовину численник.
Пришел Платоныч. Распаренный, повеселевший… Близоруко сощурившись (без очков он был трогательно беспомощный и смешной), нашел глазами хозяйку.
– Хоть за баню и не говорят спасибо, но баня, надо сказать, мировая.
Николай встал с кровати.
– Ляг, отдохни, Платоныч.
– Лежи, – махнул тот рукой, – я не имею привычки отдыхать.
Николай снял с гвоздя брюки, долго шарил в карманах.
– Братца моего раскусили или еще нет? – спросил он.
– Как раскусили?
– Что он за человек?
– Нет. А что?
– Ну, узнаете еще… – Николай беззлобно, даже с некоторым восхищением, усмехнулся, тряхнул головой. – Попер в председатели! Работать не хочет, орясина. Он смолоду такой был – все норовил на чужом хребту прокатиться.
Николай вытащил наконец несколько бумажек, протянул жене.
– Сбегай, возьми. Мы откупорим… со знакомством.
Платоныч кашлянул, сказал просто:
– Дело такое, Николай, мы не пьем. Мне нельзя, а он… ему рано.
Агафья благодарно посмотрела на старика, быстренько спрятала деньги в шкаф.
– Ну, после бани, я думаю, можно… По маленькой? – просительно сказал Николай.
– Нет, спасибо.
Николай крякнул, посмотрел на жену: деньги в надежных руках. Она их уже не выпустит – не тот случай. Он только теперь сообразил, какого свалял дурака. Стоял посреди избы со штанами в руках – огромный, расстроенный. Тяжело глядел на свою ловкую половину. Та как ни в чем не бывало собирала на стол ужинать. Платоныч и Кузьма невольно рассмеялись.
– Не тоскуй, Микола, – сказал Платоныч.
Николай крепко, с шумом потер ладонью небритую щеку. Признался:
– У меня теперь голова три дня не будет работать. Какую я ошибку допустил, мать честная! – он запрыгал на одной ноге, попадая другой в штанину. – Главное – сам же… свернул трубочкой и сунул под хвост. Затемнение какое-то нашло.
– Все тебе мало, душа сердешная. Трубочкой он свернул! – обиделась Агафья.
Николай повернулся к ней, строго сказал:
– Пока не разговаривай со мной. Не волнуй зазря.
Поужинали. Клавди не было. Кузьма вылез из-за стола, поблагодарил хозяев, пошел на улицу покурить.
В сенях, в темноте, его вдруг коснулось что-то мягкое, и в ухо горячо дохнули:
– Выходи на улицу
Кузьма даже сморщился – так больно и сладко сделалось в груди.
Во тьме тихонько засмеялись, прошумели легкие шаги, открылась дверь в избу… В светлом квадрате мелькнула маленькая аккуратная голова, и дверь закрылась.
Кузьма вышел на крыльцо, сел на ступеньку… Сдавил голову руками и сказал вслух с тихим ужасом, счастливо:
– Елки зеленые!
Встал, пошел в избу.
Платоныч разговаривал с Николаем. Агафья убирала со стола.
Кузьма на мгновение задержался у порога, потом быстро снял с вешалки свой кожан, шапку и, не глядя ни на кого, вышел. Платоныч сделал вид, что не заметил этого. Хозяева действительно не заметили.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
-
Очень хочу прочитать эту книгу