Наталья Павлищева - Дом Счастья. Дети Роксоланы и Сулеймана Великолепного Страница 3

У Лютфи-паши было больше власти, у Рустема-паши острей язык, оба султанские зятья – один женат на сестре Повелителя Шах-Хурбан, второй на любимой дочери Сулеймана принцессе Михримах. Между двумя зятьями в Диване стоял второй визирь Хадим Сулейман-паша, но что он мог, если сам Повелитель молча наблюдал за стычками своих визирей?

Но сгубило Лютфи-пашу не противостояние с мужем Михримах, а излишнее рвение в вопросах нравственности.

После экономических задач Великий визирь озаботился соблюдением законов шариата в столице и с ужасом выяснил, что жители, причем не только гяуры, но и правоверные нарушают эти законы на каждом шагу! Они пьянствовали и прелюбодействовали, жены изменяли мужьям, а мужья пользовались услугами продажных женщин! Невиданное святотатство!

Великий визирь занялся выкорчевыванием, буквально выжиганием скверны.

Жители Стамбула смотрели, как горят в море суда, привезшие в трюмах лучшие вина, причем горели вместе с экипажами, словно моряки были виноваты в том, что их зафрахтовали именно для такой перевозки. Самим пьяницам вместо вина заливали в их жадные глотки расплавленный свинец.

Неверных супругов преследовали еще жестче, мужчин кастрировали прямо на улицах, а женщин зашивали в кожаный мешок и отправляли на дно Босфора.

Стамбул захлебнулся в криках боли и ужаса, люди стали бояться выйти вечерами на улицу, опасаясь быть обвиненными в прелюбодеянии, в гости больше не ходили, чтобы не получить порцию свинца в горло, трупы казненных без суда валялись на улицах неделями, распространяя страшное зловоние.

Сначала остряки посмеивались, что Лютфи-паша просто мстит другим за то, что сам ничего не может. Действительно, у них с Шах-Хурбан за пятнадцать лет брака родились всего две дочери, гарема султанскому зятю не полагалось. А у предыдущего Великого визиря старого Аяза-паши люльки гарема всегда были полны, тот оставил после себя более ста двадцати отпрысков, султан даже забирать в казну его состояние после смерти не стал, как делали обычно, все оставил наследникам…

И вино Лютфи-паша тоже не пил из-за болезни желудка.

Но довольно скоро Стамбул возмутился. Конечно, законы шариата правоверные должны соблюдать неукоснительно, но не так же расправляться с нарушителями, наказание действительно было расправой, а не наказанием.

Неизвестно, чем бы все закончилось, возможно, бунтом, но Лютфи-паша переусердствовал не только с расплавленным свинцом и кожаными мешками. В порыве особого рвения он поспешил доложить султану о проделанной работе и к подробному описанию приложил длинный список местных проституток, которых советовал Повелителю попросту уничтожить.

От немедленного уничтожения самого пашу спасло только то, что доложил не сам, да и дома, куда взъяренный Сулейман примчался к нему лично, визиря не оказалось. Перепуганная Шах-Хурбан не знала, что и подумать.

Сулейман лишь прошипел сестре в лицо:

– Угомони своего мужа!

Когда деятельный супруг появился дома, Шах-Хурбан это же прошипела ему в лицо:

– Угомонись!

Султанская сестра не просто женщина, единственный мужчина, на которого она не посмела бы повысить голос, – сам Повелитель, остальные были ниже ее по положению. Потому визирь должен был смиренно выслушать совет супруги, даже данный таким тоном, и обещать поступить, как сказано. Но Лютфи-паша, только что лично приказавший отправить в Босфор трех женщин, посмевших ему перечить, забыл, кто перед ним, и попросту накинулся на жену с кулаками, крича, что все женщины одинаковы и все они исчадье ада.

На крики Шах-Хурбан сбежались слуги, которым с трудом удалось оттащить взбесившегося защитника чистоты поведения правоверных от его супруги. Евнухи не верили своим глазам: визирь поднял руку на сестру Повелителя?! Да, Повелитель относился к Шах-Хурбан не так тепло, как к Хатидже Султан, но и сама Шах не такова, она мужа не простит.

Шах-Хурбан бросилась к брату в слезах, прозвучало слово «развод».

Повелитель разрешил оскорбленной женщине вернуться в гарем и развестись с ненормальным мужем. Ему и самому надоела излишняя старательность Лютфи-паши. Как бы ни был тот умен, его ум не подсказал границы приемлемого поведения. К чему такой Великий визирь султану Османской империи?

Шах-Хурбан рыдала в отведенных ей комнатах, служанки бегали взад-вперед, принося то розовую воду, то соли, то сладости, чтобы успокоить госпожу. Первый час султанская сестра плакала просто от обиды, что какой мужлан посмел поднять на нее руку, потом от того, что об этом знают все. Из-за мерзкого дурака теперь каждая рабыня в гареме сможет пусть не сказать, но подумать, глядя ей вслед: «Вот женщина, которую побил муж».

Потом она задумалась о том, как жить после развода. По правилам сестра султана должна вернуться в гарем. Вот тут Шах-Хурбан пожалела о том, что погорячилась. В гареме она невольно попала под начало ненавистной ей Хуррем. Шах была сама себе хозяйка и никак не думала, что ей придется кому-то пусть не подчиняться, но хотя бы прислушиваться. Где жить, в каких комнатах? Сама Роксолана к тому времени уже перебралась в Новый дворец, а Старый стоял полупустой и не очень ухоженный. Но чтобы получить комнаты и там, нужно спросить у Хуррем.

Конечно, султанша ни в чем не смогла бы отказать, но просить у той, которую презираешь?!.. Да и прозябать в Старом дворце, когда проклятая ведьма живет в Топкапы? Пощечина Лютфи-паши была минутным оскорблением, а это оскорбление на всю жизнь. Сидеть в пропахшем гарью после пожара дворце вместе с отставными одалисками словно старухе? О, нет! И замуж снова не выйдешь, ей уже тридцать второй год, да и не за кого.

Кто станет новым Великим визирем? Наверняка противный босняк-выскочка, угодивший из конюхов в султанские зятья.

Как же она не сдержалась? Могла пожаловаться на мужа брату, потребовать приструнить его, отставить с поста, но не разводиться, чтобы не выставлять себя посмешищем, особенно перед этой ведьмой.

Слезы закончились, наступило время хорошенько подумать, причем подумать быстро. Шах-Хурбан могла быть гневной, даже бешеной, при желании могла сама исцарапать Лютфи-паше лицо и наставить синяков, но сейчас синяк расплывался у нее под глазом. Жизнь казалась конченной.

Что ее ждет после развода, которого теперь не избежать? Постылая жизнь старухи в гареме да еще и под рукой Хуррем? Только не это! Вернуться к мужу? Но это значило позволить смеяться над собой всем. Разведясь же, Шах поневоле будет жить у брата, потому что в их доме останется бывший муж. Попросить Повелителя казнить супруга? Но тогда для нее, как для вдовы, возможны два пути – действительно жить в Старом дворце с состарившимися одалисками или снова выйти замуж.

Шах-Хурбан хороша, и ее тридцать два года только добавили женской прелести, но кто рискнет просить руки султанской сестры, зная, что может последовать за предыдущим мужем? Можно, конечно, приказать какому-нибудь паше жениться, но в любом случае это будет визирь, стоящий в Диване ниже выскочки Рустема-паши, а сознавать, что ты замужем за простым пашой, когда даже Михримах за визирем, несносно.

Сестра султана знала, что сумеет вытащить на вершину власти любого, сумела же сделать это с Лютфи-пашой, но для этого требовалось время, а сейчас-то что делать? Шах не из тех, кто сидит и ждет развития событий, если нужно, она могла бы и унизиться, правда, не перед роксоланкой. Унижаться перед рабыней, даже ставшей султаншей, значило потерять уважение к самой себе. И она решилась…

Роксолана почувствовала даже злорадное удовольствие от того, что надменной Шах-Хурбан придется хотя бы просто обратиться к ней, не к Повелителю же пойдет? Но Шах пошла к брату, надеясь получить не просто место в гареме, а главное место. По неписаным правилам гаремом управляла сестра султана, если она была не замужем, а валиде уже умерла. Шах-Хурбан решила отнять это место у Хуррем. Хуррем ни к чему гарем? Ну и пусть живет в Топкапы, гарем-то остался в Старом дворце. И сестра султана, став главной женщиной гарема, сумеет вдохнуть в него жизнь.

Вовсе не заботы о самом гареме двигали Шах-Хурбан, и не сострадание к не нужным никому одалискам, которым оставалось скучать и злословить. Она хотела стать главной, да и по неписаному закону именно ей полагалось возглавить Старый дворец, потому что Хатидже Султан, которая была старше, уже умерла, а ставить во главе женского сообщества жену неприлично.

Но и не ради репутации султана и даже не ради помощи ему в трудном вопросе жаждала власти Шах, эта власть могла дать ей не только деньги и возможность командовать огромным штатом прислуги и одалисок, но покупать новых красавиц для султана. После смерти валиде гарем заброшен, нерешительная Хатидже, еще и сраженная казнью своего мужа, не смогла противостоять Хуррем, и отдала власть без боя.

Шах-Хурбан взять эту власть после смерти матери просто не могла, она была замужем и имела свой дом. А теперь? Неважно, будет ли казнен Лютфи-паша или его просто пожурят, но Повелитель обязательно согласится на их развод, значит, Шах-Хурбан сможет вернуться в гарем. Зря Хуррем надеется, что она придет просить милостиво разрешить занять какие-то комнаты или взять на содержание своих слуг. Нет, Шах придет хозяйкой, как положено сестра Повелителя!