Виктор Карпенко - «Вставайте, братья русские!» Быть или не быть Страница 3

– Я с сотней гридей пойду к Новугороду. Вы же, – обвел он взглядом бояр, – с оставшимися воями здесь останетесь. Предадите земле убиенных.

– Дозволь, князь, – из толпы ближних бояр выступил Яромир Глебович. – Здесь нам до тепла не управиться. Уже ноне дышать нет сил, а солнышко пригреет – совсем беда…

– Вижу, – оборвал боярина Ярослав. – По пути всех встречных сюда направлять буду. А приду в Новград, людишек на подмогу пришлю сколь смогу и обоз немалый налажу с едой и питьем. Да и вы сиднем не сидите! – возвысил князь голос. – Поищите в округе людишек. Не всех же татарвя увела в полон, поди, попрятались по лесам немало. И еще, коли тела сыновцев моих отыщете или их женок, детишек, повелеваю похоронить в приделе собора Дмитрия Солунского. Тебе то доручаю, – кивнул он епископу Алексию. – С собой не беру. Обойдусь.

Глядя на переминающихся с ноги на ногу воинов княжеской дружины, князь с раздражением выкрикнул:

– Чего рты раззявили? Или на Москве на мертвяков не насмотрелись? Ноне для себя порадейте. Здесь нам жить. Отсюда, с этой площади, пойдет возрождение земли Русской! – и уже чуть тише добавил: – Тяжко… Горе великое, неутешное… Жизнь в тягость… Но жить надо.

2

Новгород Великий встретил князя Ярослава запертыми воротами, ратниками на стенах и сторожевых башнях. После коротких препирательств князь и его гриди были пропущены в город с Торговой стороны. Миновав торг, князь опять был остановлен запертыми воротами княжеского двора.

– Да что с новгородцами такое содеялось? Ворог за тридевять земель, а они воротами от бела света отгородились! – сердито пробурчал в бороду боярин Михайло Евстафьевич. Он изрядно устал. В свои сорок шесть был молодцом, но длительный и трудный путь вымотал его вконец. – Доколе нас под стенами держать будут? А ну, Микола, – кивнул он широкоплечему и дородному дружиннику, – постучи в ворота, да так, чтобы и в Святой Софии слышно было.

Молодец, спешившись, затарабанил в окованные железом ворота кистенем.

Из окошка надвратной башенки показалась голова сердитого на вид мужика.

– Чего озоруете? – затряс бородой воротник. – Вот кликну дружинников, они вам зададут!

– Отворяй ворота! Великий князь Ярослав Всеволодович пожаловал.

Приглядевшись к всадникам, мужик обмяк голосом.

– Прости, князь, не признал, – и, оправдываясь, произнес: – Александр Ярославич приказал все ворота на запоре держать.

– А как же народ в кремль проходит? – поинтересовался Ярослав.

– Через другие ворота, те, что за торжищем.

– Кого бережетесь-то?

– Всех: и мунголов, и литвинов, и тевтонов… Всем вдруг землица новгородская занадобилась.

Медленно, со скрипом поползли створки ворот.

В открывшемся просвете князь увидел, как от парадного высокого резного крыльца терема наперегонки устремились его сыновья: Андрей, Константин, Ярослав, Даниил и младший Михаил. Следом, чуть отстав, спешили Александр и Ростислава с дочерьми – Ульяной и Евдокией. Александру очень хотелось догнать братьев, обнять отца, но не пристало князю бегать с малолетними братьями, и потому он повел себя сдержанно, как и следует вести хозяину, принимающему гостя.

Ярослав поднятием руки остановил сотню и, спешившись, поспешил навстречу детям. Те облепили отца, затормошили, загалдели всяк о своем. Подошедшие следом Ростислава и Александр остановились чуть поодаль в ожидании своей очереди. Угомонив детвору, князь обнял старшего сына, расцеловал жену и дочерей. Растрогавшись столь горячей встречей, князь смахнул слезу и, оглядев разом притихшее семейство – им впервой было видеть слезы на глазах отца, – произнес:

– Путь был труден, а посему воздадим Господу за труды его, что нас, грешных, от ворога оборонил.

– В Святую Софию или в Борисоглебскую церковь пойти вознамерился? – поинтересовался Александр. – Куда скажешь, там и клир соберется.

– Никого не надо. Я один… В Николо-Дворищенском соборе преклоню колени.

– Может, умоешься с дороги, отдохнешь? – предложила Ростислава, но Ярослав Всеволодович коротко бросил:

– Потом.

Уж за полночь уединились сын с отцом в малой трапезной после сытного и длительного застолья. Сидя за дубовым столом, князья неспешно потягивали из кубков ядреный квас, подливая его время от времени из большой серебряной ендовы. Молчали. Каждый размышлял о своем. Александр боялся, что отец приехал сесть в Новгороде Великом на княжеский стол, потому и пришел из Киева. Ярослав же не знал, с чего начать разговор о неприятном для него деле: деньгах и войске, и потому, покряхтывая, цедил сквозь зубы холодную отрезвляющую влагу.

Тем не менее первым нарушил молчание старший из князей.

– Скажи, Александр, почто Торжок без помощи оставил? Во все годы Новугород за него стеной стоял!

Александр, не ожидая подобного вопроса, даже растерялся. Он знал, что жители Торжка, имея Александра своим князем, ждали от него помощи, потому и сели в осаду. Иванко, посадник новоторжский, купцы Яким Влункович, Глеб Борисович да Михайло Моисеевич возглавили оборону. Две недели истекал кровью осажденный город. Когда же татары ворвались за его стены, то убили всех, не щадя ни женщин, ни детей, ни стариков, а Торжок разграбили и сожгли. Тех, кто смог покинуть город в стремлении найти спасение в Новгороде Великом, татары гнали селигерским путем до Игнатьева креста и посекли всех. Александр же и новгородские бояре, связанные по рукам и ногам Батыевой грамотой, чтобы уцелеть самим, отдали под заклание Торжок и иные малые городки земли Новгородской.

Собравшись с мыслями, Александр с некоторым вызовом ответил:

– Чтобы сохранить большее, порой нужно пожертвовать малым.

– Мудрено говоришь… – покачал головой Ярослав. – Набрался книжной мудрости, не понять тебя. Брат Константин, царствие ему небесное, что монах, в харатейной годы проводил над свитками сидючи, потому и смерть его рано прибрала. А был бы воином, доселе жив был.

– Одно другому не помеха.

– Оно-то так, – согласился Ярослав. – Но я не о том. Слышал, ты дружбу с татарами завел? Так ли?

– Так, отец, – спокойно произнес Александр.

Он смотрел прямо, не отводя взгляда и, как показалось Ярославу, даже с некоторым вызовом.

– Склоненную голову меч не сечет. Что толку запруду из глины лепить, коли поток камни ворочает…

– Ладно, – со стуком поставил кубок с квасом на стол Ярослав. – Не укорять тебя пришел. Бог тебе судья за дела твои. Ты мне лучше вот что скажи: как бояре, в твоей ли власти? – понизил он голос.

– В моей, – уверенно ответил Александр. – Страшатся за рухлядишку, за животы свои, потому норов уняли. Обозы к татарам снаряжают без понуждения…

– А серебра тебе дадут?

– Дадут. Только на что?

– Деньги нужны мне, за тем и приехал. – Помолчав, князь продолжил: – Во Владимире пусто: ни жилищ, ни людишек. Все побрал ворог. Я намерен заново стольный град отстроить. Нужны люди, нужна дружина немалая, а значит, нужны деньги. Много денег.

– А не рано ли стены возводить?.. Татары еще не ушли…

– К лету уйдут, – уверенно произнес Ярослав. – Так что с серебром?

– Серебро будет. Я поделюсь казной, бояр порастрясу, не обеднеют. Они ноне покладисты. И людишек дам. Моя дружина здесь надобна, а вот переяславцев, что со мной пришли, тебе передам – их шесть сотен, да сотни три-четыре охотников до ратного дела кликну, – обрадовавшись, что отец не претендует на Новгородский княжеский стол, горячо заверил Ярослава Александр. – Соберем и припас…

– Погоди, – остановил сына князь. – Я не один из Киева пришел. Со мной дружина. Так что обоз с припасом надо отправить как можно быстрее. Раскиснут дороги – не скоро дойдут.

– Через три-четыре дня отправлю первый, через десять дней еще, – заверил Александр. – Для своих, чай, не для чужих расстараемось.

– Хорошо, – облегченно выдохнул Ярослав Всеволодович и, отхлебнув кваса, продолжил: – Не обессудь, но у тебя не задержусь. Пойду с первым обозом. Попервой возьму с собой только переяславцев. Остальных по теплу отправишь. Да, вот еще что: мать с братьями и сестрами на тебя оставлю. Некуда им ехать и жить пока негде. Коли что не так пойдет, не дай Бог, будь им вместо отца. Уразумел?

3

Ранним утром на седьмой день своего пребывания в Великом Новгороде князь Ярослав покинул город. Пять сотен переяславцев, сопровождая обоз, ушли на два дня раньше, и теперь Ярослав с сотней гридей, налегке, намеревался их настичь через три дневных перехода.

Прощание с родными было тягостным, только старшие, Александр и Андрей, держались молодцами. Ростислава же, всегда рассудительная, спокойная, вдруг залилась слезами, по-бабьи запричитала, заохала. Ей вторили дочери, и даже младшие из сыновей не сдержали слез.

– Вы что воете, словно хороните? – возмутился князь Ярослав. – Расстаемся-то только до осени. Отстроимся – призову.