Сергей Фомичёв - Агриков меч Страница 3

Вон оно как вышло-то. Пробудилась в девушке княжеская кровь. На простого парня смотреть не желает больше. О Муромском княжиче уже, верно, думает, хоть и кривляется. Тоже ещё князья! Не с неба, наверное, сюда свались, из одного леса вышли. Чего ж теперь нос воротить? У самого Тарко вон бабушка овда, так он разве кричит об этом?

Мысли метались как язычки пламени, перекидываясь с одной веточки на другую, а юношеское воображение веточек много подкидывало. Но, вспомнив вдруг бабку, Тарко даже от переживаний на время отвлёкся.

Многие из мещёрцев числят себя в родстве с овдами, но большей частью это всё сказки, байки семейные. А он, Тарко, точно знает – есть между ними родство. Сманила давным-давно прекрасная овда деда его, когда тот парнем молодым ещё был. Лет десять он жил в холмах пустых. Но не забылся, как часто с парнями случается. Тосковал сильно по миру оставленному, по людям. Зжалилась овда, отпустила его, что тоже большая редкость. Вернулся дед к старому дому, зажил по-прежнему, хотя и сменил одну тоску на другую. А лет через пять ему ребёнка подбросили – мальчишку. Тут и вопросов не возникло, кто да почему. Овды девочек всегда себе оставляют, а мальчиков людям подбрасывают.

Могло бы и это семейной сказкой оказаться. Да только Тарко со своей бабкой встретился однажды. Вовсе на старуху не походила бабка его. Молодой девицей выглядела, каковой, наверное, и деду когда-то явилась. Пришла она, когда отец погиб. Нелепо погиб, случайно. Посидела овда с Тарко, погрустила, но всё больше молчала. А на прощание оберег подарила. Не совсем оберег, а змеевик путеводный. Но и оберег тоже. Бабушка тогда и присоветовала ему в город к князю идти – в лесу без семьи жить плохо. И князь его тепло встретил, как подозревал Тарко, не без её содействия.

С помощью бабушкиного оберега он в такие места дорогу мог отыскать, в какие обычному человеку ни за что не пройти. Даже на вурдовы тропки иной раз выходил. Хотя пользоваться ими опасался – прознай хозяева о вероломстве таком, из-под земли бы достали. И к Дедушке он друзей привёл, зная приметы нужные, на какие оберег отзывался. Просто так ведь Сказочника не найдёшь. В двух шагах от него будешь и не заметишь.

Но вот ведь как вышло. Хотел перед Вияной удаль показать, а получилось, что гнев вызвал. Незаслуженный гнев, потому и вдвойне обидно. Да ещё свадьбу эту князь придумал. Затосковал Тарко. Чужой он здесь. Ни родичей, ни друзей, кроме Уковичей. Некому обиду излить.

Ук ему отца заменил, да только никакой отец такими обидами заниматься не будет. На князя Тарко, впрочем, не сердился нисколько. Тот человек занятой, недосуг ему за детьми приглядывать, прихоти разбирать, сопли вытирать. А вот Вияна всерьёз обожгла.

Ноги сами понесли Тарко к чародейской слободке. Сокола можно, пожалуй, к друзьям отнести, хоть в годах между ними целая пропасть. В годах пропасть, а многое старик лучше сверстников понимает. И выслушать готов любую глупость, да так, что та вдруг и глупостью быть перестаёт.

Сокол поселился в городе лет шесть назад, хотя старики поговаривали, что где-то в Мещере давным-давно он и родился. Но ушёл и много лет странствовал по дальним странам. А на старости вот решил вернуться. Правда, старости такой многие молодцы позавидовали бы. Подков чародей пусть и не гнул, но крепок был как дуб вековой.

Выслушав юношу, Сокол пожал плечами.

– Вы бы ещё на край света отправились, да мышь на верёвке спустили – просто посмотреть, как это слонам понравится, которые твердь подпирают земную. Вот зачем вам потребовалось за Дедушкой подглядывать? Его вурды не трогают, овды родичем дальним считают, а всё равно сторонятся; русские уважительно Лесовиком зовут, хотя никакой он конечно не Лесовик.

Тарко слонов никогда не видел, даже на рисунках, какие ему чародей иногда показывал, и что они твердь земную на себе держат, не слыхал. Сокол-то по всему миру бродил и собрал всяческих небылиц, одна нелепей другой. Но только и сам чародей всегда утверждал, что Земля круглая и висит среди звёзд безо всякой опоры. Понятно, что про слонов это он пошутил, вернее, захотел показать сравнением таким важность покоя для Сказочника. Да видно переоценил познания молодого товарища.

– Не похож он на дедушку, Дедушка этот, – заметил Тарко. – Парень молодой. Такому только меч в руки вложи и хоть к Зарубе на службу – уж не худее Дуболома будет в строю смотреться.

– Он тебе и старухой беззубой мог объявиться, – проворчал Сокол. – Той, что с косой бродит.

– Так ведь он не колдун, – возразил юноша.

– Не колдун. А то оборачиваться одни колдуны умеют.

– Я думал он простой сказочник. Ну, не простой, конечно, древний очень и с духами лесными разговаривать умеет, помощь от них получает. И сказки его не просты, а с подоплёкой, с намёком.

– Сказочник? – Сокол задумался. – Можно и так сказать. Говаривала Кавана, будто сны он теперь на людей наводит. Правда, нет ли, не знаю. Но я думаю если оно и так, то это со скуки.

– А старики говорили, будто раньше ходил он по сёлам и сказки рассказывал. Оттого, мол, и Сказочник.

– В те времена, когда Дедушка к людям заходил, твои старики моложе тебя нынешнего были, вот и напутали. Сустай он. Христиане таких проповедниками называют. Он больше чем колдун. И больше чем карт. Дедушка в себя всю мудрость народов лесных впитал, ей и делился с людьми. И то, что твои старики за сказки принимали, это предания, история наша. Вся суть наша в рассказах его.

Заметив, что Тарко не вполне его понял, Сокол решил объяснить иначе.

– Письмо ведь у нас не придумали, власти единой не поставили, языки и те различаются. Люди завсегда малыми селениями жили, родами. У каждого свои боги, свои обычаи, свои рощи священные, свои предания. А сустай из бисера этого разнообразного единый узор сплетал, нанизывал бусинки на общую нить. И каждый из людей через сустая знал, что он не сам по себе, но частица целого.

А потом рассыпался узор. И не вина в том сустая. Внешняя сила пришла, навалилась, разрушила единство. Города чужие как гвозди в дощечку тонкую вонзились. Трещины пошли, раскололась дощечка. Разбрелись народы по углам, у каждого племени карты да князья толкование преданий на себя взяли. Кто-то попам поверил, крещение принял, а другие разуверились вовсе.

Не нужен стал людям сустай. Вот и ушёл Дедушка в лес дремучий, подальше от мира. Дедушка, кстати сказать, не единственным сустаем был, но до наших дней только он дожил. Я имею в виду из тех настоящих сустаев. Может, потому и дожил, что от людей ушёл вовремя.

– А куда же он теперь отправился? – спросил Тарко.

– Как то есть отправился? – озадачился Сокол.

– Так. Собрал мешок с припасами, дверь в хижинке своей дрыном подпёр и отправился.

– Надеюсь, не от вашего шума он сбежал?

– Да нет, когда мы выглянули, он уже на пороге стоял, и сапоги запасные в мешок запихивал.

– С чего бы ему путешествовать? Он ведь и так, одним духом своим может в любой уголок заглянуть. Незачем костями-то попусту греметь, да подошвы стирать.

– Это если в наших лесах, то и духом можно. А если дальше куда он надумал идти?

– Куда же? Но постой, вижу, задумал ты что-то…

Тарко просиял. Всё же свой человек чародей – всё понимает.

– Раз ушёл Дедушка, то дорога к Стылым Марам теперь открыта, – объявил он свой замысел. – Давно я туда сходить собирался, только его наваждения и мешали пройти.

– Вот оно что, – буркнул Сокол. – Мало тебе князь уши-то драл?

Тарко нахмурился.

– Кабы уши надрал, я бы стерпел, ушей не жалко… – начал он, но договаривать не стал.

А Сокол, занятый своими мыслями, перемен в настроении юноши не заметил.

Глава вторая

Овды

После того как он обошёл половину известного мира, после того как жил подолгу в самых причудливых местах, в племенах, городах и странах, впитывая обычаи, изучая языки, постигая ремёсла, науку, Сокол и сам изменился, и уже не мог отнести себя однозначно к народу, его породившему.

И почувствовав однажды, что устал от блужданий, он хоть и решил остановиться именно здесь, в родных мещёрских лесах, но выбрал под жительство поставленный некогда русским князем Городец, где исконные жители давно оторвались от корней, оставаясь при том на месте; перемешались с пришлыми народами. И с муромой, ушедшей из разорённых ордынцами селений, и с мордвой, и с многочисленными русскими, как с христианами, так и с приверженцами старых богов. И всё это породило новое племя, отчасти знакомое, отчасти чужое. Но, что важно, чужое не значит враждебное. Иные понятия воцарились среди обитателей Городца.