Энн Райс - Иисус: Возвращение из Египта Страница 3

— Какое дело Филону до моего сына?

Это заговорила мама. Ее слова снова вынудили всех замолчать. Я понимал, что здесь все очень непросто.

Некоторое время назад учитель отвел меня к Филону, богатому и ученому человеку, чтобы показать ему своего лучшего ученика. Филону я так понравился, что он даже взял меня с собой в Великую синагогу, такую же большую и красивую, как языческие храмы в городе. В Великой синагоге собирались в день отдохновения все богатые евреи; наша семья никогда туда не ходила. Мы ходили в маленький молитвенный дом на нашей улице.

Вот после того, как Филон познакомился со мной, он и стал поручать нам работу в своем доме: например, просил сделать деревянные двери, или скамейки, или книжные полки для новой библиотеки. А вскоре и его друзья стали давать нашей семье работу, что означало хороший и постоянный заработок.

Когда меня приводили к Филону, он обращался со мной как с гостем.

И даже сегодня, когда мы устанавливали новые двери и переносили свежеокрашенные скамейки из мастерской в дом Филона, я видел его, он специально подходил к Иосифу, чтобы похвалить меня.

Но говорить о том, что Филон полюбил меня, было неправильно, и я чувствовал, что слова учителя неприятны взрослым. Они работали на Филона и его друзей, работали много и тяжело.

Учитель не ответил моей маме.

Наконец Иосиф произнес:

— Разве Филона удивит известие о том, что мой сын возвращается со мной на родину, в Назарет?

— Назарет? — холодно переспросил учитель. — Что за Назарет? Никогда не слышал о таком городе. Вы пришли сюда из Вифлеема. Ваши ужасные истории о том, почему вы… Филон считает, что Иисус — самый многообещающий ученик из всех, что ему встречались. Если ты позволишь, он даст твоему сыну отличное образование. Вот какое дело Филону до твоего сына. Филон сам говорил, что он позаботится об этом…

— Филону нет никакого дела до нашего сына, — сказала мама, вновь поразив всех. Ее пальцы стискивали мои плечи.

Не бывать мне больше в доме с мраморным полом. Не сидеть в библиотеке с пергаментными свитками. Запах чернил. Греческий язык — язык всей империи. Знаешь, что это? Это карта империи. Подержи вот этот край, чтобы свиток не скручивался. Смотри. Всеми этими землями правит Рим. Вот он где, Рим. А это Александрия. Вот Иерусалим. Смотри, вот Антиохия, Дамаск, Коринф, Эфес. Это все великие города, и в них живет много евреев, которые говорят по-гречески и учат Тору на греческом языке. После Рима самый большой город — Александрия, и мы с тобой живем здесь.

Я вернулся из воспоминаний к настоящему. На меня пристально смотрел Иаков. Учитель обращался ко мне:

— …Тебе ведь нравится Филон, правда? И нравится отвечать на его вопросы. И ты любишь заниматься в его библиотеке.

— Мой сын останется с нами, — спокойно сказал Иосиф. — Мы не отдадим его Филону.

Учитель продолжал смотреть на меня. Это было неправильно.

— Иисус, говори! — потребовал он. — Ты хочешь, чтобы Филон учил тебя и дальше, да?

— Господин мой, я сделаю так, как скажут мне родители, — ответил я. И пожал плечами. Что я мог изменить?

Учитель отвернулся и всплеснул руками.

— Когда вы отправляетесь? — спросил он.

— Как только сможем, — ответил Иосиф. — Сначала надо закончить работу.

— Я передам Филону, что Иисус уезжает.

С этими словами учитель направился к выходу, но Иосиф остановил его.

— Мы хорошо заработали, живя в Египте, — сказал Иосиф. Он вынул из своей сумки деньги и вложил их в руку учителя. — Благодарю тебя за то, что ты учил наших детей.

— Да, я их учил, а теперь ты забираешь их в… Как называется это место? Иосиф, в Александрии евреев больше, чем в Иерусалиме.

— Может, и так, учитель, — вмешался Клеопа, — но Господь обитает в храме Иерусалимском, и его земля — это Святая земля.

Все мужчины одобрительно засмеялись, и женщины тоже, и я засмеялся вместе с Саломеей и Иудой, Иосием и Симеоном.

Учитель ничего не смог возразить на это, только кивнул.

— Если мы сможем быстро закончить работу, — продолжил Иосиф, — то успеем в Иерусалим на празднование Песаха.

Его слова утонули в радостных криках. Иерусалим. Песах. Все были в восторге. Саломея захлопала в ладоши. Дядя Клеопа улыбался.

Учитель склонил голову. Он приложил к губам два пальца. А потом благословил нас:

— Да пребудет с вами Господь. Да будет ваше путешествие быстрым и безопасным.

Учитель ушел.

И тут же вся семья заговорила на нашем родном языке — впервые за несколько последних часов.

Мама осмотрела меня, собираясь заняться моими порезами и ушибами.

— Ой, от ран и следа не осталось, — прошептала она удивленно. — Ты здоров.

— Да почти ничего и не было, — улыбнулся я.

Я был так счастлив, что мы возвращаемся домой.

2

В тот вечер, после ужина, когда мужчины дремали на циновках во дворе, пришел Филон.

Иосиф предложил ему выпить вина, и Филон сел, не боясь запачкать свои белые одежды, и скрестил ноги, как все мужчины. Я устроился рядом с Иосифом, надеясь на разрешение внимать их беседе, но мама забрала меня в дом.

Однако сама она, прислушиваясь, замерла у занавески и разрешила мне стоять возле нее. Тетя Саломея и тетя Есфирь тоже были с нами.

Филон хотел оставить меня у себя, чтобы выучить и затем отправить к Иосифу уже образованным юношей. Иосиф молча выслушал предложение Филона, а потом отказался. Он мой отец, и он должен вернуть меня на родину, в Назарет. Он знает, что таков его долг. Потом Иосиф поблагодарил Филона и предложил еще вина и сказал, что позаботится о том, чтобы я получил хорошее образование, подобающее еврейскому мальчику.

— Ты забываешь, мой господин, — негромко пояснил он, — что в субботу по всему миру все евреи становятся философами и учеными. И в Назарете в том числе.

Филона порадовали такие слова, он кивнул и улыбнулся.

— По утрам он будет ходить в школу, как все мальчики, — продолжал Иосиф. — И мы будем обсуждать с ним Писание и пророков. Мы обязательно пойдем в Иерусалим, и там, во время празднований, он сможет послушать учителей храма, как доводилось слушать не раз и мне.

Филон захотел сделать подарок — дать деньги на мое обучение — и попытался вложить в руку Иосифа кошель с деньгами, но Иосиф отказался.

После этого Филон не торопился уходить. Вместе с Иосифом они поговорили о самых разных вещах: о городе, о работе, которую выполняли наши мужчины, и об империи. Потом Филон спросил, откуда Иосиф узнал о смерти царя Ирода.

— Эта новость скоро дойдет и до Александрии, — сказал Иосиф. — Что же до меня, то я получил известие во сне, мой господин. А это означает, что нам пора возвращаться.

Мои дяди, которые все это время тихо сидели в темноте, подошли к беседующим и горячо поддержали Иосифа. О царе Ироде они отзывались очень плохо. Странные слова учителя о кровавой бойне все не выходили у меня из головы, но на этот раз о ней речи не было, и вскоре Филон решил, что пора уходить.

Он поднялся, из вежливости не отряхнув пыль с полотняных штанов, многократно поблагодарил Иосифа за хорошее вино и пожелал нам доброго пути.

Я выскочил из дома вслед за ним. Мне хотелось пройтись немного с Филоном. Его сопровождали два раба с факелами, и никогда раньше улица Плотников так ярко не освещалась в ночное время. Я знал, что изо всех дворов, где соседи отдыхали в вечерней прохладе, приносимой бризом со стороны моря, за нами внимательно наблюдают.

Филон сказал, чтобы я всегда помнил Египет и карту империи, которую он мне показывал.

— А почему все евреи не возвращаются в Израиль? — спросил я его. — Если мы евреи, разве не должны мы жить на земле, которую дал нам Господь? Я не понимаю.

Он задумался.

— Еврей может жить где угодно и по-прежнему оставаться евреем, — произнес он немного погодя. — У нас есть Тора, пророки и традиция. Мы живем, как положено жить евреям, где бы мы ни находились. И разве не несем мы с собою Слово Единого Истинного Бога, куда бы мы ни шли? Разве не распространяем Его Слово среди язычников, где бы мы ни жили? Я живу здесь, потому что мой отец жил здесь и его отец жил здесь. Ты возвращаешься на родину, потому что твой отец хочет этого.

Мой отец.

По моему телу побежали мурашки.

«Иосиф не отец мне».

Я всегда это знал, но понимал, что говорить это никому нельзя. И сейчас промолчал. Только кивнул.

— Не забывай меня, — попросил Филон.

Я поцеловал его руку, и он склонился ко мне и расцеловал в обе щеки.

Он пошел домой, где его, вероятно, ждал изысканный ужин в окружении мраморных полов и ламп, богатых занавесей и открытых веранд на верхнем этаже, откуда видно было море.

Филон обернулся один раз и помахал мне рукой, а потом и он, и его слуги с факелами скрылись из виду.

Мне стало грустно, но только на миг — грусть длилась ровно столько, чтобы я навсегда запомнил ее, и тут же растаяла. Я был так счастлив, что мы возвращаемся в Святую землю!