Валерий Лаврусь - Как это было Страница 3

– Простите, профессор, что перебиваю… – не выдержал я (а вдруг он соберётся прочитать всю Песню?) – А причём тут Аполлон? Мавры же – мусульмане, а Аполлон, насколько я знаю, больше относится к язычникам…

– Аполлон тут ни при чём, вы правы, мон шер… – профессор подёргал левой рукой себя за нос, – будем считать это этаким литературным приёмом… В общем, ситуация сложилась неприятная. У Карла войско устало, Марсилий свои обязательства перед Карлом не выполнил и, естественно, боялся, что Карл его накажет, тем более инцидент между ними уже имел место. Марсилий то ли по ошибке, а то ли преднамеренно убил послов Карла…

– Позвольте! Какое же тут союзничество? Убийство послов – это же практически объявление войны, разве нет?

– Не всегда. Не всегда и не во все времена. Тогда их убивали почём зря. Хотя, да, инцидент неприятный. В общем, Марсилий пытается выпутаться из всей этой истории и для этого созывает своих советников. Один из них, Бланкандрен, тут тоже возможно французское прозвище, советует Марсилию откупиться от Карла. Но не только откупиться, Карл вряд ли польстится на богатства, он предлагает ещё сообщить, что Марсилий готов принять христианство. Карл трепетно относился к вопросам религии, а потому… Марсилий, понимая безвыходность ситуации, соглашается, хотя сам про себя решает обмануть Карла. Бланкандрен едет с дарами к Карлу и передаёт предложение Марсилия. Карлу не очень хочется верить наместнику Сарагосы, который ранее уже обманывал, но графы настаивают принять предложение. Только граф Бретонский Роланд пытается отговорить короля от соглашения с Марсилием. Дескать, Марсилий лгун известный, ему поверить – себя обмануть. А надо сказать, Роланд пользовался у Карла практически безграничным доверием. Молодой, смелый, благородный, талантливый, несколько безрассудный… именно такие и нравятся людям и королям. И действительно, Роланд был не только любимцем короля, его любило и уважало все войско. По сути, он даже иногда исполнял обязанности главнокомандующего. Но не всем нравился Роланд… – профессор сделал пару глотков. – Зависть, мон шер… Зависть! Его отчим Гуанелон – видимо, тоже незаурядная личность и тоже, видимо, рассчитывающий на благосклонность монарха, – видя, что Роланд уговаривает Карла не верить Марсилию и сейчас же с марша атаковать Сарагосу, в пику пасынку предлагает королю принять предложения Марсилия. А Карл соглашается. Соглашается, но выдвигает ещё одно дополнительное условие: пусть Марсилий станет вассалом короля. А сообщить об этом монаршием предложении король доверяет Гуанелону. Тут происходит какая-то грязная ссора между Роландом и Гуанелоном, они обвиняют друг друга во всех смертных грехах, причём главная аргументация – «сам дурак». Их разнимает друг Роланда граф Оливье. Но решение короля – это решение короля, и Гуанелон собирается вместе с Бланкандероном к Марсилию. По дороге эти два деловара договариваются между собой, у каждого есть собственный интерес, каждый хочет вроде бы угодить собственному сюзерену, но главное, нагадить своему врагу. Гуанелон хочет любым способом отомстить Роланду и уничтожить его. На встрече с Марсилием Гуанелон озвучивает решение короля, чем, конечно же, вызывает бурю эмоций вплоть до возможного применения холодного оружия. Как же – стать вассалом императора! Уму непостижимо… но Гуанелон спешит успокоить наместника. Дескать, переживать нечего, главный козырь Карла – это Роланд, на нём всё и держится, и если заманить его в ловушку, то потом ничего не будет стоить разбить и самого Шарлеманя. А устроить ловушку Гуанелон берётся сам. Для этого только надо сделать вид, что Марсилий принял предложение короля и готов стать его вассалом, Карл тогда уведёт войско во Францию, а прикрывать отход поручит – в этом будьте уверены! – Роланду. И тогда…

Марсилию настолько понравился этот план, что он тут же выдал Гуанелону его тридцать серебряников, пардон, чашу золота и шубу для его жены… Из русских соболей… Шучу! Гуанелон, не мешкая, едет к королю с ответом, а Марсилий начинает собирать войско…

Профессор одним глотком допил всё вино, поставил бокал на стол и вопросительно посмотрел на меня. Я поднял руку, подзывая официанта. Пока официант нёс бокал вина профессору и новую порцию коньяку для меня, мы сидели молча.

Странная приключилась история с этим профессором. Интересно, откуда его принесло? То, что он человек грамотный, – сомнения не вызывало. Но почему? Почему и ещё раз откуда? По-домашнему одетый… Спрашивать в лоб – как-то неудобно…

– …Приехав, Гуанелон докладывает о результатах переговоров королю, – освежив горло, продолжил профессор. – Естественно, все рады, что наконец-то заканчивается поход, который уже всем осточертел. Шарлемань отдаёт приказ готовить отход по дороге через Ронсевальское ущелье, только теперь нужно решить – кто останется в арьергарде? Роланд, ни секунды не сомневаясь, просит короля, чтобы ему была оказана честь возглавить арьергард. Король, видя такое рвение, соглашается… А почему нет? Это просто дежурное действие, не дело отходить из чужой страны, не имея арьергарда. Как мы понимаем, Гуанелон на это и рассчитывал. На следующий день войско уходит через ущелье, а двадцать тысяч арьергарда остаются его прикрывать…

– Простите профессор… А не многовато двадцать тысяч для арьергарда? Какая же численность самого войска? Двести? Триста? Четыреста тысяч? Я знаю исследование Гумилёва – по количеству воинов в войске монголо-татар во время нашествия Батыя. В летописях тоже фигурируют цифры в сотни тысяч, но степь, через которую шли кочевники, не выдержала бы такого удара! Сотни тысяч коней – это слишком…

– Уи, мон шер, – не стал возражать профессор, – возможно, цифры преувеличены. Не будем забывать, что материал, с которым приходится работать, изначально есть изустное творчество… Можно, конечно, допустить, что общая цифра была несколько меньше… и, может быть, даже в несколько раз. Но согласитесь, мон шер, это не меняет сути происходивших событий…

Я было хотел возразить, но передумал…

– Когда войско уже было на приличном расстоянии, Оливье на горизонте с испанской стороны замечает движение, характерное для перемещающегося большого войска, о чём немедленно докладывает Роланду с предложением трубить в трубы и возвращать войско короля. Но Роланд… Роланд всегда уверен, даже самоуверен… чересчур самоуверен… Роланд отказывается звать короля на помощь. А когда французы видят перед собой огромное войско Марсилия, звать уже поздно, нужно принимать бой. Построив арьергард к атаке, Роланд с кличем «За прекрасную Францию!» и «Монжуа!» атакует противника.

Битва вышла страшная… Французы бились храбро, я бы даже сказал, самоотверженно. В «Песне» битве посвящено около 49 строф из 290, с 111 по 159, если мне не изменяет память… Но превосходство в живой силе у противника было в разы, а потому исход битвы был предрешён.

И вот, уже геройски погиб Оливье, погибли и двенадцать доблестных графов, и сам Роланд ранен, когда он понимает, что ущелье не удержать. И тогда он трубит в рог. Трубит и трубит, теряя силы. И король слышит его! Мавры тоже дрогнули от звуков рога, понимая, что теперь на помощь малому арьергарду придёт основная армия французов…

В общем, когда король уже снёс сарацинское войско, он сам лично обходит всё поле битвы, пытаясь отыскать верного графа. И находит его. Но уже мёртвым. Даже в смерти Роланд как бы пытался защитить прекрасную Францию от полчища сарацин, сжимая в атакующей руке верный меч – Дюрандель. Какое горе! Король безутешен. Он велит сходу атаковать Сарагосу и уничтожить Марсилия. И ещё король хочет знать кто? Кто предал – его и его верного слугу Роланда?! Расследование длится недолго, потому как всё указывает на Гуанелона.

Тела Роланда, Оливера и двенадцати баронов привозят в Аахен и предают земле. На похоронах от горя умирает невеста Роланда Адель, она ведь потеряла не только жениха, но и брата – Оливье, того самого графа Оливье, друга Роланда. После похорон король устраивает суд. Гуанелону оказывается честь отстоять своё имя в праведном бою. Сам Гуанелон ранен, и за него выходит его родственник Тьедри, за короля и Роланда – молодой Пинабель.

Стоит ли говорить, что Пинабель сразил Тьедри. А как же иначе?! Божий Суд… И Гуанелона предают смерти. Картину его казни вы, мон шер ами, как раз и видите в правом верхнем углу иллюминации. Гуанелона привязали за руки и за ноги к четырём коням и таким образом четвертовали… Де тель шуз, мон шер! Де тель шуз… 7 – профессор замолчал, прикрыв глаза.

Некоторое время мы сидели молча. Я думал о несчастном Роланде, о Карле Великом, об Оливье и Адель… А потом, вдруг спохватился:

– Вы, профессор, говорите то «сарацины», то «мавры», я всегда думал, что это одно и то же, я не прав?