Владимир Шигин - Загадки золотых конвоев Страница 3

13 ноября ветер не уменьшался. Показания барометра стремительно падали, а это значило, что следует ожидать серьезного шторма. На находившихся на внешнем рейде судах стали готовиться к неизбежному. Как писала британская “Таймс”, над лагерем осаждавших 13 ноября разразилась буря. Она началась около семи часов утра. Ей предшествовали дождь и шквал. Около десяти часов положение было безнадежное».

Несколько капитанов, предвидя жестокий шторм, ушли в открытое море, чтобы не быть вблизи скал Балаклавской бухты.

Из официальной хроники:

«13 ноября погода несколько успокоилась, но небо было покрыто густыми тучами и шел непрерывный дождь. Хотя барометр и падал, но ничто не предвещало резкого ухудшения погоды по сравнению с предыдущими днями. Ночью ветер дул с юго-запада, был теплый для того времени года и постепенно слабел, но около рассвета 14 ноября задул опять с бешенством и усиливался, пока не обратился в ураган невидимой и неслыханной на Черном море силы. В лагерях, на высотах, его почувствовали часа на два раньше, чем в Балаклаве. Около шести часов спавшие люди были разбужены порывами ветра, который стал выворачивать из земли деревянные колья палаток, рвать полотнища, ломать шесты. Вскоре не осталось ни одной целой палатки.

Лагерь покрылся полуодетыми людьми, которые под проливным дождем, в грязи гонялись за летящей по ветру одеждой или пытались удержать опрокинутые палатки, наваливая на них камни. Лошади срывались с коновязей и скакали по разным направлениям, ища убежища. Ревущий ветер опрокидывал и ломал нагруженные повозки, сбивал с ног и калечил людей. Сложенные на складах бочки рома катились по лагерю, подпрыгивая на камнях. Пятипудовые кипы прессованного сена крутились по земле, катясь по ветру к Севастополю. Большое стадо баранов бросилось в ту же сторону и почти целиком погибло. Наконец не выдержали госпитальные палатки, и несчастные больные и раненые, полуголые, оказались в грязи под проливным дождем и резким ветром. Во французском лагере большое деревянное госпитальное здание было разрушено, и доски летали по воздуху, как сухие листья. Еще тяжелее было положение тех, кто был в окопах, так как последние быстро наполнились водой.

Около 12 часов ветер уклонился к западу и стал холоднее. Дождь сменился изморозью, а потом снежной бурей, которая вскоре придала всему окружающему зимний вид. Полузамерзшие и голодные солдаты и офицеры не имели даже возможности развести огонь.

Приведенное описание взято из письма корреспондента лондонской газеты “Морнин Геральд”, прибывшего в Крым через несколько часов после бури. День 14 ноября был как бы предсказанием надвигающейся жестокой зимы, которую предстояло вынести осаждающим. Но в самой Балаклаве дело обстояло во много раз хуже, чем в лагере. Утром 14 ноября здесь, на внешнем рейде, находились 4 военных парохода, 4 паровых транспорта, в том числе “Принц”, 10 парусных транспортов и 4 частных парусника, всего 22 судна. В гавани стояли около 30 разных кораблей».

Наконец на рассвете 14 ноября показания барометра упали с такой невиданной быстротой, что это многих привело в замешательство.

В семь часов утра хлынул сильнейший дождь, ударила молния, и юго-восточный ветер с неслыханной силой пронесся над Балаклавой.

Этот порыв ветра сорвал крыши со многих домов и опрокинул почти все лагерные палатки.

Когда задул ураганный ветер, командующий союзным флотом адмирал Лайонс приказал всем линейным кораблям выйти в открытое море.

Ветер усиливался, пока наконец не превратился в ураган огромной силы. Пенящиеся валы вздымались до неба. Несколько небольших судов разбило о скалы. Многие имели повреждения, но пока держались.

К девяти часам утра неожиданно наступило затишье. Ветер почти прекратился. Волнение на море тоже вроде бы стало немного ослабевать. Всем казалось, что все худшее позади. Увы, они жестоко ошибались!

Внезапно в начале десятого слабый зюйдовый ветер перешел в остовый. И опять, как и в первый раз, стал резко усиливаться, пока не превратился в жесточайший шторм. «Был такой ураган, какого никогда не видели в Англии», – сообщил очевидец катастрофы.

Внезапно вся масса кораблей, загнанная ветром к северу, неудержимо понеслась к скалам. При этом ветер и волны были такой неслыханной силы, что ни о каком сопротивлении не могло быть и речи. Это был самый настоящий форс-мажор, когда ни опыт капитанов, ни доблесть матросов ничего не могли изменить. Оставалось молиться и надеяться на чудо. Но чуда не произошло.

Вскоре около 30 судов разных конструкций – от небольших каботажных парусных бригов до огромных и мощных транспортов – были на краю гибели. Скорость ветра к этому времени достигала более 72 миль в час. По свидетельству очевидцев, люди на штормующих судах передвигались по палубе только ползком. Всех, кто пытался встать в рост, сразу же сметало за борт ужасающими порывами ветра. Спасать их даже не пытались…

Из официальной хроники:

«Все утро 14 ноября на Балаклавском рейде дул сильный южный ветер, принявший в 7.30 часов утра угрожающие размеры. Парусные корабли уже не могли уйти в море. Видя, что погода ухудшается, капитан парохода “Лондон” приказал обрубить якоря и пошел в открытое море, медленно двигаясь против ветра. Проходя мимо “Принца”, он сигналом сообщил, что погода вскоре еще ухудшится, и советовал уйти в море, но этот совет не был исполнен “Принцем”.

В 9 часов буря достигла силы, которой ничто не могло противостоять. Волны, ударяясь об утесы берега, взмывали на половину их высоты, и водная пыль, перелетая через утесы, густым дождем падала на Балаклаву. Низкие тучи закрывали дневной свет; брызги, дождь и град позволяли видеть лишь на близком расстоянии. Изредка прорывались лучи солнца, и тогда можно было заметить гибнущие на внешнем рейде корабли. Первым сорвался с якорей один из лучших парусников английского флота “Рипван-Уинкль”. Через минуту громадный вал поднял его на вершину и боком ударил о скалы. По словам очевидцев, удар напоминал взрыв, и корабль сразу разбился вдребезги. Вся команда погибла. Через 10 минут с якорей сорвались еще два парусника и погибли таким же образом. Двоим или троим людям из их команды удалось удержаться на камнях. Их вытащили канатами на вершину берега. Все корабли более или менее быстро дрейфовали к скалам. Скоро сорвался с якорей и был разбит о берег четвертый парусный транспорт. После этого на несколько минут наступило успокоение, туман поредел, и по вершинам скал можно было видеть толпы людей, смотревших на происходившее внизу разрушение.

Появлялась надежда, что буря идет к концу, но она не оправдалась. Ветер возобновился с такой силой, что у находящихся на берегу людей осталось, по выражению очевидца, одно только чувство – инстинкт самосохранения.

Пятый корабль сорвался с якорей и разбился о берег».

Ситуация осложнялась и тем, что нигде поблизости не было пологого берега, только отвесные скалы окружали внешний рейд. Поэтому даже в самой критической ситуации выброситься было некуда. А это означало одно – смерть. Первым погиб транспорт «Прогресс», за ним – французский «Резолют» с грузом пороха…

Самые отчаянные пытались проскочить в узкое горло бухты, с тем чтобы избегнуть скал. Увы, почти никому из них не удалось этого сделать.

Пароход «Эвон», игнорируя приказание коменданта Балаклавского гарнизона Кристи, снялся с якоря и начал прорываться в бухту. При этом он столкнулся с транспортом «Виктория», сорвав его с якорей («Виктория» затем ударилась о скалу и погибла). Неутомимый «Эвон» врезался в транспорт «Кенилберт», который также впоследствии затонул. «Эвон» все-таки проник в Балаклавскую бухту, и ему удалось спастись.

Газета «Таймс»: «Сквозь сероватый туман видны были вдали на пушечный выстрел тени четырех больших винтовых кораблей, извергающих столбы дыма и тяжело качающихся на волнах. Ближе, при входе в бухту, целая эскадра паровых фрегатов с пылающими печками качалась и ныряла в беспорядке посреди множества других малых кораблей. Один парусный фрегат, сорванный с якорей, бросился в середину двух больших пароходов. Машины их были бессильны против ярости урагана. Эти три корабля заградили вход в гавань. Порвись хоть один швартов, все три погрузились бы в воду в бухте с отвесными берегами, и не спасся бы ни один человек».

Более трех десятков судов один за другим разбивались о скалы. Берег был усеян корабельными останками и изувеченными трупами. Последних было так много, что они лежали в несколько слоев. Это была огромная по своим ужасающим масштабам трагедия во всей истории мореплавания.

Одна из английских газет того времени, сообщая о гибели флота в Балаклаве, уклончиво писала: «Агенты адмиралтейства нуждались в благоразумии и в познаниях». По-видимому, эти слова следует понимать в том смысле, что английское командование допустило непростительную ошибку, приказывая приходящим судам находиться близ балаклавских скал. Впрочем, вероятно, во время войны при необходимости бесперебойного снабжения сражающейся армии иного выхода у британских адмиралов не было.