Роберт Паль - Бессмертники — цветы вечности Страница 3

Леонтьев поднял на неожиданного добровольца заинтересованные глаза и поощрительно кивнул:

— Вы поступили очень благородно. Благодарю вас за ваш гражданский порыв и слушаю.

Ободренный таким приемом надворный советник стал рассказывать:

— Следуя поездом № 4, я вечером, в семь часов с четвертью, вышел на переднюю площадку вагона первого класса, не доезжая до Уфы верст восьми. Что было именно семь с четвертью, знаю точно из того, что до выхода на площадку смотрел на часы, а что до Уфы осталось восемь верст, сказал мне какой-то молодой человек. Когда я вышел на площадку, он стоял у спущенного окна и смотрел по направлению к Уфе. Когда я спросил его о расстоянии до Уфы, то он повернулся ко мне лицом и ответил, что осталось восемь верст. Больше ни одного вопроса я ему не задал и тотчас же отправился в отделение за пальто…

— Покороче, господин Войтяховский, у меня слишком мало времени, — занервничал ротмистр. — Как выглядел этот человек?

— Одет он был в черное ватное пальто. Оно было расстегнуто, и на груди из-под него выступала косоворотка, какого цвета — не помню. На голове у него была черная широкополая шляпа. Лицо было молодое, смуглое, сухощавое, с острым подбородком и носом и еле пробивающимися усиками… Надев пальто, я опять вышел на площадку и обратил внимание, что прежний молодой человек стоит за дверьми, на первой или второй ступеньке, корпусом нагнувшись вперед, ко мне спиной, и оглядывается. Только я хотел сказать, что он упадет, как он повернулся ко мне лицом, быстро поднялся и с силой дернул рычаг тормоза. Я очень испугался, бросился в вагон и стал кричать, что будет крушение. Вагон между тем сильно раскачивался из стороны в сторону и наконец остановился. Когда я вновь кинулся на площадку, там уже никого не было, а на улице началась стрельба. Уверен, что этот молодой человек из банды грабителей. Он сел где-то раньше и ехал с нами, чтобы в условленном месте остановить поезд, и, как видите, он его остановил. Его нужно немедленно схватить!

Поблагодарив за ценные сведения, ротмистр выпроводил добровольного свидетеля и сделал первый для себя вывод. Да, группа, совершившая нападение на почтовый вагон, была хорошо осведомлена о его содержимом. Ее люди частью следовали с этим поездом из самой Самары, где формировался поезд, частью сели на промежуточных станциях, частью поджидали поезд здесь…

В зале ожидания послышалось какое-то движение и громкие голоса. Это вернулись посланные в погоню солдаты. Вахмистр ругал ночь, темноту, крестьян, отказавшихся дать лошадей. Единственное, что удалось ему установить, заключалось в том, что нападающие, очистив сундуки почтового вагона, отступили, видимо, по заранее намеченным маршрутам, нагрузив похищенное на подводы. На железнодорожном переезде эти подводы видели, пытались даже остановить, но испугались оружия разбойников.

— Сколько было подвод? — спросил ротмистр.

— Видели две, запряженные парами лошадей.

— Сколько человек было на них?

— По два-три, господин ротмистр.

— Вы полагаете, что именно они, эти четыре-шесть человек, и ограбили поезд? А те, кого я успел допросить, свидетельствуют, что их было по меньшей мере человек сорок-пятьдесят.

— Стало быть, остальные ушли другим путем, — устало вздохнул вахмистр.

— Никаких следов не обнаружили?

— Так ночь же, господин ротмистр! Утром все осмотрим заново, глядишь, чего и обнаружим.

— Утром, утром!.. А вы представляете, где они будут утром, эти молодцы? Где их потом искать? По всей России?

Ротмистр Леонтьев работал всю ночь, а утром вместе с приставом, вахмистром и унтер-офицером еще раз осмотрел место ограбления поезда. Выбрано оно было, вполне удачно: насыпь невысокая, с обеих сторон к железнодорожному полотну подступает густой заболоченный лес, справа по движению — одна река, впереди — другая. Чтобы задержать возможную помощь поезду из Уфы, путь в двух местах завалили шпалами. И лишь со стороны разъезда, до которого было всего две версты, нападающим могла грозить опасность. Но разъезд не располагал никакими реальными силами и на помощь не пришел…

Ротмистр ходил вдоль насыпи, видел множество следов, оставленных на мягкой влажной земле, потом спустился в лесок. Здесь, саженях в ста от насыпи, на поляне, он наткнулся на след недавно проехавшей подводы. Тележные колеса глубоко врезались в болотистую землю и оставили после себя две четкие ровные колеи. Рядом, параллельно первому, тянулся еще один точно такой же след. Впереди, на пригорке, они слились в один и повели в сторону железнодорожного переезда. Немного подумав, ротмистр направился туда же, дошел до переезда, постоял перед сторожевой будкой и, вернувшись к поджидавшему его вахмистру, сказал:

— Считаю необходимым для следствия в будущем опросить смотрителя переезда и линейных рабочих этого участка. Прикажите одному из унтер-офицеров, а сами со стражниками пойдите по следам, ведущим в сторону реки. Подобранные деньги и вещи, если таковые попадутся, пересчитать, описать и сдать по акту. Местных охотников до чужой казны гнать в три шеи: вон, поглядите-ка, прямо с корзинами из деревни бегут!..

Отдав последние распоряжения, Леонтьев вернулся на разъезд, дождался поезда и уехал в Уфу. В жандармском управлении, куда он явился прямо с вокзала, его мгновенно окружили взволнованные сослуживцы: известие о вторичном ограблении почтового поезда взбудоражило весь город.

Доложив обо всем, что удалось установить и предпринять, полковнику Яковлеву, Леонтьев заперся у себя в кабинете и углубился в свои бумаги. Перечитал показания, закурил… Господи, сколько же еще в нас благодушия и самой примитивной, глупой, преступной бездумности! Неужели уроки прошлого тысяча девятьсот пятого года так никого ничему не научили! А этот год? Вряд ли его можно назвать спокойным. Рабочие волнения захлестнули всю страну, чернь вооружается и в подполье сколачивает настоящие боевые дружины. Экспроприации следуют одна за другой словно по хорошо разработанному плану: в одном месте — типографского шрифта, в другом — динамита, в третьем — целых поездов… Россия стоит на грани гражданской войны, а некоторые господа все норовят жить по-старому, спокойно и беспечно, будто в прошлом веке. Но это уже невозможно: революция — это война, а на войне беспечность — преступление!..

Он со злостью выхватил из папки протокол допроса артельщика Гаврикова, отыскал глазами нужное место и стал нервно читать:

«20 сентября сего 1906 года нас шестеро артельщиков прибыло из Управления Самаро-Златоустовской железной дороги на станцию Самара, чтобы ехать до станции Уфа. Только один Михайлов должен был ехать до станции Златоуст. Со мной в железном сундуке и кожаном саквояже было около 60 000 рублей, а всего у нас, у артельщиков, было около 300 000 рублей. На станции Самара у нас вышла неприятность с дежурным по станции Левандовским, который, прицепив для нас вагон 2-го класса, посадил к нам, в заднее отделение, несколько пассажиров, что исключается инструкцией. По этому поводу у нас вышло пререкание, доходившее до криков. Мы, между прочим, говорили, что везем не щепки, а деньги. Кроме того, мы имели разговор относительно положенной для нас охраны из солдат. Нам вместо двенадцати дали всего четверых солдат. Все эти разговоры и пререкания слышали, конечно, и посторонние люди…»

— Вот так, господа, на весь базар кричим, что везем огромные деньги, да еще почти без охраны, а потом удивляемся: грабят! Как же тут не грабить!.. А сколько оружия можно накупить и непременно накупят на эти тысячи наши революционеры? Теперь голыми руками их не возьмешь…

Ротмистр закурил, завязал папку, и отправился допрашивать свидетелей. В помощь ему железнодорожная полиция выделила ротмистра Кирсанова, а окружной суд — следователя по важнейшим делам Рябинина. Распределив между собой обязанности, взялись за дело. Первым Леонтьев вызвал машиниста паровоза Лятковского. Тот принялся обстоятельно рассказывать:

— С поездом номер четыре двадцать первого сентября я следовал из Самары в Златоуст. Со мной были помощник и два солдата охраны. В семь часов одиннадцать минут вечера мы проходили от разъезда Дема к станции Уфа, и вдруг, не доезжая сторожевой будки, я увидел какой-то подозрительный сигнал: кто-то махал фонарем голубоватого цвета. Что делать? Зная, однако, что никакого сигнала тут не должно быть, я не принял его во внимание и прошел! Тем не менее поезд у меня неожиданно остановился. Ясное дело — кто-то спустил тормоз! Я сразу же вспомнил об артельщиках и, кликнув солдат, кинулся к их вагону. Тут в нас стали стрелять, пришлось вернуться на паровоз. Что делать? Попытался двинуть поезд вперед. В ответ нападающие бросили в мою будку бомбу. Бомба особенная какая-то: никого не убила и ничего не порушила, но образовала столько дыму, что мы едва не задохнулись. Отдышавшись, попробовали отцепить паровоз, чтобы уйти к станции за помощью. Разбойники это заметили и принялись усиленно стрелять. Стал давать тревожные свистки — огонь еще усилили, причем стреляли не только из револьверов, но и из ружей. Ясное дело, отстреливались и мы, то есть наша охрана. Патронов же у нее было мало да и те вскоре кончились, а помощи все не было. Что прикажете делать? Пришлось погасить огни и затаиться. Через полчаса все было кончено. А там появились и вы…