Руслан Бедов - Лавка богов Страница 3

Сердце Абрама сжалось от боли. Он искренно верил, что боги все-таки не оставят его мать, но она слабела прямо на глазах, будучи уже не в состоянии даже говорить.

Абрам поднялся со своей соломенной постели и шагнул к двери, сотрясаемой от ударов. Неведомо откуда в его руках появилась увесистая палка. Дрожащими от возбуждения пальцами Абрам отодвинул тяжелую металлическую щеколду. Дверь распахнулась, и Абрам увидел перед собой сгорбленную фигуру отца. Терах, одетый в жалкие лохмотья, покачиваясь, стоял на пороге собственного дома и мутными глазами смотрел на сына. Абрам напрягся, ожидая привычного обращения, в решимости дать отпор агрессору, даже если это будет ему грозить осуждением и смертью. Он знал, что должен сейчас защитить мать. Но Терах продолжал стоять за порогом и смотреть на Абрама.

– Почему долго не открывал двери? – раздался приглушенный рокот из запутанной грязной бороды отца, – неужели я должен разбудить целую улицу, для того, чтобы попасть в собственный дом?

– Все спали. Уже поздно, – выдавил из себя скупую фразу Абрам. Он не любил разговаривать с нетрезвым отцом. Воняющий потом и прокисшим вином, он внушал мальчику непреодолимое чувство гадливости и презрения. Обычно Терах чувствовал это, злился и часто жестоко избивал Абрама.

Абрам решил больше ничего не говорить, но продолжал стоять напротив отца с палкой в руке. Его глаза из-под опущенных бровей сверкали в темноте воинственным огнем. Мальчик ждал нападения, чтобы оказать сопротивление. Но прошло несколько минут, а отец и не думал бросаться на сына с кулаками как обычно. Грянул гром и на голову Тераха хлынул ливень, однако тот не тронулся с места, пристально всматриваясь в Абрама. Мальчику на какое-то мгновение даже показалось, что отец уже совсем не пьян, – дождь отрезвил его, но по-прежнему оставался на месте, не освобождая отцу дорогу в дом. За спиной донесся слабый стон матери. Наверное, ей стало холодно, или она боялась за него, Абрама? Абрам еле сдержался, чтобы не заплакать. Что же делать? Закрыть двери перед носом отца или впустить его в дом? И в том и в другом случае, Абрам был уверен – их с матерью не ждет ничего хорошего…

– С палкой встречаешь отца, Абрам? – вдруг раздался знакомый голос за спиной у Тераха, и Абрам вздрогнул. Его сердце радостно забилось. Это был его брат Нахор. Чуть больше года назад его забрали в ополчение. Набонид, правитель славного города Ура, ведущий нескончаемые войны с соседями, всегда нуждался в свежих воинских пополнениях для своей армии. И вот, он дома. Живой. Абрам бросил палку и кинулся на показавшегося в дверях брата с радостным воплем. Богатырская фигура Нахора почти полностью заняла небольшой дверной проем хижины.

Терах посторонился, давая возможность Нахору пройти, и молча наблюдал за встречей своих сыновей. После смерти первенца для него словно погасло солнце, перестали светить звезды, рождать земля и даже сам воздух казался ему отравленным болью невосполнимой утраты. Но все это время Терах, почему-то, совсем не осознавал, что у него есть еще двое сыновей: Нахор, доблестный и умелый воин, и Абрам, часто задумчивый, но трудолюбивый и любящий свою мать мальчик. Разве ради них не стоило продолжать жить, глядя на сыновей, вдруг подумал Терах. На его потрескавшихся губах впервые за последние полгода появилось нечто, отдаленно похожее на улыбку. Появилось и сразу исчезло. Перед затуманенным взором предстал Абрам, его младший сын, с увесистой дубиной в руках и недвусмысленными намерениями во взгляде.

Откуда-то из груди поднялась волна гнева и негодования. Как мог этот сопливый мальчишка даже помыслить о том, чтобы поднять руку на собственно отца?! Да знает ли он, что бывает за такое…

Терах, даже сам не зная почему, осекся, усилием воли прервав бурный поток эмоций. Кажется вчера, какая-то женщина, встретившая его на улице, обезумевшего от выпитого им дешевого прокисшего вина, прорекла, что ждет его, Тераха, если он не образумится и снова не станет добропорядочным семьянином. Конечно же, сейчас семья не в моде, но боги, в отличие от людей, не следят за модой, они обязательно покарают. Терах с содроганием в теле вспомнил, как наполнилась его душа ужасом, каким реальным показалось ему пророчество незнакомой женщины, встретившейся ему на пустынной сельской дороге. Он, помнится, мгновенно протрезвел и поклялся грозным богам, что с завтрашнего дня вернется к нормальной жизни, пойдет на работу. Но на следующий день Масал приказал работникам выгнать его взашей, грозно предупредив, чтобы Терах больше не появлялся к нему на глаза. Новой жизни не получилось, и Терах одолжив денег, снова напился проклятого кислого вина. Он был страшно зол на себя и на богов за то, что лишился работы, сыпал проклятиями и был полон решимости выместить все зло на больной жене и Абраме. Однако возле самого порога Терах увидел Нахора. Возвращение его среднего сына спасло его семью от очередной громогласной семейной сцены, о которой на следующий день судачил бы почти весь Ур. Так разве мог ли он, Терах судить Абрама? Не должен ли он прежде осудить себя?

Терах тяжело вздохнул, чем привлек внимание сыновей. Нахор выпустил из богатырских объятий брата и обернулся к отцу.

– Вижу, что благословенный ливень, ниспосланный богами, вернул тебе трезвый рассудок, отец, – тихо произнес он, – не желаешь ли пригласить меня к себе в дом?

Глава третья

Терах первый проковылял к могиле и склонился над прахом матери. Нахор и Абрам молча стояли в отдалении, ожидая, когда отец попрощается со своей женой. Случилось то, чего так страшился Абрам. Спустя несколько дней, после приезда Нахора, матери стало совсем плохо и однажды утром, Абрам взяв ее ледяные пальцы, понял, что ее больше нет в живых. За день до этого Нахор ходил в храм и принес богатые жертвы Наннару, покровителю Ура, утверждая, что это могущественное божество, защищавшее от бед целый город, сможет спасти от неизлечимой болезни и его мать. Однако Наннару не помог – мама все равно умерла. Убитый горем Терах ругал, на чем свет стоит, своего среднего сына, упрекая его в том, что обращаться надо было к Сину. Нахор ничего не отвечал отцу, только молча ходил из угла в угол и о чем-то думал. Тогда Абрам подумал, что вообще нет смысла обращаться к богам. Они ведь все равно не хотят помогать. Неужели они настолько безразличны к людям, которые строят для них величественные храмы и приносят богатые жертвы. Почему они не захотели исцелить его мать? Или не смогли?.. Абрам не знал, как ответить на эти вопросы, поэтому поклялся всем известным и неизвестным ему божествам, что больше никогда не станет у них что-либо просить.

– Для отца смерть матери большая потеря, – помолчав, добавил он, наблюдая за отцом.

Абрам взглянул на брата и хотел ответить, но передумал и только передернул плечами. «Навряд ли – с горечью в сердце подумал юноша, – отец никогда не любил мать. Я-то хорошо знаю».

Нахор заметил движение Абрама и внимательно на него посмотрел.

– Тебе не следует осуждать отца, – сказал он, – людям свойственно ломаться, если их постигает чрезмерное горе.

Абрам отвел глаза от пытливого взгляда старшего брата.

– Что теперь будет? – спросил он, с болью наблюдая за тем, как пламя пожирает останки его матери, – ты снова уйдешь на службу, а я останусь здесь совсем один.

– Отец будет с тобою, – возразил Нахор.

В ответ Абрам с тоскою посмотрел на него и, махнув рукой, убежал.

Его душили слезы, рыдания разрывали грудь, тоска съедала его душу, и он не знал, куда надо деться, чтобы прекратить эти нестерпимые мучения. Неужели он, Абрам, теперь обречен на одиночество? «Отец будет с тобою». Слова брата глубоко врезались в память и были насмешкой над ним. О чем думал Нахор, его родной брат, когда говорил это? Неужели он не понимал, что отец не способен быть для него, Абрама, надежной опорой? Неужели Нахор не понимает, что отец, вместо того, чтобы самому зарабатывать деньги, будет требовать от своего младшего сына еще больше вкалывать, чтобы обеспечить его, как он это делал с матерью? Неужели Нахор столь непроницателен и бесчувственен. Ему-то что? Армия хоть и не мед, но, по крайней мере, не нужно заботиться о хлебе насущном. Лучше погибнуть в схватке с врагом, чем медленно умирать от голода и стыда, словно собака.

Абрам бежал, куда глядят глаза, пока совсем не выбился из сил. Когда, тяжело дыша, он опустился на землю и огляделся, то обнаружил себя далеко за городом. Только острая вершина зиккурата, стоявшего посреди Ура еле просматривалась на туманном горизонте. Огромное багровое солнце медленно и величественно заходило за горизонт. Становилось холодно. Абрам обхватил руками колени, опустил голову и заплакал. Здесь, в дали от людей и богов он наконец мог себе это позволить после всего, что случилось. Он мог отвести душу без опаски быть застигнутым врасплох сверстниками, отцом или братом.