Александр Барков - Сквозь дым летучий Страница 3

В шестом часу утра против левого крыла русской армии, возле села Семеновского, где окопались и расположились на ночлег войска князя Багратиона, внезапно грянула первая французская пушка. Раскат прокатился по лугам, полям и, угрожающе погромыхивая, замер далеко, в глуши Утицкого бора... В округе воцарилась тревожная, зыбкая тишина. Солдаты уже поднялись и, крестясь, готовились к бою...

Услышав неприятельский выстрел, ядро которого упало в русском стане в то место, где почивали возле флешей бойцы, Кутузов сразу определил: гаубица – и, сочтя это приглашением к сражению, пришпорил коня и спешно поскакал на батарею к Горкам. Князь был в сюртуке без эполет, в белой фуражке с красною выпушкой. Шарф и нагайка накинуты на плечо. Следом за ним двинулись генералы и штабные офицеры. На батарее при тусклом свете редких, догорающих костров Кутузов осмотрел в подзорную трубу поле грядущей битвы и своих воинов, которые уже становились под ружье.

... Наполеон не ложился спать всю ночь, его мучили приступы глухого удушливого кашля. Истомленный думами, он вышел из палатки на заре и направился к Шевардинскому редуту. Ценой больших потерь его армии удалось-таки занять этот крепко укрепленный «орешек». Теперь император как никогда прежде беспокоился: только бы русская армия, не приняв решительного боя, вновь не отступила бы потемну.

Любуясь восходящим из-за горизонта дневным светилом, лучи которого сверкали на меди пушек и стали штыков, утомленный и сумрачный покоритель Европы, внезапно воспрянув духом, величественным жестом указал на огненный шар и прошептал всего лишь три слова: «Вот солнце Аустерлица!» И пред ним воскрес счастливый и памятный для французов день, день победы над австро-русскими войсками в 1805 году. Впоследствии словам этим суждено было стать достоянием истории. Истории о грозной и знаменитой битве при Бородине.

По приказу Бонапарта затрубили сигнальные трубы, раздались громкие перекаты барабанного боя – прозвучал сигнал армии к началу решительного сражения.

Не успел еще растаять над Колочью белый туман, как пушечные выстрелы загремели один за другим. Ядра посыпались вначале в самом Бородине, в особенности у моста через извилистую, крутобережную Колочу. Распаляясь все более, канонада загрохотала по всей боевой линии.

Вдоль ручья Каменки солдаты растянулись стрелковой цепью вплоть до Утицкого бора. Издали казалось, что некоторые затаились, покуда другие ползают по земле.

Егеря подорвали мост и фланговым ружейным огнем потеснили дивизии пехоты генералов Дессе и Компана из корпуса маршала Даву. То была первая горячая схватка разгоравшейся час от часу битвы.

– По всему чувствуется – дело завязывается крутое, жаркое! – отметил Багратион. – Неспроста нынче дневное светило взошло на нашей стороне...

Для защиты укреплений он отрядил сводно-гренадерскую дивизию Воронцова и пехотную Неверовского, что составляло около восьми тысяч солдат при пятидесяти орудиях.

Наполеон подтянул к флешам семь пехотных и восемь кавалерийских дивизий при двухстах пушках – свыше сорока трех тысяч человек под командованием маршалов Даву, Мюрата, Нея и генерала Жюно. Упоенный немеркнущей славой император не сомневался в успехе.

Белопенная штормовая волна, вскипев в стане французов, ударила сперва, для отвода глаз, в лоб, а затем стала круто перемещаться влево, туда, где стояли войска Багратиона.

Артиллерия обрушила сильный огонь по Семеновским укреплениям. Бонапарт решил нанести здесь главный удар, намереваясь с ходу прорвать оборону русских, загнав их в треугольник меж реками Колочей и Москвой, и разгромить.

Корпуса пехотных и артиллерийских дивизий маршалов Даву, Нея и генерала Жюно лавиной двинулись полем к опушке Утицкого бора, левее наших батарей. Возглавлял атаку Неаполитанский король Мюрат, командующий кавалерией наполеоновской армии.

Неукротимому наступлению французов мешал лес. Казалось, эта могучая армада войск своим неудержимым стремлением вперед порушит старый бор, дабы расчистить себе путь. Преодолев бурелом, авангардные части выбрались на чистое место, построились и с безумной отвагой под бой барабанов пошли в атаку.

Воспользовавшись благоприятным моментом, егеря открыли по скоплению неприятеля огонь. Злоба и ярость, храбрость и честь вступили здесь в кровавую схватку с ужасами все истребляющей смерти. Много французов полегло убитыми и ранеными. Атака замялась.

В гневе и смятении Наполеон приказал пустить в ход резервные дивизии.

«Жаль, сил маловато», – нахмурил густые черные брови Багратион и, грозно сверкнув смоляным глазом, послал адъютанта Андрианова просить у главнокомандующего подкрепления.

Почитая Багратиона одним из лучших генералов, из тех, кто не стал бы взывать о помощи без крайней нужды, светлейший князь велел отрядить Литовский и Измайловский гвардейские полки, кирасир и около ста пушек из главного артиллерийского резерва.

После нескольких залпов французы вновь двинулись на приступ флешей. Ржанье коней и предсмертные крики тонули в оглушительном грохоте. Земля словно вскипала под копытами несущейся галопом конницы. В адском бою то неприятель теснил, сметая наши ряды, то гренадеры Воронцова, ударяя в штыки, осаживали и громили его. В пылу боя генерал был тяжело ранен, солдаты быстро вынесли его из-под огня.

Воронцов предстал пред Багратионом бледный, с обломком шпаги в руке, без шляпы.

– Ну и дела! – глянув на него, князь тяжело вздохнул и приказал Неверовскому ввести в бой свежие силы. – Не подкачай, душа-генерал!

Генерал четко и выразительно отдал честь Багратиону, и все потонуло в оглушительном, ни на минуту не смолкающем грохоте боя.

Из порохового дыма и смрада, висевшего над флешами, словно из штормовой грозы, вынырнули со штыками наперевес батальоны прославленной 27-й пехотной дивизии генерал-майора Неверовского. Подоспев, как говорится, в самый раз, пехотинцы нанесли по неприятелю сокрушительный контрудар. Многие полегли в том бою. Сам же Неверовский, несмотря на контузию, остался в строю.

Минуты критические, решающие. Солдаты Коновницына и Бороздина штыками выбили французов с батарей и прогнали их за ручей Семеновский.

Бонапарт, все более мрачнея и бледнея, наблюдал за ходом сражения в подзорную трубу. Повелительным жестом он посылал в атаки резервные корпуса, ожидая от своих генералов добрых вестей. Но генералы один за другим падали с коней поверженными или возвращались с поля боя с расстроенными, истекающими кровью войсками...

Адъютанты с дрожью в голосе докладывали императору про неслыханную дерзость и упорство русских, передавая мольбы своих командиров о подкреплении. Все это приводило Наполеона в бешенство: лишь теперь, в роковые минуты битвы, он наконец осознал всю сложность и трагизм положения, в котором очутились его войска.

Готовясь к сражению, самодовольный покоритель Европы не рассчитывал на такое отчаянное сопротивление противника, предвкушая скорую победу, пышные пиры в златоглавой столице и торжественное возвращение под звон литавр в Париж.

Полки его старой, закаленной в боях гвардии стояли до поры в резерве, тогда как другие корпуса и дивизии истекали кровью и ложились костьми. Пуще зеницы ока Наполеон берег свою старую гвардию, возглавляемую прославленными ветеранами. Он не раз говорил своей свите:

– Черт возьми! Как я люблю моих дорогих ворчунов! Ну и пусть они жалуются, пусть даже ругают меня, называя честолюбивым безумцем и сумасбродным корсиканцем! Я знаю это! Но я их люблю все более! Ибо они ворчат, но никогда не подводят. Они выигрывают мне одно сражение за другим! Моя старая гвардия – гордость и оплот армии!

При Бородине Бонапарт впервые повстречал столь грозного врага. Правда, в его памяти внезапно мелькнул Ваграм. В ту пору, в 1809 году, австрийцы были сильны как никогда и успех французов висел, можно сказать, на волоске. Но в той кровавой битве, дабы перетянуть чашу весов на свою сторону, Наполеону достаточно было повелеть маршалу переодеться в мундир времен республики, поставив его во главе войск, и приказать: «Ступайте! И либо умрите, либо раздавите своею массою и разрубите мечом своим скрытый там узел победы!» И маршал с честью выполнил приказ императора. Французы одержали верх при Ваграме и слава непобедимого полководца вновь вознеслась над Бонапартом.

Здесь же, в дьявольском пылу Бородина, все складывалось наперекор замыслам императора...

Десять утра. Войска Нея и Даву густой лавиной устремились на штурм флешей. Французы решили подавить русских своею мощью и численностью. Но тщетно! На сей раз пехотная дивизия генерала Коновницына, выдержала адский штурм и дала врагу достойный отпор. Сам генерал был дважды контужен, но, как и многие полководцы, не покинул поля сражения. Несокрушимый яростный натиск неприятеля был сломлен, атака захлебнулась. Французы вынуждены были отойти на исходные позиции.