Жюль Верн - Михаил Строгов Страница 3

Офицер сразу же распахнул окно, как если бы его легким недоставало кислорода, и вышел на широкий балкон вдохнуть свежего воздуха, очищенного прохладой чудесной июльской ночи.

Перед его глазами, купаясь в лучах луны, высились округлые стены крепостного вала, внутри которых возвышались два храма, три дворца и арсенал. Вокруг этих стен вырисовывались три разных города — Китай-город, Белый город и Земляной город, с огромными европейскими, татарскими или китайскими [8] кварталами, над которыми поднимались башни, колокольни, минареты и купола трехсот церквей, чьи зеленые главы были увенчаны серебряными крестами. В неширокой речке с извилистым руслом мерцали там и сям отблески лунных лучей. А вокруг на много километров простиралась причудливая мозаика по-разному расцвеченных домов.

Этой речкой была Москва-река, этим городом — Москва, стеной укреплений — Кремль, а офицером гвардейских стрелков, что скрестив руки и с думой на челе стоял и рассеянно слушал шум, нисходивший от Нового дворца на древнее московское городище, был русский царь.

Глава 2

РУССКИЕ И ТАТАРЫ

Если царь столь внезапно покинул гостиные Нового дворца, когда праздник, устроенный им для гражданских и военных властей и для важных сановников Москвы, был в самом разгаре, — значит, по ту сторону уральских границ в это время происходили серьезные события. Уже не оставалось сомнений, что страшное нашествие грозило лишить сибирские провинции российской автономии.

Азиатская Россия, или Сибирь, занимает площадь в пятьсот шестьдесят тысяч квадратных льё [9], насчитывая около двух миллионов жителей. Она простирается от Уральских гор, отделяющих ее от Европейской России, до берегов Тихого океана. На юге по весьма условной границе ее окружают Туркестан [10] и Китайская империя, на севере сибирские земли омывает Ледовитый океан — начиная с Карского моря вплоть до Берингова пролива.

Сибирь разделена на ряд губерний, или провинций, а именно: Тобольскую, Енисейскую, Иркутскую, Омскую [11] и Якутскую; [12] в нее входят еще два округа — Охотский и Камчатский [13], а также два края — киргизов [14] и чукчей, — ныне подчиненные московскому правлению.

Эти обширные степные просторы, протянувшиеся с запада на восток более чем на сто десять градусов географической долготы, являются вместе с тем местом ссылок для преступников, страной изгнания для тех, кто указом приговорен к выселению.

Высшую царскую власть в этой огромной стране представляют два губернатора. Резиденция одного находится в Иркутске, столице Восточной Сибири; местом пребывания второго является столица Западной Сибири Тобольск. Эти две Сибири разделяет река Чула [15] — приток Енисея.

Ни одна железная дорога не пересекает пока этих бескрайних равнин, часть которых по праву славится необычайным плодородием. Ни один рельсовый путь не обслуживает знаменитых рудников, благодаря которым сибирская земля на огромных пространствах куда богаче в своих недрах, чем на поверхности. Летом по ней передвигаются в тарантасе или на телеге, зимой — на санях.

Западную и восточную границы Сибири соединяет одна-единственная связь — но зато электрическая, осуществляемая посредством провода, протянувшегося на более чем восемь тысяч верст (8536 километров) [16].

Пересекши Урал, он проходит через Екатеринбург, Касимов [17], Тюмень, Ишим, Еланск [18], Колывань, Томск, Красноярск, Нижнеудинск, Иркутск, Верхненерчинск, Сретинск, Албазин [19], Благовещенск, Орловск [20], Александровск [21], Николаевск, причем за каждое слово, отправленное в его крайнюю точку, берут по шесть рублей девятнадцать копеек. Отдельная ветвь соединяет Иркутск с Кяхтой, что на монгольской границе, и отсюда в течение четырнадцати дней почта пересылает отправления в Пекин по цене тридцать копеек за слово.

Этот-то провод, протянувшийся от Екатеринбурга до Николаевска, и был перерезан — сначала перед Томском, а через несколько часов — между Томском и Колыванью.

Вот почему на второе сообщение генерала Кисова царь ответил весьма кратко: «Гонца, и не медля!»

Государь все еще неподвижно стоял у окна кабинета, когда привратники снова открыли к нему дверь. На пороге появился шеф полицейского управления [22].

— Входи, генерал, — коротко бросил царь, — и расскажи мне все, что знаешь об Иване Огареве.

— Это весьма опасный человек, государь, — ответил шеф полиции.

— У него звание полковника?

— Да, государь.

— Это был умный офицер?

— Очень умный, но он не признавал над собой никакой власти и отличался неукротимым честолюбием, которое не отступало ни перед чем. Вскоре он ввязался в тайные интриги, за что и был лишен звания Его Высочеством Великим князем, а затем выслан в Сибирь.

— Когда это произошло?

— Два года тому назад. Помилованный Вашим Величеством, он после шести месяцев ссылки вернулся в Россию.

— И с этого времени в Сибирь не возвращался?

— Возвращался, но на этот раз по собственной воле, — ответил шеф полиции. И, чуть понизив голос, добавил: — Было такое время, государь, когда человек, отправленный в Сибирь, оттуда уже не возвращался.

— И все же, пока я жив, Сибирь есть и будет страной, откуда возвращаются!

У царя было право произнести эти слова с чувством искренней гордости, ибо своей снисходительностью он не раз доказывал, что русское правосудие умеет прощать.

Шеф полиции ничего не ответил, но было очевидно, что он не сторонник полумер. На его взгляд, всякий человек, пересекший Уральский хребет в окружении жандармов, никогда больше не должен пересекать его снова. Между тем при новом режиме дело обстояло иначе, и шеф полиции искренне об этом сожалел. Как же так! Пожизненный приговор — только за уголовные преступления?! А политические ссыльные возвращаются из Тобольска, Якутска, Иркутска! Привыкший к самодержавной силе указов, которые прежде не знали пощады, шеф полиции не мог примириться с нынешней манерой правления. Однако он смолчал, ожидая от царя новых вопросов.

Вопросы не заставили себя ждать.

— И что же, — спросил царь, — после своего путешествия по сибирским провинциям, подлинная цель которого, кстати, так и осталась неизвестной, Иван Огарев больше не возвращался в Россию?

— Нет, он вернулся.

— И с момента возвращения полиция потеряла его след?

— Нет, государь, ибо лишь с того дня, когда преступника помиловали, он и становится по-настоящему опасным!

Лоб царя на миг омрачился. Пожалуй, шефу полиции не следовало заходить так далеко, хотя его идейное упрямство было по меньшей мере равно его безграничной преданности своему государю. Однако царь, пренебрегши этими косвенными упреками в адрес своей внутренней политики, продолжил серию кратких вопросов:

— Где был Иван Огарев в последний раз?

— В Пермской губернии.

— В каком городе?

— В самой Перми.

— Чем он там занимался?

— Вроде бы ничем, его поведение не вызывало подозрений.

— И тайная полиция не следила за ним?

— Нет, государь.

— Когда он выехал из Перми?

— Ближе к марту.

— И направился?…

— Этого никто не знает.

— И что с ним с тех пор — неизвестно?

— Неизвестно.

— Так вот, мне это известно! — возразил царь. — До меня дошли анонимные сведения, миновавшие полицейское управление. Учитывая то, что происходит нынче по ту сторону границы, я имею все основания считать их точными!

— Вы хотите сказать, государь, — вскричал шеф полиции, — что Иван Огарев причастен к татарскому нашествию?

— Да, генерал, и сейчас я открою тебе, чего ты не знаешь. Покинув Пермскую губернию, Иван Огарев пересек Уральский хребет и устремился в Сибирь, в киргизские степи, где попытался, и не без успеха, взбунтовать кочевые племена. После этого он спустился еще дальше на юг, вплоть до вольного Туркестана. Там, в Бухарском, Кокандском и Кундузском [23] ханствах, он нашел правителей, которые были не прочь попытать счастья в сибирских провинциях и вторгнуться со своими ордами в азиатские земли Русской империи. Это нашествие затевалось в тайне, но вот только что разразилось раскатами грома, и теперь все пути и средства связи между Западной и Восточной Сибирью перерезаны! Более того! Иван Огарев, пылая местью, замышляет покушение на жизнь моего брата!

Говоря это, царь в волнении быстро шагал по кабинету. Шеф полиции ничего не ответил, но про себя подумал, что в те времена, когда российские императоры не прощали ссыльных, замыслам Ивана Огарева не удалось бы осуществиться.