Пятая труба; Тень власти - Поль Бертрам Страница 3

Бургомистр круто повернулся к нему.

— Как так? — спросил он.

— Ранее канона Сирициуса, появившегося в 385 году после Рождества Христова, не было никаких канонов, требовавших безбрачия. До этого времени брак разрешался священнослужителям всех степеней.

— Ты с ума сошёл или ты пьян?

— Церковь не раз осуждала то, что прежде защищала, и наоборот. Вот и теперь она не позволяет мирянам приобщаться от чаши, и однажды папа Лев Великий даже отлучил тех, кто это делал, — невозмутимо продолжал секретарь. — Только в одном церковь оставалась всегда неизменной.

— В чём же это?

— В стремлении захватить власть.

— Ты зачитался, господин секретарь, и у тебя, очевидно, ум зашёл за разум. Вспомни лучше о Гусе и занимайся своим делом. Иначе это кончится плохо для тебя. Что касается безбрачия, то тут дело ясное, и твоя начитанность тут ни при чём. Господь наш сам сказал, что лучше быть холостым. Холостыми были и апостолы.

— Господь говорил различно. Если бы его слова имели такое значение, то разве женились бы апостол Пётр и другие?

Бургомистр испуганно посмотрел на смелого оратора и, подумав минуту, тихо сказал:

— Я не могу спорить об этом. Да едва ли это и приличествует нам. Ведь очень легко истолковать Святое писание вкривь и вкось. Берегитесь, господин секретарь. Если церковь неправильно толковала его в течение целых четырнадцати веков, то где же всё это время был Святой Дух?

— Ну, этого я, конечно, не могу вам сказать.

— Ага, не можете! — с торжеством вскричал Мангольт. — Вот что значит подходить к таким вопросам без достаточного уважения.

Секретарь молчал. Лампа продолжала вспыхивать и мигать, и в сумраке нельзя было разглядеть выражение его лица.

— Как бы то ни было, мы должны настаивать на разрешении священникам вступать в брак, — сердито промолвил кто-то из присутствующих.

Гордый своей только что одержанной победой, бургомистр выпрямился.

— Пора, наконец, смотреть на такие вещи спокойно и без раздражения, как подобает советникам города, которому выпало на долю предоставить в своих стенах гостеприимство одному из самых больших соборов, — сказал он, — как подобает зрелым людям, перед глазами которых происходят великие исторические события.

Он говорил витиевато, словно повторял заученную роль.

— Мы не должны обращать внимания на наши маленькие неприятности. Я уже объяснял вам, почему нужно сохранить привилегии церкви. Хотя некоторые священники и оказываются людьми недостойными, однако самый их сан так священен, что необходимо его охранять. Сам Господь, взирающий с небес на церковь, не допустит, чтобы такие люди получили преобладание.

С минуту все молчали.

— Прекрасная речь, — прервал тишину советник Шварц, делая большой глоток из своего стакана. — Прекрасная речь.

Мангольт был польщён.

— Я думал об этом, — отвечал он тоном человека, который умеет быть скромным, но в то же время знает себе цену. — Мы должны усвоить себе широкий взгляд, какой даётся самоотвержением и верой. Книжная мудрость тут не годится, — добавил он, бросив взгляд в сторону секретаря. — Мы прежде всего должны думать о правах церкви, а потом уж о своих собственных.

— Прекрасная речь, — повторил Шварц, снова отхлёбывая из стакана. — Сам кардинал Бранкаччьо не нашёл бы что в ней поправить.

Мангольт быстро взглянул на своего собеседника, но тот опустил свои глаза. Очевидно, это было чувствительное место для бургомистра.

— Что вы хотите этим сказать, г-н Шварц? — спросил он.

— Я? — невинно переспросил тот. — То, что вы сказали прекрасную речь. Она ещё лучше той, которую вы сказали, когда сжигали учителя, и в которой вы объясняли нам, что некоторые из его положений совершенно правильны, вроде того, например, что священники такие же люди, как и все другие, и имеют право взять себе жену, как и все прочие, а за воровство, убийство и насилие должны быть заключены в тюрьму, тоже как все прочие. Много хороших слов вы тогда сказали. Не таких, разумеется, как теперь, но ведь тогда вы ещё не были так близко знакомы с кардиналом Бранкаччьо. Великое дело, когда всегда можешь посоветоваться с таким светочем церкви. Немалое удобство, когда знаешь, что кардинал ведёт твою жену по стези добродетели и святости, когда тебя нет дома.

Лица некоторых собеседников расплылись в широкую улыбку. Другие, чтобы скрыть смех, уткнулись в свои стаканы. Репутация кардинала была не такова, чтобы похвалы Шварца могли к нему относиться. Он был умный человек, но его внимание было устремлено всегда на грешную плоть, а не на душу. Кардинал жил в доме бургомистра, у которого была молодая и красивая жена. Люди непочтительные говорили про неё многое такое, что не стоило повторять.

Мангольт вспыхнул.

— Что вы хотите сказать, мастер Шварц? — ещё раз строго спросил он.

— Я? — переспросил Шварц с таким же невинным видом, как и прежде. — Я стараюсь следовать вашему примеру и сказать такую же прекрасную речь. Если это мне не удалось, то прошу извинения: мне недостаёт вашего таланта. Впрочем, так и надо, чтобы первый гражданин города превосходил всех других. Вот и всё.

У мастера Шварца был острый язык, и люди боялись его в городском совете и вне его. Но в данный момент бургомистр почувствовал, что он не может ему спустить, что что-то надо сделать для спасения своей чести.

— Очень рад это слышать, — резко сказал он. — Но для того чтобы предупредить недоразумения, я с презрением отвергаю всякие намёки, оскорбительные для моей чести. Кардинал Бранкаччьо никогда бы не посмел оскорбить кого-либо из магистрат-города Констанца, да я и не позволил бы этого. Заметьте это, мастер Шварц.

И он ударил кулаком по столу.

— А если бы он посмел, что бы вы тогда сделали? — спокойно спросил Шварц.

— Что бы я сделал?

Несмотря на весь свой гнев, бургомистр растерялся.

— Что бы я сделал? — повторил он беспомощно.

— Да, что бы вы сделали? — настаивал Шварц. Мангольт с трудом овладел собою.

— Я не допускаю даже возможности чего-нибудь подобного! — с негодованием закричал он, опять ударяя кулаком по столу, отчего запрыгали все стаканы. — Одно такое предположение уже оскорбительно для меня, для моей жены и для кардинала. Я не желаю более говорить об этом.

Шварц пожал плечами.

— Как вам угодно. Только, изволите видеть, подобные вещи иногда случаются. Отец Марквард сыграл