Спираль - Ирина Шишковская Страница 3

ни жалко, – в печь. Открыл гардероб – несколько сорочек, два костюма, один из бостона, Лида заставила пошить. «Ну что ты ходишь такой не авантажный, – упрекнула она его, – можешь же себе позволить». Сама купила и приволокла отрез, сама отвела к подпольному портному. Дорогой костюмчик вышел, зато теперь есть что надеть в поездку.

– Там будет торжественный банкет, – предупредила его Лопатникова.

– Галстук нужен, – поддакнул Шейнайзен, – знаешь, что такое галстук? – и заржал, обнажая гнилые зубы.

Николай сегодня с утра был у Андрея Аркадьевича в институте. Поговорили о работе. Потом Васнецов сказал:

– Пойдемте, молодой человек, выйдем, покурим, не будем мешать дамам дымом.

Лидочка и Вероника Григорьевна, секретарша профессора, заулыбались.

Они вышли во двор, и, гуляя по дорожкам запущенного сада, Андрей Аркадьевич, поминутно озираясь, вроде бы кто-то мог следить за ними тут, еще раз проговорил Николаю все то, что нельзя было записывать, а можно было только запомнить.

В Берлин делегация ехала в мягком вагоне. Зина в одном купе с сухой дамой из института стали и сплавов, Николай с работником ГПУ, который по документам работал инженером на заводе «Красный Октябрь». В вагоне были еще члены их делегации, и в соседнем тоже. Многие ехали с таким комфортом первый раз в жизни, робея от роскоши, их окружающей. Кроме них в поезде были только сов– и партработники, и иностранный дипломат с супругой.

Зина столкнулась с супругой дипломата возле уборной.

– Эскоьюзми, – проговорила эта самая супруга и хотела что-то спросить Зину. Но та быстро перебила ее:

– Извиняюсь, не понимаю.

Мало ли кто может их услышать. Не надо Зине сейчас такого. Нет у нее знаний иностранных языков, ни свободных, ни со словарем. НИКАКИХ нет! Все, поняли?!

Павлов держался с нею прохладно, но вежливо. На вокзал его прибежала провожать невеста, так говорили в их институте, Лидочка, смазливая и хорошо одетая дочка партработника из городского комитета, присланная к ним после школы для получения стажа. Должности ей в лаборатории не нашли, она ничего не умела, ничего не знала, на грязной работе быть не могла, и потому профессор Васнецов взял ее к себе. Пододвинули стол Вероники Григорьевны, поставили еще один, и Лидочка начала ходить к одиннадцати «на службу». А позже стала невестой любимого ученика профессора. На перроне она висла на Павлове, целовала его демонстративно в губы, прижималась. На них обращали внимание, но Павлов не отстранялся, чувствовал себя вполне свободно и от внимания толпы не смущался.

На границе поезд остановился, и в вагон ввалились три держиморды с коричневой с подпалинами по бокам овчаркой, сопровождаемые начальником поезда в форменной тужурке. Зина внутренне сжалась, но картонные лица были предельно вежливы и цедили сквозь зубы: «Разрешите паспорта!». Видно было, что и рады бы вести себя по-другому, да опасаются, неизвестно же, кто едет в поезде «Москва-Берлин». Взяли и Зинин паспорт. Несколько раз военный зыркнул на нее, в книжечку, опять на нее, опять в книжечку, и шлепнул печать. Через несколько часов поезду переставили колеса, и он покатился дальше, уже по Европе.

Зина жадно смотрела на поля, деревеньки, леса, которые мелькали за окном. Все такое чистое, правильное, ровное, а ведь ехали по Польше – бывшей части Российской империи. Уже рассвело. Зинина соседка после проверки опять легла спать, а Зине не спалось, она жадно впитывая в себя картинки несоветской жизни, боясь пропустить даже малейший штришок. «Это воспоминания на всю мою жизнь, – мелькнуло у нее в голове. – Запоминай, Зина, запоминай». Некому такое будет рассказать, но и пусть! Главное, что у нее навсегда в памяти останется картинка из другой жизни.

Как она и предполагала, их, прибывших на перрон огромного вокзала в Берлине, встретили представители советского посольства, два работника Коминтерна и группа немецких рабочих, которые и пригласили их на свой завод посмотреть в действии установку, которая уже несколько лет отлично работает, а их лаборатория только начинает ее изобретать.

«Но у нас будет наше, советское, рабочее, пролетарское!» – любил орать с трибуны директор института, объясняя, зачем они изобретают то, что давно запатентовано в США и Германии.

После цветов, рукопожатий и пламенных речей прямо на перроне их посадили в автобус и повезли в гостиницу. В автобусе Зина быстро заняла место у окна, хотела посмотреть на город. Рядом на сидение опустился Павлов. Ничего не говоря, он внимательно наблюдал за ней. Именно наблюдал, не пялился, а как-то украдкой поглядывал. Но молчал. Пускай! Все равно! Нет у нее времени обращать на него внимание, не за тем она сюда приехала.

Месяц в Берлине пролетел незаметно. Каждый день они завтракали в ресторане гостиницы, ничего особенного, но для Зины и остальных простых сотрудников из Советской России такие завтраки были невиданным лакомством: яйца пашот, ветчина, маленькие свежие немецкие булочки, масло, кофе, все вкусное, всего вдоволь – бери, сколько хочешь! Зина впервые в своей жизни попробовала кофе, которое наливали официантки в белых фартуках и накрахмаленных наколках на волосах из больших сверкающих кофейников. После завтрака садили всех в автобус и увозили на завод. Там работа и обед в заводской столовой. «Вот как капиталисты, проклятые рабочих угнетают», – зло и грустно сказал как-то неосторожно какой-то инженер из Харькова. Обеды были вкусные и разнообразные, и при этом бесплатные. «Это все за счет предприятия», – на ломанном русском объяснил их куратор от немецкой стороны – простой рабочий Маркус. Он же как-то в воскресенье пригласил всю группу к себе домой. Жил Маркус в большом доме на окраине Берлина с женой и тремя детьми. Жена накрыла стол: тушеная капуста, колбаски, картофельный салат. «Моя Аннет из Баварии, любит простую еду», – посмеиваясь, пояснил им Маркус. Для Зины было странно видеть такой пускай и небогатый, но просторный дом, нарядно одетых и сытых детей, изобилие на столе у рядового рабочего. Маркус выучил русский, работая еще молодым парнем в России на заводе, которым владел их хозяин до революции. Он так и называл владельца завода – «наш хозяин», но говорил это без подобострастия, без унижения, а как-то с уважением. Их хозяин многое делал для рабочих: и столовая бесплатная, и система премий, и кредиты. «Очень нелегко сейчас в Германии простым людям, – говорил Маркус. – Но он помогает нам как может». Вася Половников, рабочий из цеха, попавший в делегацию за активное участие в спортивной и общественной жизни, горячился:

– Да он вас эксплуатирует! Он – буржуй и кровопийца!

Маркус только посмеивался в ответ. А при этом член Компартии! «Что же у них за жизнь, что даже партийные – такие?», подумала Зина. Да, видать было по