Семен Скляренко - Святослав Страница 30

— И опять же, — продолжали купцы, — коли уж и продадим свой товар за бесценок, так разве можем купить, что захотим? Нет, матушка княгиня, нам продают только то, что дозволит эпарх и что им самим не нужно: шелк — самый худший, бархат — прелый, и то каждому положено купить только на пятьдесят золотников. Вот вина, благовоний и мастики бери у них сколько хочешь. А мы, что же, приехали сюда вино пить, натирать мастикою рожи или бороды, прости нас, княгиня, умащать благовониями? Вот мы и доторговались. В лодиях наших лежат бархат, мастика и духи, ходим, сама видишь, под винными парами, а царевы мужи нас уже из Суда выгоняют, словно псов каких. С чем мы поедем на Русь?

И, уже не в силах удержаться, купцы из Руси говорили: — Про Царьград и империю говорят, будто тут собраны богатства со всего света. Что и говорить, богатств тут вдоволь. Египет, Аравия, Армения, Сирия с Месопотамией — все сюда везут. Только богатства эти собраны в одном Большом дворце, у императора и его патрикиев. А империю они жрут и нас уже сожрали. Спаси, матушка княгиня!

Княгиня Ольга смотрела на едва заметный под покровом ночи длинный полуостров над Судом, на краю которого изредка вспыхивал фар[96] и тускло сверкали окна дворцов и теремов. Выше же, на холмах, было темно и тихо. Темным было и лицо княгини.

7

Как только рассвело, к лодиям прибыли царевы мужи — в темных одеждах, с золотыми цепями на шее, с толмачами и писцами.

Поднявшись на лодии, они спрашивали, откуда приехали купцы, что привезли с собою, что желают продать и купить.

И они не только спрашивали, но и ходили по лодиям, поднимали покрывала, рассматривали товары, словно там могло быть что-либо недозволенное или краденое. Купцы сжимали кулаки, бросали сердитые взгляды на царевых мужей…

Позднее, когда лодии были осмотрены, мужи заявили, что русским купцам разрешается сойти на берег и поселиться в монастыре св. Мамонта под городской стеной. Но предупреди ли, что в город они могут ходить только с ними, не более пятидесяти человек в один раз, а в монастыре св. Мамонта могут жить и получать покори только месяц, после чего должны покинуть Суд. Снова все повторялось — купцам уже были знакомы греческие порядки.

Тогда взялись за дело толмачи и писцы. Вооружившись дощечками, покрытыми тонким слоем воска, писцы принялись опрашивать и записывать имена купцов. Что они там писали, кто их ведает; произносили они вместо Прастена — Фрастьон, вместо Степана — Стандер.

— Так, — смеялись купцы, — прочитают в Большом дворце, да и подумают, что мы не русские люди, а какие-то варяги… Да уж пишите как вздумается, только в варяги не записывайте. Русские мы люди, из Киева, слышите?

Царевы мужи переписали купцов, приехавших на торг, после этого спросили: — Все? Но купцы ответили:

— Нет, не все, ибо с нами, со своими послами вместе, приехала еще и великая княгиня русская Ольга.

Царевы мужи переглянулись:

— Княгиня Ольга?… Да ведь в Киеве князь Икмор?

— Был в Киеве великий князь Игорь, а не Икмор, но он помер, — ответили купцы. — А с нами приехала его жена и великая княгиня Ольга.

Царевы мужи растерялись. У них был приказ эпарха хорошенько присмотреться, кто приехал на этот раз на стольких лодиях из Руси. Они старательно осмотрели лодии и переписали всех мужей, но на женщин внимания не обращали — мало ли купцов приезжает в Константинополь с женами, сестрами или рабынями!

И только теперь увидели они суровую, уже пожилую женщину, сидевшую в одной из лодий, в темной одежде, с красным корзном на плечах. Царевы мужи поклонились ей, но не знали, как им быть.

Поэтому они решили за благо попрощаться с русскими купцами, пообещали, что скоро принесут им грамоты и пришлют других мужей, которые отведут их в монастырь св. Мамонта, а сами, поспешно покинув лодии, направились к воротам и исчезли за стенами города.

Однако ни утром, ни в течение всего долгого дня к лодиям, на которых приехала со своими купцами и послами княгиня Ольга, никто из царевых мужей не пришел, А без их разрешения сами они не имели права сойти на берег.

Наступил вечер. Княгиня Ольга сидела в своей лодии и смотрела на Константинополь. В городе было темно, только по мысу полуострова светились огни. Горели огни и на лодиях, стоявших в заливе. Вверху, в темном небе, сияли бесчисленные звезды, каких она не видала в Киеве.

И подумала княгиня Ольга: не ошиблась ли она, приехав в этот чужой город?

Но на следующее утро все как будто наладилось. Как только начало светать, на лодиях опять появились царевы мужи. Они даже просили прощения, что не смогли прийти накануне, потому что в городе, мол, не было эпарха. Зато теперь они разрешили всем высадиться на берег, сами отвели в монастырь св. Мамонта, где уже были даже приготовлены покои — по келье на четверых купцов, по келье на каждых двух женщин, а для княгини Ольги келья с опочивальней и сенями.

И еще царевы мужи уведомили, что русские купцы могут получить тут же, в монастыре, месячное,[97] а послы — слебное,[98] дали им две дощечки, на одной из которых были записаны имена купцов, на другой — имена послов, а вместе с ними и княгини Ольги.

Княгиня Ольга, услыхав об этом, вышла из кельи и гневно сказала царевым мужам:

— Не как посол прибыла я в Константинополь, а как княгиня Русской земли — с послами своими, купцами, свитой. И не к кому-нибудь приехала, а к императору для беседы.

— Наши послы в Киеве известили нас, — ответили мужи, — что, после того как князя Икмора убили немцы, на Киевском престоле сидит его сын Сфендослав.

Княгиня Ольга раздраженно махнула рукою:

— Я — жена князя Игоря, и не немцы его убили, а погиб он на своей земле. Владею я столом Киевским, имею сына не Сфендослава, а Свя-то-сла-ва и приехала от себя и от него говорить с императорами. Примут они меня?

— Императора Константина, — отвечали мужи, — нет ныне в Константинополе; когда вернется, не знаем. Как только приедет, скажем ему про княгиню. А пока просим купцов торговать, послов — ждать. Месячное купцам и слебное послам готово.

И еще добавили мужи:

— Если же княгиня Ольга желает посмотреть Константинополь, мы ей поможем и покажем все, что она захочет.

Стоя у двери и держась рукою за косяк, княгиня Ольга, бледная, утомленная то ли от дальней дороги, то ли по другим причинам, сказала царевым мужам:

— За то, что приняли меня, послов моих и купцов, императору ромеев спасибо. Спасибо и за то, что даете месячное купцам, — возьмут они его по надобности. Что же до слебного, то ни я, ни послы мои в нем потребы не имеют. Не нищие люди суть князья киевские, и если едут в Константинополь, то не на покорм к императору.

Произнеся это, княгиня добавила:

— А пока императора вашего, как вы говорите, нет, я и в самом деле посмотрю Константинополь. Не для того же ехала я сюда, чтобы торчать на Суде.

С тем и ушли царевы мужи, а русские купцы, послы и княгиня Ольга разошлись по своим кельям.

Но вскоре княгиня позвала к себе старейшего из купцов, Воротислава, и повела с ним разговор.

— Так что же, — обратилась к нему княгиня Ольга, — готовятся ли наши купцы идти на торг? И если пойдут, то нынче или завтра?

Высокий, седобородый, с гордой статью, Воротислав стоял перед княгиней и, сведя темные брови, отвечал:

— Не знаем, матушка княгиня, что и делать. Вчера, услышав про торг, и ныне, послушав, как царевы мужи разговаривают с тобою, не знаем, как торговать, что продавать.

— А вы им ничего не продавайте.

— Как, матушка княгиня? Куда же девать наши меха, мед, воск?

— Я покупаю у вас все ваше добро, — сказала княгиня. — И не по той цене, какую назначит эпарх, а по нашей, русской. Знайте — я не обижу вас. Тут, — она показала на келью, — мое государство, за все я заплачу золотниками. Слышишь, Воротислав, купцы мои пусть не идут на торг!

— Слышу, матушка княгиня, — вздохнул Воротислав. — Какие убытки! Убытки понесешь, княгиня!

Княгиня Ольга посмотрела в окно, на Суд, где, как лес, стояли лодии со всего света.

— Не ради золота приехали мы сюда, — закончила она, — а ради добра и покоя земли Русской… Делай, как сказала.

Наутро на подворье монастыря св. Мамонта загремели колесницы, закричали, принялись звать на торг русских купцов Царевы мужи.

Но случилось то, чего мужи не ожидали и не могли ожидать. Русские купцы вышли к ним, поздоровались, поговорили, а потом сказали, что не имеют нужды ехать на торг, потому что все их товары уже проданы.

Царевы мужи, среди которых, разумеется, было немало торговцев и которые надеялись с помощью эпарха за бесценок приобрести то добро, что лежало в лодиях, — а они видели его собственными глазами, — были очень встревожены, обмануты в своих корыстных намерениях. Ведь не для кого-нибудь собирались они с большой выгодой приобрести все эти ценные вещи, а для императора и его двора.