Валентин Пронин - Царь Саул Страница 30

— Не думаю, господин мой, что они напутали и обеспокоили твоё величие напрасно. Я знаю их давно и уверен, что они недаром едят свой хлеб.

— Где же враги? Они должны быть здесь, если исходить из ночного донесения. Эшраэль находится в полуденной стороне. Погонщик волов, ставший царём, должен привести свой сброд оттуда, не так ли?

Пожилой придворный в фиолетовой рубахе вздохнул. Слегка отступив назад от рассерженного царя, он коснулся холёными пальцами окрашенной охрой бороды. Она держалась на его выбритом лице с помощью крючков, зацепленных за уши. Остальные придворные и военачальники тоже вздохнули. Они встревоженно переглядывались, расправляя ещё не глаженые с утра полосатые накидки.

Голубоглазый митанниец в бронзовом панцире и шлеме, над которым вздрагивало журавлиное перо, прижал ладонь к груди.

— Может быть, господин мой, следовало бы взять пятьсот стрелков, тысячу копейщиков, — сказал он, склоняя голову перед Шамтагумом, — и встретить врагов в поле? Хорошо бы сделать засаду и напасть на них, не дожидаясь, когда они подойдут к городу.

— Верно, Гамитбаал. Возьми эти полторы тысячи воинов, согласился царь. — Проследуй до русла высохшего ручья у Кешах-Зегона и там устрой засаду. Отправь вперёд разведчиком. Если они донесут, что войско ибрим слишком велико, быстро отступи и возвращайся. Но если ты нападёшь на них, шли гонца. И сам с двумя тысячами воинов и пятьюдесятью колесницами посмешу на помощь. Да поддержит тебя твой Тешуб и наш не ми кий Мелех.

Ухмыльнувшись с довольным видом, митанниец поспешил покинуть башню. Он спустился на площадь перед храмом лунного бога Сина и мысленно помолился ему, не забывая Мелеха и Тешуба. Отдав приказания младшим начальникам, полководец мири Шамтагума подошёл к своей колеснице, поднялся в неё и велел возничему выехать из южных ворот.

Вскоре царь Шамтагум уже наблюдал, как стремительно выехали в поле пятнадцать колесниц, запряжённых тонконогими горячими лошадьми. На каждой колеснице, кроме возничего, стоял нарядный красавец — знатный юноша с большим луком и двумя колчанами стрел. Рядом находился оруженосец, сияя прямоугольным щитом и секирой с железным лезвием.

На колесницами знати начали выходить остальные воины по четыре в ряд. Копья их, вскинутые на правое плечо, однообразии и размеренно вздрагивали. Когда шобское воинство отошло от города на значительное расстояние, оно стало походить на огромную змею, сверкавшую, как щетиной, остриями копий и бронзовой чешуёй доспехов.

В голове этой змеи, образованной копейщиками и стрелками из лука, неторопливо и достойно, опережая прочие колесницы, ехал Гамитбаал. Его колесницу, как невесомую, влекли две чёрные лошади резвой и могучей породы. В своём золочёном шлеме с пером цапли и голубом плаще, расшитом белыми зигзагами — символами Тешуба, бога грозы и войны, суровый Гамитбаал выглядел бесстрашным и могучим полководцем.

Его прежняя жизнь знала сражения и победы. Ещё молодым мнимом Гамитбаал воевал в числе непобедимых хеттских бойцов. Теперь же, после падения огромной державы и разрушения её столицы Хаттушаша, поседевший в сражениях воин служил царю Шамтагуму.

Царь не покидал башню, пока войско ни скрылось за холмами.

— Теперь следовало бы немного успокоиться, господин мой, — почтительно обратился к молодому царю пожилой визирь. — Тебе надо отбыть во дворец, развеяться и отдохнуть.

— Пожалуй, ты прав, Адонишет. Будем ждать гонца от Гамитбаала или возвращения войска. — Царь собрался покинуть башню.

Пёстрая свита удовлетворённо зашушукалась. Можно было, не утруждая себя заботами, вернуться домой к мягким постелям и юным наложницам, к жареным уткам, тушёным ягнятам, вину и медовым пирожным. Придворные в этом небольшом, но богатом царстве привыкли к роскоши.

Несмотря на молодость, царь Шамтагум правил мудро, стараясь не участвовать в распрях воинственных соседей. Он предпочитал откупаться от набегов кочевых племён-аморреев и мохабитов. Пилиштимским князьям из Шобы посылали подарки в виде изделии из местного серебра. А с сынами Анака, приводившими караваны m пристаней своих городов, он поддерживал взаимовыгодные торговые отношения.

Это не означало слабости царства Шобы.

Царь Шамтагум содержал немногочисленное, но хорошо вооружённое войско. Он приглашал дорогостоящих полководцев, чтобы в случае неизбежных военных столкновений не стать жертвой врагов.

Неожиданно ими оказались эшраэлиты, которые до последнего времени не выходили из пределов Ханаана. Однако новый царь этих сварливых и упорных людей перенёс свои притязания на север.

Лазутчики доносили: после разгрома мохабитов, аммонееи, пелиштимцев, амаликцев, некоторых ханаанских городов и царстм Эдома и Бетора, царь Саул усмирил гордецов, противящихся ему в северных коленах Эшраэля. Теперь он имеет большое войско и собрался идти на Шобу — якобы за то, что Шамтагум дружит с пелиштимскими князьями, продаёт им оружие и коней, то есть косвенно участвует в войнах против Эшраэля.

Всё это, конечно, не являлось настоящей причиной.

Окружение Саула прослышало о серебре, добываемом в копях Шобы, о травянистых пастбищах, где разводят лошадей ценной митаннийской породы. Эшраэлиты узнали о торговых успехах сирийской знати, о перепродаже товаров из Цура, Сидона и Гебала, о сокровищнице царя Шамтагума, в которой хранятся редкие украшения из золота и самоцветов.

Так думали Шамтагум и его сановники.

Не успел царь сделать и двух шагов, чтобы покинуть башню и возвратиться в свой дворец, как послышался отдалённый шум. Он доносился с противоположной стороны города.

Придворные заволновались, переговариваясь и предполагая возникновение непредвиденной беды. Царь приготовился сбежать вниз по крутым ступенькам винтовой лестницы. Однако путь ему преградил воин, раболепно распростёршийся перед ним.

— О, господин мой! — обратился к царю бородатый воин, тяжело дыша. — Большое войско приблизилось к нашему городу. Враги мечут тысячи камней из пращи, пускают в наших воинов стрелы и готовятся к штурму. При этом напавшие люди беспрестанно дуют в медные трубы и рога ориксов[49]. Они стучат по коже бубнов и барабанов. Они кричат, воют и вопят. Прикажи начать оборону, иначе будет поздно. Они могут полезть на стены.

— Кто эти нечестивые? — взволнованно спросил Шамтагум.

— Эшраэлиты царя Саула обошли город кругом, твоё величие, ответил воин. — Они напали с той стороны, откуда мы их не ждали. Саул выехал из толпы своих горланов на колеснице. Он требует, чтобы мы открыли ворота.

По приказанию Шамтагума его воины поднялись на крепостную стену, куда горожане уже втаскивали приготовленные для подобного случая тяжёлые глыбы известняка. Стрелки с тугими и хеттскими луками спрятались за укрытиями на стене. Выглядывая, они посылали меткие стрелы в густую толпу галдящих и гудящих в трубы эшраэлитов.

На безопасном расстоянии от города, куда не долетали стрелы и камни, воины Саула расставляли шатры. Необычайно шумное и разгульное поведение эшраэлитов вызывало удивление осаждённых шобцев.

Город, как правило ещё безмолвный в столь ранний час, теперь был полон гула встревоженной толпы. Всюду взад и вперёд ходили воины с кувшинами, мешками и бараньими тушами — двухтысячному войску готовили пищу.

Во дворах пылали костры и озаряли колеблющимся красным светом плоские крыши, куда забрались семьи испуганных жителей. Слышались взволнованные женские голоса. Откуда-то доносились горестные причитания: видимо, по погибшим на стене от эшраэльских стрел. Плакали маленькие дети. Лаяли возбуждённые происходящим собаки. В птичниках скрипели гуси и кудахтали куры.

С городских стен шобцы наблюдали, как воины Саула вырубают окрестные масличные рощи, акации и орешник. Звуки труб, рогов, бубнов и барабанов не стихали ни на мгновение.

Казалось, всем осаждавшим Шобу эшраэлитам был отдан приказ беспрестанно кричать, петь, восклицать и стучать. Временами те, кто уставал, замолкали, раскручивая ремни пращей. Тучи камней снова и снова летели в защитников города, нередко находя свою жертву.

Несколько раз эшраэлиты собирались шумным скопищем, несущим осадные лестницы и тараны — окованные бронзой брёвна. С ритмичным завыванием они раскачивали эти тараны и будто бы приступали к началу штурма. Но затем, создав среди защитников панику и готовность к отчаянному сопротивлению, пятились от стен и отходили к своему лагерю.

Странное поведение многочисленных и буйных врагов озадачивало придворных и самого Шамтагума.

— Что с нашими отрядами, направившимися к югу? Почему Гамитбаал не шлёт гонца? — не уходя со смотровой площадки северной башни, раздражённо вопрошал своих соратником царь.