Виктор Поротников - Последний подвиг Святослава. «Пусть наши дети будут как он!» Страница 30

– Кто же из вас принесет мне победу над русами? – раздраженно промолвил Цимисхий, глядя на своих военачальников. – Уже очевидно, что Склир на это не способен!

Военачальники в замешательстве молчали. Возглавить войско в столь критический момент никто из них не осмеливался. Пусть уж лучше Склир завершает то, что начал!

– Повелитель, позволь мне повести в сражение «бессмертных», – сказал Феодор Лалакон. – Струна натянута, нужно лишь небольшое усилие, чтобы она лопнула. «Бессмертные» рвутся в сечу, они истомились от долгого ожидания!

– Веди «бессмертных», друг мой! – проговорил Цимисхий. – Да поможет тебе Богородица! Я никогда не сомневался в твоей храбрости, Феодор.

Отряд «бессмертных» состоял из двух тысяч отборных всадников. Феодор Лалакон приказал «бессмертным» спешиться, поскольку он видел, что равнина завалена множеством убитых, а это не позволит коннице набрать нужный для удара разбег. Варда Склир поставил «бессмертных» в центре боевого построения ромеев.

Загудели боевые трубы византийцев, возвещая о начале двенадцатого по счету натиска на войско Святослава.

Сближаясь, ромеи и русы пускали стрелы и ударяли мечами в щиты.

Усталость и жара давали о себе знать, поэтому когда расстояние между двумя враждебными ратями сократилось до полусотни шагов, поступь воинов замедлилась, а затем и вовсе русы и ромеи застыли на месте. Два войска, как два хищных зверя, замерли в настороженном ожидании. Ни сигналы труб, ни приказы военачальников не могли принудить воинов с обеих сторон ринуться друг на друга. Силы ратников были на исходе, а вместе с ними иссякала их взаимная ожесточенность.

Внезапно из рядов ромейского войска вышел Феодор Лалакон в блестящем чешуйчатом панцире, его шлем был украшен пышными белыми перьями. Вскинув кверху руку с тяжелым копьем, знатный ромей стал вызывать на поединок любого из славянских богатырей. В неподвижных шеренгах русичей произошло какое-то движение, там кто-то проталкивался из глубины боевого строя.

Наконец Феодор Лалакон увидел того, кто принял его вызов.

Это был Сфенкел.

И ромей и русич обладали телесной статью и немалым ростом, оба были ловки и напористы. Но если щит и панцирь Лалакона не имели ни вмятины, ни царапины, то внешний облик Сфенкела говорил о том, что за все время долгой битвы он находился в передней шеренге. Овальный красный щит Сфенкела был иссечен мечами и утыкан обломанными древками стрел, бронь на нем из клепаных круглых пластин была забрызгана кровью и носила следы ударов копий. Кровь из рассеченного подбородка залила Сфенкелу его короткую русую бороду.

Какое-то время противники кружили напротив друг друга, прикрывшись щитами и держа копья наизготовку. Сфенкел первым метнул свое копье, которое насквозь пробило щит ромея. Затем метнул копье Лалакон с коротким сильным выдохом. Сфенкел ловко отразил летящее в него копье ударом меча.

Лалакон выхватил из ножен свой длинный меч и бросился на русича. При этом ему пришлось снять щит с левой руки, так как торчащее в нем копье сковывало его движения. Два клинка сталкивались с лязгом и протяжным звоном. Лалакон был полон сил, поэтому он наседал на Сфенкела, желая одолеть его частотой своих сильных ударов. Сфенкел же умело гасил наступательный порыв ромея, то отталкивая его от себя щитом, то ловко уворачиваясь от вражеского меча и всякий раз при этом оказываясь у соперника за спиной. Дважды меч Сфенкела после обманных движений едва не лишил Лалакона головы.

Поняв, сколь грозен и опытен его противник, Лалакон стал беречь силы, применяя разные хитрости и увертки. Отразив один из выпадов Сфенкела, Лалакон нанес русичу удар по ноге пониже колена. Эта рана лишила Сфенкела подвижности и быстроты маневра. Лалакону стало легче отражать стремительные удары славянского меча. Уйдя в глухую защиту, Сфенкел на несколько мгновений усыпил бдительность Лалакона. Едва Лалакон зазевался, Сфенкел мигом выбил меч из его руки.

По рядам ромейского войска прокатился тревожный вздох. Над русским же войском взлетел громкий крик бурной радости.

Лалакон торопливо выдернул из-за пояса кинжал. Однако Сфенкел был уже рядом, его меч вонзился ромею в грудь. Прочный панцирь Лалакона выдержал этот удар. Тогда Сфенкел рубанул мечом сверху, его клинок рассек бронзовый гребень на шлеме ромея, срубив одно из белых страусовых перьев. Полуоглушенный Лалакон ударил Сфенкела кинжалом под подбородок, загнав его по самую рукоять.

Сфенкел зашатался и выронил меч. Какое-то мгновение он еще держался на ногах, хотя жизнь стремительно покидала его сильное тело. Пятясь к шеренгам ромейского войска, Лалакон видел, как Сфенкел упал на окровавленный истоптанный песок. В голове у Лалакона гудело, перед глазами расплывались красные круги. Он вдруг оказался в плотной толпе ромеев, орущих и потрясающих оружием. Подобно реке, прорвавшей плотину, ромеи устремились на русов. Шум возобновившейся битвы показался полуоглушенному Лалакону каким-то далеким смутным гулом, сравнимым с прибоем бурного моря.

Гибель Сфенкела надломила боевую стойкость русичей. После тщетных попыток остановить наступающих ромеев, Святослав отвел свои поредевшие полки в Доростол.

Византийский хронист Скилица так написал в своем труде об этой битве под Доростолом: «…Войска сошлись, и началась беспримерная битва, которая долго с обеих сторон была в равновесии. Русы, приобретшие славу победителей у соседних народов, почитая ужасным бедствием лишиться оной, сражались отчаянно. Ромеи, привыкшие побеждать всех врагов своею доблестью, также стыдились быть побежденными… Питая в себе такие мысли, оба войска сражались очень храбро. Много храбрейших пало с обеих сторон. Двенадцать раз менялось течение битвы: одолевали то русы, то ромеи… К вечеру ромеи стали теснить левое крыло русов и многих опрокинули своим непреодолимым напором. Тогда-то и пал Сфенкел, храбрейший из русов, в поединке с Феодором Лалаконом… Спасаясь от опасности, русы укрылись в Доростоле».

Глава восьмая. Погребальные костры

Когда солнце скатилось в багряную вечернюю дымку, на поле битвы появился василевс, сопровождаемый небольшой свитой из военачальников. Цимисхий шел пешком, перешагивая через мертвецов, которые устилали землю столь густо, словно кто-то невидимый и безжалостный потрудился тут на совесть, выкосив воинов, как траву. Среди павших ратников было много убитых лошадей, кровь которых перемешалась с человеческой кровью. Кровавые лужи, обагрившие остывающие пески, взрытые ногами и копытами, напитали теплый воздух майского вечера тяжелым удушливым смрадом.

Свита следовала за василевсом в некотором отдалении, развернувшись широким полукругом, дабы иметь возможность вовремя заслонить Цимисхия от внезапной опасности. Подле Цимисхия находился только Варда Склир с обнаженным мечом в руке.

Для сбора раненых Цимисхий заключил со Святославом короткое перемирие.

Раненые ромеи и русы были уже вынесены с поля сражения. Русы унесли своих раненых в Доростол. Ромеи доставили своих покалеченных воинов в свой лагерь на холме. Теперь ромеи приступили к захоронению своих убитых, которых они предварительно опознавали и пересчитывали. Знатных ромеев погребали отдельно от незнатных. Наемников хоронили отдельно от греков. Особый отряд воинов собирал разбросанное на побоище оружие.

Цимисхий внимательно разглядывал убитых ромеев, определяя опытным взором, с каким оружием в руках русы наиболее опасны в ближнем бою. В одном месте Цимисхий остановился, пораженный грудой мертвых тел, это были ромеи, искромсанные на куски. Под ногами у василевса в беспорядке лежали отрубленные головы, руки, ноги, тела, рассеченные пополам. Земля вокруг почернела от крови.

– Как это понимать? – Цимисхий повернулся к Склиру. – Неужели у русов есть двуручные мечи?

– Нет, повелитель, – невозмутимо ответил Склир, – здесь поработали славянские секиры, такие большие топоры на длинной рукояти. Русы весьма умело ими орудуют! Это страшное оружие в ближней сече! От секиры не спасают ни щит, ни шлем, ни панцирь.

– А что спасает? – мрачно спросил Цимисхий.

– Частокол копий или бегство, – проговорил Склир с ухмылкой человека, которому не раз доводилось смотреть в лицо смерти.

Цимисхий двинулся дальше, перешагивая через трупы. Радость от одержанной победы постепенно сменялась в нем горьким разочарованием. Цимисхий видел, что ромеев в этом упорнейшем сражении полегло вдвое больше, чем русов. Византийцам не удалось взять в плен ни одного славянина. Воины же Святослава смогли пленить и увести в Доростол полторы сотни ромеев. Болгары, насильно взятые в войско Цимисхия, просто-напросто разбегались кто куда прямо с поля битвы, не желая сражаться с русами. Если бы не стойкость наемных отрядов, ромеям не удалось бы победить сегодня.

Цимисхий пожелал взглянуть на убитого Сфенкела.