Хаджи-Мурат Мугуев - Буйный Терек. Книга 1 Страница 31

— Хи-и-трый! А сам его за околицу провожал… — давясь от смеха, пискнула, снова заливаясь, толстушка.

— Что такое? Не понимаю, — попытался возразить подпоручик, но толстушка под общий смех так весело и значительно подмигнули ему, что Петушков осклабился и, пряча бумагу в карман сюртука, сказал: — А что? Правда, здорово я разыграл с вами фарсу?

Через секунду он уже вертелся среди оживших девушек, усиленно перемигиваясь и пересмеиваясь с ними.

Вдруг он остановился.

— А где же Нюшенька, обожаемые девы?

— Эк, какой! Середь нас кадриль ведете, а о другой опрашиваете, — с неодобрением сказала актерка, увидевшая его первой в окно.

— Ферлакур, как и все мужчины, — подмигивая остальным, подтвердила другая.

— Вы что нас об этом пытаете? Вы, душечка ваше благородие, подите у баринова Матвея спросите, — издевательски засмеялась толстушка-амур.

— А что? И спрошу! Думаешь, боюсь твоего князя! И пойду! — горячился Петушков, успевая щипнуть ее за толстый, розовый подбородок.

— Конечно, боитесь! Все вы храбрые, когда князя нету!

— Ну, очень я испугался твоего князя. Я сам дворянин и офицер. Мне ваш князь не начальник, — оглядываясь по сторонам, хорохорился Петушков. — Однако ж, где уважаемая Нюшенька?

— По князю тоскует. Ждет не дождется! Ха-ха-ха! — рассмеялись обрадовавшиеся его приходу актерки и окружили подпоручика.

— Чего ж это вы нам сладостей не принесли?

— Или винца. Говорят, здесь оно вкусное!

— А правду болтают наши девоньки, что, как наши вернутся из походу, большой начальник сюда приедет? А мы снова пиес разыгрывать станем?

— А то и лучше бают, будто князеньку нашего в Питербурх к ампиратору с бумагой отправляют?

— Неужто правду? Вот послал бы бог!

Петушков вертелся волчком среди обступивших его девушек, успевая отвечать и одновременно переглядываться и любезничать с ними. Несмотря на свою чувствительную любовь к Нюшеньке, подпоручик был не прочь приволокнуться за любой из этих сытых, от безделья заскучавших актерок. Он уселся среди дев и стал игриво и пространно отвечать на их вопросы. Словоохотливый подпоручик, наконец-таки попавший в запретную и недосягаемую до сих пор для него девичью князя, был на верху блаженства. Веселый смех, прибаутки и оживление, которым его встретили актерки, самоуверенный Петушков приписал целиком своим чарам, не понимая того, что появление любого из гарнизонных офицеров было бы встречено заскучавшими девушками таким же шумным вниманием.

«Держись, Петушков, не упускай момента», — думал он, лихо закручивая рыжий, негнущийся ус и поводя по сторонам маленькими тусклыми глазками.

— Chéries[50], — раскрывая объятия и усаживая на табурете в кружок дам, сказал он, — перво-наперво относительно угощения: кизлярское вино, тифлисскую шепталу и гребенской подсолнух я почтительно преподнесу для потчевания вас сегодня же вечером…

Актерки радостно загомонили.

— И слив сушеных! Да калачей сдобных тоже…

— Будут-с! Все будет-с! — успокоительно заверил Петушков. — Для столь очаровательный прелестниц, кои своими красотами в силах свести с ума весь гарнизон, ничего не жалко! Вечером принесу обязательно, — галантно закончил он, прижимая коленом ножку соседки.

— Да вы с собой заберите еще кого-нибудь из господ офицеров.

— Да получше, да покрасивше…

— И чтоб карман был поплотнее, — смеясь, добавили другие.

Петушков был разочарован. Теперь, когда он получил доступ сюда, в святая святых княжеского театра, мысль о том, чтобы привести с собою еще кого-нибудь из офицеров, показалась ему нелепой.

— А что вам, скучно со мной, что ли? — обидчиво поджимая губы, осведомился он.

— Дак вы один, а нас много. Где вам со всеми-то управиться! Нет, давайте еще кого другого, — опять засмеялись девушки, — да глядите вечером, как будете сюда идти, сразу не ходите, а спервоначалу в калитку пошумите, там кто-нибудь из нас поджидать вас будет. А то кабы Прохор и баринов кучер не заприметили.

— Хорошо! Хорошо! — согласился подпоручик, и, вспоминая снова о предмете своей пылкой любви, неуверенно спросил: — А Нюшенька будет?

Все засмеялись, а толстенький амур, уже совсем перестав считаться с влюбленным подпоручиком, махнул пальчиками перед носом Петушкова, издевательски улыбаясь.

— Ишь чего захотел, канашка! Подавай ему княжеской закуски! — И, переходя на серьезный тон, сказала: — Нюшенька уже три дня как и к нам не приходит. И есть не ест, все молчит да в окна смотрит…

— В се глаза проглядела, дожидаючись… — покачивая головой, добавила другая.

— Князя? — с ревнивой ноткой в голосе переспросил подпоручик.

— А то кого же? Как ушли наши на чечена, с тех пор и загрустила. Одна сидит да все думает, думает, все чего-то вздыхает, со стороны глядеть и то жалко!

«Вот ведь как любит!» — с завистью подумал подпоручик, но толстушка, словно угадав его мысли, неожиданно сказала:

— И не разберешь, сестрицы, в чем тут дело! Сколько слез от него пролила по углам эта самая Нюшка. Зубы сожмет, вся побелеет, так и идет к ему в постелю. Не токмо что любить или там жалеть князя, а и видеть его не хотела, а что теперь сталось, и не пойму! Только и глядит в окна, не возвращаются ли назад солдаты.

— Что? Полюбила, только и всего. Нашу сестру недолго в грех ввести, — вздохнула одна из девушек.

— Ну да! Споначалу поневоле любила, и потом душой скрепилась. Это бывает.

— Не-ет, девоньки, не в этом сила. Тут чего-то есть, а вот что именно, и не раскумекаю, — не согласился амур и, толкая в бок притихшего адъютанта, задорно сказал: — Ну так гляди, ваше благородие, вечером просим с угощением.

Петушков пришел вечерам в сопровождении усатого пехотного поручика, приехавшего во Внезапную с оказией из станицы Шелкозаводской. В руках у поручика были кульки со сластями, орехами и вяленым дербентским виноградом. Он неуклюже поклонился актеркам и поставил у двери четверти с кизлярским вином и сладкой водкой.

Петушков охотнее пришел бы один, но делать было нечего, и он с неохотой пригласил заезжего поручика, через день возвращавшегося обратно на линию. «По крайности хоть болтать не будет! Уедет, и все!»

Актерки уже ждали гостей. Веселая толстушка в длинной белой рубашке, с заплетенными на голове косами встретила офицеров на условленном месте и проводила их в помещение.

— А кучер и остальная прислуга князя? — осторожно осведомился Петушков.

— Камардин в слободку ушел, а Матвей спит, — сказала провожатая. Они вошли в низкий, еле освещенный коридор и очутились в большой комнате с завешенными окнами. Человек десять разряженных девушек прогуливались по комнате. На свежевымытом деревянном полу был растянут пушистый ковер. По стенам стояли стулья, и над дверью висел большой, в красках, портрет царя. Несколько свечей, установленных в подсвечники, освещали залу.

Поручик, простой и неотесанный, армеут[51], выложив угощение, смущенно кашлянул и уселся у стены. Петушков был смелее. Он развязно пробежался по комнате, останавливаясь возле той или другой корифейки, успевая на бегу пожать локоток или откровенно обнаженное плечико.

— Ишь ты какой норовистый, — удивилась одна из актерок, обтирая щеку, которую поцеловал Петушков, передавая ей кульки с шепталой.

— Ну-с, девушки, не теряя драгого времени, приступим к веселию, — вертясь между актерками, сказал подпоручик. Глазки его бегали по сторонам; оглядевшись, он, не доверяя завешенным окнам, на всякий случай приколол булавками концы шалей к стене.

— И тише, прошу вас, silence, не так громко, — предупредил он смеющихся девушек, шумно обступивших окончательно растерявшегося пехотного офицера.

— Чего же вы молчите, аль уж и говорить с нами не хотите? Не нравимся мы вам, видно, другая зазнобушка у вас имеется? Да ну, скажите ж словечушко, красавчик, — явно потешаясь над ним, теребили они растерянно таращившего на них глаза поручика.

— Дак он же, девоньки, немой, да? Немой ты, ваше благородие? Ему чечены язык в драке отсекли. А ну покажи язычок, чернявый амурчик, — хохоча, упрашивала блондинка, чуть-чуть дотрагиваясь до усов офицера.

— Вот выпьем сейчас, девушки, по чепурке родительского чихиря, тогда поручик наш и развеселится, — пришел спутнику на помощь Петушков и, схватив в обе руки четверти с вином, понес к столу, где уже хлопотала толстушка, раскладывая сласти.

— Ну, угощевайтесь на здоровье! С добрым приходом, — разлив по стаканам вино, сказала толстушка.

— И чтобы не в последний, — пожелал Петушков.

Девушки, жеманясь и смеясь, отведали чихиря.

— Ох, да какое ж оно ки-ислое! И где вы такое только раздобыли? Вон баринов камардин и то лучше находит, а это же ровно уксус? — недовольно сморщив губы, протянула одна из актерок.