Елена Данько - Деревянные актёры Страница 31

– Бросьте, ребята, – говорил он. – Вы уже привыкли к вольной жизни, вы – птицы перелетные, вам в городе не усидеть за книгой. Какие там книги? Вот лучшая книга, я её всю жизнь читаю и мудрее не видел! – Мейстер Вальтер, переложив вожжи, указал своей широкой ладонью на дорогу, шедшую среди полей. – Сколько городов, сколько людей перевидел я на своём веку. Побольше иного профессора о своей стране знаю. Где ему, профессору, с мейстером Вальтером тягаться? Сидит он в своей конуре да глаза слепит над старыми, пыльными книгами. А у нас с вами, ребята, весь мир как на ладони! Да и скучать вы будете без театра. Не было ещё такого кукольника, который, занявшись другим делом, забыл бы своих деревянных актёров. Всё равно, рано или поздно вы к этому делу вернетесь!

Но мы не отступали от нашего решения идти в Регенсбург.

Я спешно вырезывал кукол для «Мнимого больного».

Я работал каждую свободную минутку: то в перерыве между представлениями, то на привале в лесу, то на ночлеге, когда Руди и Паскуале уже спали. Я сделал толстого Аргона, который здоров, как бык, а воображает себя больным, его хорошенькую дочку Люсинду, весёлую служанку Туанетту, учёного доктора Диафуаруса и его глупого сына, Остальных кукол взялся сделать Руди. Мы больше не ссорились. Руди не задирал носа, а, наоборот, просил меня, чтоб я помог ему собирать кукол.

Так мы дошли до Штаубинга, где должны были расстаться с театром. Мейстер Вальтер не захотел идти в Регенсбург.

– Там попов много, – сказал он, – того и гляди, запретят нам представлять или с позором выгонят из города. Ну их…

В Штаубинге мы опять представляли «Фауста». Я работал внизу. Зажигая бенгальский огонь и подавая Марте на тропу дракончика, на котором во втором действии улетает Кашперле, я подумал, что работаю в театре мейстера Вальтера последний раз. Никогда я не влезу больше на тропу, никогда запыхавшаяся Марта не попросит меня распутать нитки перед тем, как я подниму наш дырявый занавес. Никогда я не услышу, как грохочут и хлопают зрители в ответ на острое словцо мейстера Вальтера. Никогда не будет и наших весёлых привалов в дороге, собирания сухих веток для костра и беготни за водой с железным котелком. Мне взгрустнулось.

Марта слезла с тропы с дракончиком в руках.

– Ты знаешь, Иозеф, – болтала она, – было бы так хорошо, если бы наш дракончик разевал пасть. А то он только головой и хвостом вертит… Руди рассказывал: у мейстера Штольпе дракон даже огонь из пасти пускает.

Я взял у неё из рук вагу дракончика.

– Жаль, что ты мне раньше не сказала этого, Марта. До завтра я не успею уже ничего сделать. Пускай уж Руди сделает тебе нового дракона.

Марта с минутку удивлённо посмотрела на меня и вдруг вспомнила, что ведь мы с Паскуале завтра уходим. Она замигала, а рот поехал у неё куда-то вкось!

– Прости, Иозеф, я всё поверить не могу, что ты и Паскуале уходите из театра. Мне будет так скучно без вас…

Мейстер Вальтер щедро расплатился с нами за работу в театре и за кукол для «Мнимого больного».

– Ну, ребята, соскучитесь сидеть в городе или просто нужда придёт, знайте, что старый мейстер Вальтер всегда вас возьмет на работу! Авось мы с вами ещё увидимся.

Мы подарили фрау Эльзе теплую косынку, купленную на рынке в Штаубинге. Она со слезами расцеловала нас. Марте я подарил маленький ящичек для булавок, ленточек и других мелочей. Этот ящичек я начал вырезывать для неё, ещё когда лежал больной в Фридрихстале. Среди завитков и листьев я вырезал на его крышке немецкие буквы М. и Б. – Марта Буш.

Рано утром мы в последний раз погрузили на тележку доски и сундуки. Фрау Эльза и Марта сели в тележку. Мейстер Вальтер взял вожжи. Я поцеловал Гектора в его теплые влажные ноздри, и тележка тронулась. Марта махала нам рукой, а Руди – своей зелёной шапочкой, пока тележка не скрылась за деревьями.

Мы молча повернули на дорогу в Регенсбург.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ПОЛИШИНЕЛЬ

МЕТР МИНЬЯР

Мы шагали по дороге в Регенсбург. После полудня небо закрылось тяжёлыми синеватыми тучами. Сразу похолодало. Налетел бешеный ветер, закрутил дорожную пыль воронками и, сгибая ивы, вывернул листья на серебристую изнанку. Крупная капля упала мне на нос.

– Бежим скорее под крышу. Сейчас дождь польет! – крикнул я.

Дождь хлынул яростный и холодный. Мы побежали, взявшись за руки, к хижине в стороне от дороги. Вдруг дождь стал больно сечь нам лица. Крупные беловатые градины запрыгали по потемневшей от дождя земле. Мы вбежали в распахнутую дверь хижины.

Это была заброшенная сторожка. Град оглушительно барабанил по крыше. Ветер завывал в ветках старого дуба. Я старался притянуть к косяку рассохшуюся дверь, когда увидел на дороге двух путников. Они ковыляли, согнувшись под косыми ударами града.

– Эй, – крикнул я, – идите сюда под крышу! Мужчина махнул мне рукой, а его спутница, бежавшая мелкими шажками, вдруг поскользнулась на сырой глине и упала. Мужчина бросился к ней, но тоже упал, и ветер вздул его плащ, как чёрный парус, над ящиком, привязанным к спине. Я кинулся к ним на помощь.

У мужчины вместо левой ноги была деревяшка. Он встал с трудом, ухватившись за мое плечо. Мы помогли встать его спутнице и повели её к хижине. Она чуть-чуть прихрамывала, но смеялась и лепетала что-то на непонятном языке.

Паскуале нашёл в углу охапку хвороста и уже свалил его в очаг.

– Пеппо, дай мне огниво! – крикнул он по-итальянски, когда мы переступили порог.

Я стал высекать огонь. Мужчина усадил свою спутницу на валявшийся в углу чурбан и снял ящик с плеч, тревожно спрашивая её о чем-то.

Она нагнулась, развязала мокрые башмаки. Её капюшон свалился, и мы увидели блестящие волосы и большие чёрные глаза. Её спутник, присев на земляной пол, помог ей стащить башмаки и озабоченно растирал ей левую щиколотку. Девушка вытянула вперед ногу в белом чулке, повертела ступней во все стороны, поднялась, встала на носки и вдруг рассмеялась, захлопав в ладоши. Она прошла несколько шагов на самых кончиках пальцев и помахала одной ногой в воздухе; её спутник довольно кивнул головой. Потом он обернулся ко мне.

– Благодарю за помощь, синьор, – сказал он по-итальянски. – Мадемуазель Розали чуть не сломала себе ногу. К счастью, это только ушиб, а мы уже перепугались. Ведь ножки мадемуазель Розали – это наш хлеб!

Я взглянул на его смуглое лицо с длинным тонким носом, обезображенное оспой. Его чёрные глаза приветливо блестели.

– Вы не итальянец, синьор? – робко спросил я.

– Увы, я только француз – Марсель Миньяр, или метр Миньяр, как зовёт меня публика, или Пти-Миньяр, как звали меня в полку, к вашим услугам! – весело раскланялся он, – А это – моя племянница, мадемуазель Розали!

Дым клубами валил из очага прямо в хижину. Девушка сняла мокрый плащ и повесила его к огню. На ней было сиреневое газовое платье, всё в серебряных блестках.

Ее плечи закрывал зелёный шарф. Никогда ещё не видел я такой красавицы.

Она подбежала к ящику и открыла дверцу в проволочной решётке. Тотчас же по её голой руке к плечу побежала белая мышка, а за ней другая и третья. Девушка целовала их и ласково уговаривала. Метр Миньяр тоже нагнулся к ящику и вынул из него двух мышек.

– Они испугались града, бедные крошки! – сказал он, опять обращаясь ко мне.

Я погладил мышку, сидевшую на его плече. Мышка встала на задние лапки, быстро-быстро шевеля белыми усиками и розовым носом, обнюхала мой палец и вдруг юркнула в карман своего хозяина. Только тонкий хвостик, как бело-розовый шнурочек, остался снаружи на потертом бархате куртки.

Дождь лил как из ведра. В открытую дверь он нахлестал целую лужу. Вместе с метром Миньяром нам удалось прикрыть дверь. Тогда сучья в очаге затрещали, дым потянулся в трубу, в хижине стало уютнее.

Паскуале, сидя на полу, глазел на мышек. Их было двенадцать. Они шустро бегали из верхнего этажа своей клетки в нижний, по пути отгрызая крошки от хлебных корочек, засунутых между прутьями клетки.

Скоро мы узнали, что мышки эти дрессированные, – метр Миньяр дает мышиные представления, а мадемуазель Розали ходит по канату.

– О, мадемуазель Розали – большая артистка! – воскликнул метр Миньяр, подняв плечи и зажмурив глаза. – Мы идём сейчас в Регенсбург, а наши вещи отправлены вперед на тележке. А вы, мои маленькие друзья, куда идете?

Мы сказали, что тоже идём в Регенсбург и будем учиться музыке и пению у синьора Рандольфо Манцони.

Метр Миньяр высоко поднял брови.

– О, у самого Манцони? Это знаменитый музыкант! Мы слушали его новую оперу в Мюнхене. Так так… – Он покачал головой и задумался. – А чем вы занимались до сих пор, мои друзья? – вдруг спросил он, приветливо улыбаясь.

Мы ответили ему, что работали в марионеточном театре мейстера Вальтера.

Метр Миньяр пришёл в восторг.

– Значит, вы тоже артисты! Мы с вами товарищи! О, театр марионеток – ведь это настоящее искусство! – И он попросил нас показать кукол.