Павел Шестаков - Омут Страница 31

— Прошу прощения! — согласился Техник. — Я всегда сторонник ясности. Уточняю. На наших глазах происходит возмутительное политическое явление — возрождение частного капитала, то есть эксплуататоров народа под охраной и с поддержкой власти. Что же нам делать в сложившейся обстановке? До сих пор мы старались сохранять по отношению к власти известный нейтралитет. За некоторыми исключениями, к сожалению…

И он посмотрел на Полиглота.

Человек с таким интеллигентным прозвищем, истинного смысла которого и сам не понимал, даже из родного языка знал, кажется, не больше полуторы сотни слов, во всяком случае, вполне обходился ими. Прозвал его Полиглотом сам Техник. На вопрос, что это значит, ответил так:

— «Поли» по-гречески «много». А «глот»— сам понимаешь. Любишь большие куски глотать, значит, Полиглот. Ферштейн?

Полиглот разъяснение принял и даже втайне кличкой гордился.

Обладая мизерным запасом слов, Полиглот, естественно, не был разговорчивым человеком. Каким он представлял окружающий мир, можно было лишь догадываться, но то, что убийство в этом мире является естественной и необходимой константой, у всех, кто его знал, сомнений не вызывало.

Уже с четырнадцатого года, когда он дезертировал из армии, был пойман, судим, бежал, скрывался, грабил, убивал и находился вне закона при всех властях, Полиглот усвоил пещерный образ жизни, бандитизм даже не был для него средством обогащения, а лишь единственно возможной формой существования.

Во время последнего его налета на подсобное хозяйство мыловаренного завода без всякой необходимости были убиты семь человек, в том числе трое безоружных красноармейцев, любителей молодой картошки. Картошка досталась Полиглоту, и это было все, чем разжился он в хозяйстве.

На убийство красноармейцев и намекал Техник.

Но Полиглот его не понял. Он отрезал большой кусок окорока и жевал с удовольствием.

Зато чахоточного Саженя лихорадила активность.

— Всякая власть рано или поздно выступает в защиту эксплуататоров. Большевики не исключение, и мы с ними не обязаны считаться!

— О чем вы толкуете? — спросил Бессмертный в недоумении, вытирая рот и черные усы тем же кружевным платком, которым стряхивал пыль с сапог. — Кто хозяева в городе — мы или они! Вот что показать нужно.

— Об этом и речь, — сказал Техник.

— Какая речь? Нечего и разговаривать.

— Мы вечно непримиримый народ! — крикнул Сажень сквозь кашель. — А они? Узурпаторы!

И пещерный Полиглот, и «идейный» Сажень были одинаково презираемы Техником. Чуть выше он оценивал Бессмертного, агрессивного дурака, но с некоторой хитринкой. Кроме того, он очень хорошо стрелял, и потому Техник в опасных случаях держал его постоянно под рукой. Именно Бессмертный шел за ним следом по вагонам на станции Холмы. Немного раздражала Техника только нескромная, по его мнению, кличка бандита. Но именно в этом он и ошибался. Бессмертный была подлинная фамилия, которую бандит сознательно выдавал за кличку, потому что лучшей, при своем тщеславии, и придумать не мог.

Но в целом в смертельной игре, которую вел Техник, люди, сидевшие сейчас с ним на поляне, были лишь картами разной значимости, цена которых могла и падать, и возрастать, переходя временно в козыри. Однако в общем, в интересах выигрыша он всегда был готов пожертвовать каждой из них, считая игроком одного себя и переоценивая собственную способность выиграть, что было равноценно понятию выжить.

Вот и сейчас, сидя в довольно неудобной позе на дорогом ковре и пробуя разного рода яства, он прикидывал, как сыграть получше, сохранить или сбросить сомнительные карты.

С некоторых пор сообщники все больше обременяли Техника. Он хорошо знал, что единственной их целью было по-прежнему грабить и убивать — ничего другого они не умели и не желали, — а так как до сих пор разбойничали почти беспрепятственно, то и в будущем не видели иной жизни и иных занятий. Они только хотели убрать встающие на пути помехи, и одной из помех, которая в кроваво-пьяном исступлении представлялась им вполне устранимой, видели они и Советскую власть, победившую в многолетней борьбе с генералами, армиями и целыми государствами.

Это беспредельное безумие давно уже беспокоило Техника, и одно время он собирался сделать все, чтобы созвать маниакальные замыслы, которые могли только приблизить неизбежную погибель, но теперь, после встречи с Софи, поверив в возможность выйти из игры, сорвав банк, он задумался, посмотрев на дело совсем иначе, под другим углом зрения.

Непроизвольно проведя пальцами правой руки над левой, будто перебирая собранные веером карты, Техник сказал:

— Интересно говорите.

Наступило незапланированное молчание, ибо все, зная Техника как человека осторожного, ожидали возражений своей решимости и потому приняли сначала поощрительные слова за насмешку, почему и умолкли, не зная, что говорить.

Жестокий к беззащитным Полиглот вообще побаивался Техника, «теоретик» Сажень, готовившийся к длительному спору, просто растерялся. Бессмертный потянулся к фужеру, пробормотав:

— Вот и я…

— Что — ты?

— Дело серьезное, треба разжуваты, — схитрил Бессмертный.

— Что значит в переводе «промочить горло», — поддержал Техник.

Такая мысль была и понятной, и бесспорной.

Полиглот прошелся штофом по серебряным чаркам.

Чарки были внутри позолочены. Падая из штофа на дно, жидкость вспыхивала на солнце маленькими алыми огоньками. И эти тонкие струйки напомнили Технику совсем другой, непрерывный поток, вращающий мельничное колесо на дальнем хуторе, где жили и учили детей его бабка и дед и где бывал он с отцом и матерью совсем маленьким, когда верят в волшебников и колдунов.

Колдуном считали и мельника и говорили, что он видит в потоке падающей на колесо воды то, что не дано увидеть другим людям, — их будущее и особенно то страшное, чему надлежит с ними непременно случиться.

И еще говорили, что, кроме мельника, такое же могут увидеть дети. И потому он вместе с хуторскими однолетками подолгу простаивал у мельничного колеса, не отрывая глаз от падающей воды.

Смотрели, смотрели и дождались. Произошло однажды такое, что перепугало, хоть и на короткое время, потому что случай сразу же разъяснился и оказался шуткой и чепухой… Самым страшным считалось увидеть в чистой стремительной воде кровь. И вдруг она появилась. Мелькнуло яркое, красное, и все замерли, пока хохот сверху не вывел ребят из оцепенения. Смеялся старший сын мельника, который только что зарубил петуха и сунул его шею в поток.

И хотя все разъяснилось самым неволшебным образом, маленькому Славе долго еще снилась кровавая струйка в серебряном водопаде, пока другие, городские, чудеса — биплан, паривший над переполненными трибунами ипподрома, поезд, мчавшийся с белого полотна в темный зал электробиографа, окутанная сизым дымом коляска без лошадей, перекатывающаяся толстыми шинами по булыжникам мостовой, и другие чудеса науки, щедро обрушившиеся на людей в начале века, — не вытеснили призрачное видение, но вот, как оказалось, не навсегда.

Он вспомнил и вздрогнул невольно, но тут же заметил кровоточащий порез на пальце Полиглота, неловко сработавшего ножом, стараясь отхватить кусок окорока побольше.

— Чего ты? Порезался, — сказал Полиглот, когда Техник инстинктивно отдернул чарку. — Брезгуешь?

Техник протянул руку со стопкой.

— Вот еще! Нам ли кровью брезговать… Мало мы ее повидали?

— А еще больше проливали, — добавил Бессмертный.

— Верно подмечено. Так о чем разговор! Ваше здоровье, братья-разбойники!

И первым, с несвойственной ему поспешностью; Техник опрокинул стопку.

— Пей мою кровушку, — пошутил Полиглот.

— «Зачем я хлебнул эту грязную кровь? Сдают нервы? Да, многоуважаемый сэр, а по-русски Станислав Викентьевич, кажется, Софи нашла меня вовремя. Нужно брать безделушки и уходить. Но действовать продуманно, очень продуманно. Прежде всего, отвести глаза чекистам. Подставить им эту шваль.

Шваль хочет набить себе цену — пусть подставляет голову. Пусть… В конце концов, я только умою руки».

— Итак, господа, ставки сделаны. Ваше единодушное мнение понятно. Приступим к делу. Какие будут предложения?

— Что еще? — спросил Полиглот, всегда туго понимавший витиевато-ироничные высказывания Техника.

— Я спрашиваю, что будем делать? Захватим город? Объявим его порто-франко? Провозгласим Бессмертного пожизненным президентом? Все это, конечно, замечательно, но слишком грандиозно. Может быть, будут другие, более простые предложения?

— Теракт, — изрек Сажень мрачно.

— Записано. Кто следующий?

— Я бы устроил им мощный бэмц, — сказал Бессмертный.

— Конкретно?

— С иллюминацией и фейерверком.