Божьим промыслом. Принцессы и замки - Борис Вячеславович Конофальский Страница 31

Няня и лакеи повели маленького графа к кузине, а хозяева и гости пошли в гостиную, где уже был богато сервирован стол.

— Ах, умён граф! — на ходу восхищалась ребёнком Клара Кёршнер.

— А обходителен как! — поддерживал жену хозяин. — Уж и не многие взрослые из хороших семей могут быть такими обходительными.

— При дворе рос, — объяснил манеры ребёнка Волков, — там иначе и не разговаривают.

— Да, наверное, — соглашалась хозяйка дома. — Манерам при дворе выучиться можно в столь юном возрасте, если ум с детства велик.

— Истинно так! — поддержал жену Кёршнер.

— Умён, умён, сам герцог то замечал после разговора с ним, а Его Высочество умных людей сразу видит, он при дворе дураков не жалует, — вдруг говорит графиня и тут же добавляет: — Вот только умён граф стал излишне. Хоть совсем юн, а уже и хитрить научился.

— Хитрить⁈ Да как же⁈ — восклицает хозяйка.

— Учитель рассказывал, что читать писание долго не желает, дескать, глазки устают, но как только ему разрешают отдохнуть, тут же берёт книги другие, те, что про рыцарей и с картинками, говорит, что от таких книг глаза у него не болят вовсе, — сообщает Брунхильда со смехом. Гордость за сына распирает женщину, и, как бы ругая его, она им ещё и хвалится, как хвасталась бы всякая иная мать своим удивительным чадом.

— Умом он явно пошёл в дядюшку, — тут же говорит Кёршнер, — уж об уме его дяди все наслышаны. Отчего же племяннику не быть умным?

Волков улыбается; нет, его не трогает лесть, он улыбается из вежливости, а ещё от предвкушения: когда они поднимались по лестнице, он подал графине руку, и та взялась за неё крепко. Сжала его пальцы на мгновение, как бы давая ему знак о своей расположенности. Он украдкой глядит на неё и в который раз отмечает необыкновенную красоту графини. Красоту зрелой женщины, которая пока не пересекла рубежа тридцати лет. Женщины, ещё не утратившей свежести, женщины, ещё наполненной жизненной силой, красавицы, ещё не вступившей в пору увядания.

Господа расселись, мажордом сделал знак, и лакеи понесли лёгкие закуски и крепкие вина, что подают для поднятия аппетита. И едва сделав глоток хереса и пренебрегая правилами о лёгких застольных беседах, которые уместны, когда за столом дамы, Брунхильда вдруг и говорит:

— Известно мне стало, что сегодня городской голова и многие другие видные горожане встречались с вами, братец.

— Да, мы встретились, я раздал им денег, потом выпили вина, поговорили о всяком, о делах городских, — Волкову нужен был этот разговор с графиней, у него были мысли на этот счёт, но он не собирался раскрывать свои планы тут, за столом.

— И о каких же делах вы на той встрече говорили? — продолжала графиня. Поведение её было не очень вежливым, и для женщины она была слишком настойчива, но, казалось, приличия сейчас её мало заботили.

Генерал взглянул на хозяина дома, он хотел привлечь его в разговор, так как родственник присутствовал на той встрече, но барону не понравился вид Кёршнера. Тот стал лицом красен, если не сказать пунцов. И теперь дышал и отдувался так, как будто пробежал изрядное расстояние.

— Дорогой родственник! Вам дурно? — с участием интересуется Волков. Он даже привстаёт со всего места.

— Душно, — отвечает Дитмар Кёршнер, продолжая махать на себя салфеткой. — Кажется, печи излишне растопили.

— Воды со льдом принесите! Слышите? — с волнением за мужа распоряжается госпожа Кёршнер, она даже встала со стула, и слуги бегом бросаются исполнять приказ.

Но воды хозяин дома не дождался, он тоже встал и, извинившись, стал выбираться из-за стола.

— Графиня, барон, уж простите… Надобно мне.

Слуги стали ему помогать, и жена его пошла с ним прочь из залы, а Брунхильда, глядя им вслед, и говорит:

— Это всё от тучности его и от полнокровия.

— О, — Волков смотрит на неё с притворным восхищением, — графиня, вы ещё и ремеслу докторскому при дворе обучились.

— И обучилась, — отвечает она серьёзно, — герцог тоже уже не юноша, иной раз и у него случались припадки сердечные, — но все эти разговоры про здоровье волнуют красавицу мало, её интересует другое. — Так о чём вы говорили с бургомистром и другими горожанами сегодня в конторе Кёршнера?

— А, — генерал небрежно машет рукой, — господа хотели, чтобы я усмирил разбойника Ульберта. Рассказывали, какие обиды он нанёс городу и соседям. Говорили, что кантон и Фринланд из-за этого дерзкого рыцаря обещают с купцами Малена быть неласковыми.

— А вы что же? — по её тону барон понимает, как она заинтересована.

Волков же ждёт, пока лакей положит ему кусок прекрасно разваренной говядины, а потом он сам кладёт себе в тарелку немалую ложку яблочной горчицы. И лишь после этого говорит:

— Я ещё недужен после новой раны, люди мои не при мне, денег у меня нет, так что… Пусть сами ловят разбойника.

— Они дадут вам денег, — неожиданно сообщает Брунхильда.

— Да? Откуда ты знаешь? — Волков намазывает отличный кусок говядины горчицей. — Фейлинг тебе о том уже сказал?

— Город заинтересован, чтобы вы взялись за это дело. Городу оно не под силу, — говорит красавица проникновенно, а Волков вдруг понимает, что она пришла сюда такая красивая не просто так.

— Город хочет, чтобы я с Маленами грызся, а они бы в сторонке стояли да барыши подсчитывали, — он начинает есть мясо, и ему очень вкусно. Генерал уже начал игру, и весь этот разговор пока идёт по его плану.

— И что, вы откажетесь им помогать? — спрашивает Брунхильда.

Барон делает вилкой неопределённый жест: пока неясно. Может быть. Там посмотрим.

— Горожане будут злы, — как бы предупреждает его женщина. Она явно пришла склонить его к поимке Ульберта.

— К дьяволу горожан! — усмехается барон. — Я попросил их хотя бы разведать ту местность, где прячется разбойник, найти его лодки, так они и этого делать не хотят. Дескать, сенат должен одобрить. Я эти игры их уже знаю, сколько лет они ко