Сны над Танаисом (СИ) - Смирнов Сергей Анатольевич Страница 31

- Я удивлен, отец фиаса. Твой взгляд на вещи узок. Да, власть духа, но - власть эллинского духа. Какой прок душе копить земные камни и золото? Тебе ли не понимать этого? Неужели за шесть десятилетий ты не увидел, что осталось нам спасать, что призваны мы сберечь в этом мире?

- Эллинский дух... Пусть будет так. Красивое оправдание тайных помыслов души. По молодости смотришь только вперед, но под старость гений заставит оглянуться. Тогда увидишь зеркало правды, той самой, которую ты так нарочито любишь. Тогда увидишь истинный источник своих желаний. Правда в том, что младенец тянется взять себе... Эллинский дух... Ты, великий маг, способен ли ты удержать навечно дым над погасшим костром? Им не разведешь нового огня. Труды твои окажутся бесплодны.

- Плоды же твоих трудов, отец фиаса, созревают с быстротой хлебной плесени.

- Ты всегда спешишь с выводами, надеясь на непогрешимость глаза и силу ума.

- Мы никогда не поймем друг друга, - пожал плечами Эвмар.

Старый жрец отвернулся в сторону. Со странным напряжением он стал вглядываться в пламя светильника. В эти мгновения на лицо его легла слабая тень досады. Когда он вернулся взглядом к собеседнику, бесстрастное внимание вновь овладело его чертами.

- Пусть так, сын Бисальта. Мудрецы, пророки и философы понимают друг друга куда реже, чем купцы и воры... Между тем в одной цели мы едины и перед судом наших богов обязаны прийти к согласию. Каждый из нас стремится сберечь Город. Я потратил на это шесть десятилетий против твоих шести лет. Можешь быть уверен, что хотя бы из-за этой великой траты Город мне, простому меняле, дорог не меньше, чем тебе, спасателю эллинского духа. И оба мы знаем лучше других, что Город обречен. Ныне он обречен вдвойне.

В глазах старого жреца зажглось вдруг новое чувство. С изумлением Эвмар различил в нем мольбу о помощи, но едва ли мог он поверить этому странному свету на неподвижном, бронзовом лице.

"У старика - беда, - решил он, - Новое повеление высших?.."

- Знаешь ли ты, что есть Исход? - почти шепотом спросил жрец.

- Приказ высших оставить храмы и алтари, - ответил Эвмар - и на миг похолодел, осознав вдруг силу нового удара судьбы. "Проклятье, - бессилие, как железный обруч, сдавило грудь. - Не хватит ни жизни, ни ног... ни легионов".

- Я вижу, ты, наконец, начинаешь понимать меня, - жрец улыбнулся одними глазами. - Твои мысли легко разгадать: ты страдаешь тем, что не способен разорваться на десять всемогущих Эвмаров: одного - для Вавилона, одного - для Танаиса, одного - для варварских степей, одного - для Рима...

- Двух - для Басры и Ктесифона, - не сдерживая себя, тяжело вздохнул Эвмар. - И еще нескольких - про запас... Ты прав, отец фиаса. Слишком много сил...

- Итак, Город обречен. В знак своего доверия к твоим помыслам я разгласил тайну, за что могу понести наказание не менее суровое, чем исполнение угроз великого мага-прорицателя.

- В этом я не сомневаюсь, отец фиаса. Но вряд ли смогу отплатить тебе за услугу.

- Требуется не плата, не уступки, но лишь ответ на вопрос: намерен ли ты изменить свои помыслы, узнав, что в Город послан Исход.

- Нет, отец фиаса. Ты забываешь о гражданах Танаиса. Они выйдут на стены защищать свой Город, даже если в нем не останется ни одного жреца и погаснут разом все алтари. Есть варварские воины, которые придут на помощь, и есть легион, исполняющий волю Рима. Чистые решают не судьбы народов, но судьбы своих кошельков.

Губы старого жреца дрогнули, словно откликнувшись на скоротечный приступ боли, и жрец, впервые подняв руку, тронул недвижными пальцами грудь перед сердцем.

- Я знал, что ты близорук; но не подозревал, что настолько, - с усилием произнес он. - Да, близок тот черный день, когда не только пророки и ясновидцы, но любой нищий на торге сможет ответить, кто погубил Город. "Наш Город погубил Эвмар-Прорицатель, - скажет он. - Будь его имя проклято богами во веки веков".

Лик жреца заметно побледнел, а черты заострились. "Так он будет выглядеть на смертном ложе", - невольно подумал Эвмар.

- Город будет разрушен верой в несокрушимость его стен. - Голос жреца был тверд, и все же в нем слышалась отрывистая дрожь, выдававшая болезненное напряжение душевных сил. - Вера, которую ты со столь безумным усердием насаждаешь... Но прошлое учит: ничто не способно остановить новую варварскую волну - можно лишь подчиниться ее движению и напору. Она накроет империи вместе со всеми их легионами и вместе с кочевниками, что остались от волн прошлых нашествий. Остается одно: дождаться, пока иссякнут ее силы, пока она, подобно водному потоку, не остановится и не начнет впитываться в землю и иссякать под лучами солнца... Я до того времени не доживу. Но ты, быть может, успеешь... Подумай, сын Бисальта. Теперь, когда в Город послан Исход, этот город не уберегут ни сорок легионов Августа, ни сарматы Фарзеса. Никто. Но ты, одержимый своим эллинским духом, заставишь Город защищаться, подобно Илиону. Ты воодушевишь своих эллинов именами героев. Ты просчитаешься, Эвмар. Чем храбрее окажутся твои ученики и крепче будет оборона, тем безжалостней будет разгром. Если стены и врата продержатся день, то мужчин вырежут, Город сожгут, а женщин разберут по кибиткам. Если Город продержится неделю, звериной ярости пришельцев не будет предела: вырежут всех от младенцев до стариков, стены не поленятся развалить, а колодцы забьют трупами. И ни один корабль больше не причалит к берегу с отравленной водой, ни один торговец не остановит на этой мертвой земле своей повозки. Так исчезли когда-то несокрушимые империи в песках Персии и Африки. От них не осталось ни единого слова - ни на камнях, ни на пергаментах, ни на языке. Вот - участь Танаиса, и ты - ее творец.

- Какую же участь уготовил для Танаиса ты, отец фиаса? Несомненно, более счастливую.

- Тебе, слуге Асклепия, должно быть известно, каким способом сарматам удается уберечь своих детей от оспы.

- Они собирают оспенные струпья, прокаливают их на солнце и, растерев в порошок, добавляют в молоко.

- Варварское нашествие можно уподобить приходу оспы. Город можно уберечь подобным способом. Смута - вот лучшее средство. Смута и страх... Нет, сын Бисальта, я не желаю зла Городу, я лишь хочу уберечь его от страшной болезни. Пусть тот, кто жаждет земной власти, будет бороться за власть. Пусть боспорский обжора зарится на наше золото - он подавится лишь горстью денариев. Городу нужны осады и набеги. Пусть вьются у его стен боспорцы и местные варвары. Будут беды, будут пожары. Но ни одно из несчастий, принесенных этими мелкими врагами, не сравнится с опустошительной силой нового варварского потока. Жизней эти осады унесут несравненно меньшее число. Пусть торговцы потеряют прибыль и уверенность в том, что крепостные стены защитят их очаги. Смута должна зреть и в самом Городе. Пусть торговцу станет жить здесь невмоготу. У него нет родины - он соберет скарб и уйдет искать новое место для торга. Пусть Город опустеет. Варварская волна, не наткнувшись на заслон, перекатится через него, как через гладкий камень на берегу. Потом она схлынет - и мы вернемся. Стены не будут разрушены, колодцы не будут отравлены. Варвары загадят улицы и очаги, но дух разрушения и смерти, что гонит их полчища по степям, рано или поздно уймется. Тогда они потеряют силу и захотят покоя и роскоши. В тот год мы вернемся в наши стены и начнем торговать. Они сами отдадут нам Город, ибо не способны жить в кругу крепостных стен. Но сейчас... Поверни сарматов Фарзеса против Города - и ты спасешь его от гибели.

Собеседники теряли хладнокровие: уже и "отец" фиаса услышал в голосе гостя дрожь затаенного гнева, хотя взгляд Эвмара оставался так же холоден и спокоен, как остывший пепел.

- Кто из нас двоих слеп? Кто из нас двоих одержим демоном лжи? - Эвмар замолк, словно призывая жреца ответить, но спустя миг продолжил сам: - Если бы подобным мыслям поддался Леонид или Мильтиад, встречавший у Марафона войско Дария, втрое превосходившее афинян, разве осталось бы ныне хоть одно слово во славу Эллады? Разве не доблестью и гордостью предков согревается кровь потомков? Тебе ли, прозревающему власть духа, не ведать магии Хроноса?