Идрис Базоркин - Из тьмы веков Страница 32

Многие юноши, проходя мимо стариков, бросали поводья, и кони послушно следовали за ними.

Быстрый тоже шел за Калоем. Под косыми лучами раннего солнца его мускулы отливали синевой. Калой остановился. Встал и Быстрый. Калой шепнул ему что-то, и конь пошел дальше один. Калой приветственно кивнул старикам, легкой пробежкой догнал Быстрого и прыгнул в седло, не коснувшись его руками. Невидимым движением ног Калой изменил направление лошади, и она побежала к выстроившейся шеренге юношей. Все это люди заметили, потому что здесь каждый вырос на лошади. Тамада девушек Матас кивнула самой юной и самой искусной гармонистке девочке Дали, а та звонким голосом пропела:

Волк[72] вышел на поле! Калой вышел на поле!

Это была первая похвала Калою, первая удача начинавшегося праздника.

Вслед за Матас девушки двинулись к старейшинам. Поприветствовав их, они оставляли на разостланном перед стариками платке свое рукоделие — подарки для юношей. Здесь были вышитые золотом кошельки, кисеты, башлыки, куски домотканого сукна на черкеску и многое другое. Приз для лучшей лошади принес сам старшина. Это была серебряная уздечка.

Подошел и Виты. Он только что приехал из города.

— Здравствуй, мастер! — кричали ему с разных сторон. Виты поздоровался со стариками и сказал:

— Сегодня и я должен был показать себя перед вами. Но я живу в городе, работаю… Готовиться я не мог… Я сделал вот эту вещь и хотел бы, чтоб вы ее тоже приняли для подарка. — И он поставил перед старейшинами стальное стремя, отделанное узорами из серебра.

Старики были удивлены работой и несколько раз переспрашивали, сам ли он это сделал. Посоветовавшись, они поручили Зуккуру ответить юноше.

— Мы благодарим его! — крикнул Зуккур в народ. — То, что сделал своими руками Виты, — Зуккур поднял подарок, — эта удивительная вещь! Для того чтобы сделать ее, тоже нужны настоящие руки и голова! Мы пашем, дубим, косим, и у наших детей должны быть руки сильные, как и у нас. Сегодня они покажут, так ли это. А Виты уже показал. Возьми, Виты, Черный камень и первым подними его!

Иналук положил перед Виты на землю Черный камень, отшлифованный руками юношей многих поколений, которым этот камень давал право называться мужчинами. Камень был величиной с голову младенца. Он постоянно хранился в святилище на Цей-Ломе, откуда жрец выносил его только в дни состязаний. На его поверхности было пять небольших углублений для пяти пальцев.

Виты посмотрел на камень, и краска залила его лицо. «А вдруг вырвется…» Ведь он видел этот легендарный камень впервые. Но он не дал людям заметить своего волнения, нагнулся, приставил пальцы к ямочкам…

— Не торопись! — услышал он голос Иналука и, сжав пальцы, потянул камень вверх. Тот словно прирос к кончикам его пальцев.

Люди привстали… Опытом кузнеца, ловкие пальцы которого привыкли к труду, Виты понял, что камень не упадет. Он уверенно дотянул его до груди, резко повернул руку и поднял Черный камень над головой.

— Мужчина! Мужчина! — закричали ему с разных сторон.

Зуккур подал Виты самый красивый башлык.

— Люди, — снова заговорил он. — Матери нужен сын! Роду нужен брат! Народ нуждается в смелых, ловких, сильных людях. Война не рождает сыновей. Но только сыновья могут отразить войну. Сегодня мы узнаем, кого мы вырастили. Да сопутствует им удача! Да помогут им наши боги!

При этих словах Хасана-хаджи передернуло.

— Да поможет им бог-Аллах! — воскликнул он.

— И бог-Аллах пусть поможет им, — равнодушно поддержал его Зуккур и воскликнул: — Шатлак![73]

Выстрелы огласили долину. Гора покрылась дымом, а Иналук, сев на своего коня, помчался к ожидавшим его юношам. Указывая направление нагайкой, он велел им следовать за собой и поскакал вдоль Ассы вверх. Вереница всадников помчалась за ним.

Мальчишки, а с ними и Орци, то вскакивали, то садились, ссорясь из-за каждого парня и каждой лошади.

Пхарказ, сидевший позади ребят, вышел из себя.

— Да что у вас, черви в заду, что ли! — завопил он и огрел одного из них хворостиной. — Ешиб вас задери!

Мальчишки стайкой перебежали в другое место и затараторили снова.

Зору стояла в кругу девушек. Она решила, что подружки не должны заметить, кто из юношей интересует ее. Но зато те не стеснялись. Они оживленно перешептывались, называя ребят, которые им нравились. Были среди них и такие острые на слово, что от их шуток у подружек щеки становились пунцовыми.

И Наси пришла поглядеть на праздник и на своего сына. Вокруг нее собрались соседки, родственницы. Она щедро угощала их чинаровыми орешками, а они ублажали ее льстивыми речами.

Говор и смех доносились со всех сторон.

А тем временем Иналук с молодежью перешел по мосту на ту сторону Ассы и по берегу спустился назад, так что все они снова были хорошо видны.

Он первым бросил своего коня в воду, показывая переправу. Место это было узкое, глубокое. Волны яростно обрушивались на лошадей. От всадников требовалось умение перейти реку как можно прямее. Кого сносило ниже установленного знака, тот покидал испытания. Здесь почти все зависело от лошади. Но трус мог погубить и ее и себя.

Один за другим парни кидались в водоворот волн, и кони выносили их на этот берег. Некоторых постигла неудача. А один едва не утонул. Его вместе с конем выловили далеко внизу.

Зато рысак Чаборза отличился. Вместо того чтобы торопливо миновать стремнину, он спокойно остановился в ней и, слегка накренившись боком, начал с удовольствием пить воду. Это вызвало общий восторг. Великану горная река, наверное, показалась просто ручьем. Чаборз был преисполнен гордости.

А Иналук уже спешился около валуна. Он надел на себя кольчугу, саблю, взял в одну руку железный щит, в другую — ружье и с небольшого разбега поднялся на вершину. Для этого нужны были сильные ноги и ловкое тело. Постояв наверху, Иналук повернулся, чуть присел и съехал вниз. После него парни один за другим начали взбегать на валун. Проделывали они это довольно легко и ловко, потому что с самого детства упражнялись в этом.

Чаборз взбежал с трудом. Было видно, что он располнел не по возрасту.

— На задок отяжелел, пес! — крикнул кто-то с мужской стороны, вызвав хохот.

Наси как укололи. Она вскочила и, сама не зная на кого, закричала:

— Ты и твой отец псы! Если бы кормила его твоя мать, не было б у него ни зада, ни переда, как нет их у тебя.

— Прости меня! Знал бы, что он маменькин, не стал бы говорить, будь у него даже псиный хвост! — отозвался обидчик.

— Он не маменькин, а сын своего отца! А ты чей ублюдок? Лысая обезьяна со свиным рылом! — снова взорвалась Наси.

— Ой, женщина! Кто на твоем красивом лице вырыл такой вонючий нужник?

Хохот возникал после каждой фразы и с той и с этой стороны.

Гойтемир ерзал, досадуя на жену. Она сделалась предметом общих насмешек. Ведь считалось, что только глупые обижаются на шутку.

За перепалкой многие не заметили, как один из парней, не добежав до верха, свалился вниз… Второй потерял равновесие и встал на четвереньки. Им обоим пришлось удалиться ни с чем.

А Зору не видела никого, кроме Калоя. Она снова и снова вспоминала обидные для Калоя слова матери, оборвавшие их встречи. Вспоминала скалу Сеска-Солсы, рожок… и горе, которое прочно свило себе гнездо в его доме. Ей хотелось, чтоб сегодня за все, за все плохое, что он перенес, ему было очень хорошо. И еще она мечтала, что, может быть, ей посчастливится станцевать с ним.

Зору знала, что мать здесь и все время настороженно следит за ней. Мать уже подходила и шепотом наказывала не прятаться за чужие спины, а стоять на виду. Но зачем это было Зору? Она знала, что тот, который люб ей, и так видит ее. Видит ее одну в этой цветастой толпе невест.

Но вот она вся вытянулась вперед, забыв об осторожности. Калой последним облачился в воинские доспехи. Высокий, широкоплечий, с гордо поднятой головой, он стоял перед валуном испытаний. Вдруг сильные ноги стремительно понесли его вперед… Несколько мощных прыжков — и он взлетел на вершину камня и замер на ней. Потом, вместо того чтобы повернуть назад, он подошел к обрывистой стороне и… кинулся вниз, едва касаясь спиной почти отвесной стены.

Зору вскрикнула и закрыла лицо руками.

— Вот это молодец! — раздался в тишине чей-то голос. Толпа разразилась восторженными криками.

Калой сохранил равновесие, как ни в чем не бывало отошел от валуна и встал около своего Быстрого. Дали растянула гармонь:

Волк вышел на поле!

Калой вышел на поле!

Вместе с ней хвалебную подхватили и девушки. Подружки Зору влюбились в Калоя и не скрывали своего восторга. А Матас, самая старшая и самая вольная на язык, откровенно восторгалась не только его ловкостью… Зору готова была избить ее за шутку, но вместо этого ей приходилось делать вид, что она ничего не слышит.