Ведьмины камни (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна Страница 32

Однако сосредоточиться на пении уже было трудно, Эскиль как будто приманивал ее взгляд, хотя она вовсе не хотела туда смотреть! Тут Берислава слегка потянула ее за локоть: оказалось, что их заметила Огняна-Мария и тихонько согнала с мест кого-то из близко сидящих гридей, а теперь махала им рукой, приглашая сесть. Вслед за Бериславой Хельга пробралась к болгарке между сидящими на скамье и очагом; когда шла Берислава, Эскиль отодвинул с дороги свои колени, но Хельга, проходя, опять на них наткнулась.

Пока Хельга усаживалась и оправляла платье, Боян закончил одну песню, начал другую. Хельга слушала с удивительным чувством, что само ее сердце раскрывает лепестки, один за другим, как цветок, и грудь наполняется свежим ветром. Это просторная, богатая гридница старинного королевского рода, плотно набитая людьми, яркий огонь в большом очаге, блестящие глаза людей, не так давно смотревших в глаза смерти, а также ее удивительное, вдруг возникшее единение с этими людьми, вместе с нею слушавших Бояна, что-то двигало и переворачивало в душе, так что хотелось заплакать непонятно от чего – от волнующего, немного болезненного, но сладкого чувства. Удивительно – ведь это не ее дом, не ее род, она ни с кем здесь не связана кровными узами, кроме Хедина, но чувствует себя неотделимой частью дома Сванхейд и дружины Ингвара, как ни мало эти люди со следами ожогов и ран схожи с нею, Хельгой из Силверволла. И это было такое прекрасное чувство – хотелось, чтобы оно не кончалось.

Но вот Боян закончил петь и слегка кашлянул. Огняна-Мария сказала что-то, встала и направилась к столу, где стоял бочонок с пивом. Хельга пошла за ней: ей все казалось, что эта смуглая женщина из дальней стороны заблудится в обычном доме. Та улыбнулась, увидев Хельгу, и что-то сказала. Хельга улыбнулась в ответ, ничего не поняв. Они налили из бочонка пива в три чаши, вернулись и роздали их Бояну, Ингвару и Тородду; Огняна-Мария снова что-то сказала, обращаясь к Тородду.

– Она говорит: правда, брат ее и собой хорош, и отлично поет, и в любом деле искусен? – перевел Хельге Тородд.

– О! Поет он как сам Браги[15]. – В этом Хельга не сомневалась, но насчет Бояновой красоты не могла покривить душой.

– Человек он ловкий, и робости не замечали мы за ним, – подтвердил Ингвар. – А играет как искусно – хоть самого Царя Морского из глубин вызовет! Вот, когда мы там на Дунае Чернигу хоронили…

– Когда человек в чем-то искусен, ему и красоты не надо, – вставила Вояна. – У нас на Шелони есть один молодец – собой страшен, как нечистик с болота, а поет хорошо, и пляшет, и на гуслях играет – все девки заслушаются, выбирай любую.

– Знаете вы, что об этом Хникар говорил Сигурду сыну Сигмунда? – спросил Эскиль.

– Что это еще за Хникар? – спросил Ингвар.

– Мой дед по матери мне рассказывал о нем. Однажды Сигурд, который потом убил дракона, в сильную бурю плыл на кораблях по морю, – начал Эскиль, и люди вокруг притихли в ожидании новой саги. – Он увидел высокую скалу, а на ней стоял какой-то человек. Он назвался Хникаром и попросился к ним в ладью. Они взяли его, и буря сразу утихла. Сигурд стал задавать ему разные вопросы, а тот отвечал, так как был он самым мудрым человеком на свете[16]. Сигурд сказал:

Хникар, скажи мне, Ты многое знаешь[17]: Как можно мужу К любви сердце девы Желанной склонить?

Хникар сказал:

Различные тропы Любовь пролагает, Но путь самый верный – Блеск ратной славы. Милости Фрейи Легко достаются, Коль собою хорош ты И ликом румян. Учтивою речью, Нарядом богатым И лестью искусной Невесту пленишь. Пусть муж неказист, Но духом отважен, Деву он смелостью Склонит к любви. Девичье сердце Не менее ранит Отрок отважный, Чем тот, кто красив. Любят красивых, К искусствам способных, Но средство вернейшее – Блеск ратной славы.

Хельга слушала с изумлением: она не ожидала от варяга-наемника таких знаний и красноречия. В большой палате было тихо, слышался только уверенный голос Эскиля и потрескивание огня в очаге. Все взоры были сосредоточены на нем, и Хельга, слушая, невольно относила к нему самому все сказанное: его всеми признанная воинская слава, уж конечно, делали его достойным женского внимания. След ожога на щеке – свидетельство этой же славы – скорее следовало счесть достоинством внешности, чем недостатоком; помимо этого Эскиль весьма хорош собой, статен, а богатством кафтана и украшениями может равняться с любым из знатных людей. Обнаружив еще и такие познания, он вдруг показался Хельге безупречным, как сам Сигурд Убийца Дракона, и все «милости Фрейи», казалось, были созданы именно для него.

Когда он закончил, еще какое-то время стояла тишина, весьма лестная для сказителя. Потом по скамьям пробежал одобрительный говорок, кто-то засмеялся.

– Глядя на тебя и не подумаешь, что ты так премудр! – раздался недоверчивый голос Несвета.

Хельга только сейчас его заметила в полутьме: он стоял, прислонившись плечом к другому столбу.

– Не всегда стоит судить о человеке по наружности, – спокойно ответил Эскиль; он видел, что произвел впечатление, и тайком упивался этим, пряча удовольствие за невозмутимостью.

– Смелостью хвалятся те, кому больше похвалиться нечем, – поддержал отца Видимир. – Когда у человека нет ни рода, ни имущества, ни чести, ему только и остается, что размахивать топором направо-налево, а если он при этом потеряет свою никчемную жизнь, то никто о нем и не пожалеет!

– И остается ему только выдумывать сказки про сына конунга, который-де ночевал у его бабки!

Несвет не простил Эскилю вмешательства в спор женихов, хотя тот не был виноват в том, что желанного ответа Несвет не добился.

Эскиля, кажется, эти нападки не очень задели – он видел, что они вызваны завистью, да и другие тоже это видели: женщины переглядывались, усмехаясь. Он хотел что-то ответить, но ему помешала Хельга – к ее собственному удивлению.

– Почему же придумывают? – вырвалось у нее. Она сама испугалась своего вмешательства, но десятки лиц уже повернулись к ней, и было поздно отступать. – Бывает и так, что даже гости из Альвхейма приходят к людям – и мужчины, и женщины. Предком нашей матери был Асбранд Снежный, а он родился от Скульд, дочери конунга альвов. И это правда, это сразу видно… если заглянуть ей в глаза.

– Даже если и так, едва ли Арнор Камень будет очень рад породниться с внуком женщины, которая… – начал Несвет.

Эскиль чуть заметно подался вперед; его лицо переменилось.

– Умела оленихой оборачиваться, – ловко вставил толстяк Ветрлиди. Он сидел у огня на своей любимой скамеечке, которую особый раб везде носил за ним, если дяде нынешнего конунга случалось куда-то перейти своими ногами. – Ты же это хотел сказать, Несветушка?

– Ну а что же еще? – Несвет засмеялся, пытаясь придать своим словам вид добродушной шутки. – Ты, Ве́трушка, на ногу нынче не слишком проворен, а острым словом меня-то опередил.