Николай Струтинский - На берегах Горыни и Случи Страница 33

— Jude? — вцепился гестаповец в пальто Драхмана.

— Цо пан муви? Я не разумей! — возмущался задержанный.

— Jude?! — ещё злее повторил фашист.

— Не разумей, цо пан хце! — вырывался Драхман. — Естем поляк!

В этот момент подскочила какая-то женщина, схватила Драхмана за руку и истерически завопила:

— То ест муй монж! Он поляк! Не рушайце его! Растолкав оторопевших гестаповцев, женщина вместе с Драхманом скрылась в темноте.

— А тераз спасайце сё сами.

Кто она, спасительница? Осталось загадкой.

Драхман добрался до железнодорожной насыпи у границы. С рассветом он был уже на нейтральной полосе. Здесь ютились тысячи беженцев, они молча лежали на земле пюд открытым небом, согревая своим теплом малых детей.

С советской стороны появился полковник пограничных войск с адъютантом и пропустил толпу через границу. Так Драхман очутился на советской земле. Приехал во Львов. Вместе с частями Красной Армии отступал на восток. Попал в окружение и снова оказался на временно оккупированной гитлеровцами территории.

…Драхман сел на обочине полевой дороги, достал бумажник, раскрыл его — и перед взором несчастного предстала пятилетняя дочурка Лиля. Драхман бережно прикоснулся губами к фотокарточке. Слёзы потекли по заросшим щетиной впалым щекам…

А Горынь, безразличная к большому людскому горю, спокойно струила свои воды. На другом её берегу, в районном центре Гоще, звенели колокола: священнослужители приветствовали фашистов.

Драхман рискнул пойти в Гощу. Там познакомился с таким же, как сам, беглецом — Рихтером. Вместе они отправились в поиск советских партизан. На одном из хуторов встретили мужчину, который приветствовал их на польском языке.

Как позднее узнал Драхман, это был хутор Вацлава Жигадло. Хозяин накормил беглецов и пообещал им достать винтовки и патроны. Своё слово он сдержал.

Судьба свела Драхмана с несчастными и беззащитными людьми.

С тоской смотрел я на обречённых. Задумался: как накормить их?

— Захватите с собой мешки, сумки и идёмте со мной! — предложил им.

Полсотни людей двинулось за мной…

Бывший вахмистр царской армии Кашенцев встретил нас с кислой миной.

— Чем могу быть полезен?

— Люди голодают, надо помочь им! — указал я рукой на толпившихся.

— Всё, что в моих силах!…

Помещик, понимая, с кем имеет дело, распорядился выдать пришедшим продукты: овощи, мясо, хлеб, немного соли… На прощанье я сказал:

— Пробирайтесь на правый берег Случи. Между райцентрами Березно и Людвиполем, в лесу, встретимся!

РАСПЛАТА

Опять я повидал Тадзика. Он сообщил, что установил фамилию полицейского, убившего командира Никиту, и разыскал группу Ивана Пихура.

— Можем связаться с ним в любое время.

Мы пошли знакомыми тропами Невирковского леса и встретили здесь боевых друзей. Решение было единодушным — наказать провокатора.

Ночью оцепили Максимиляновку. Сельского старосту дома не застали. «Уехал в Межиричи», — призналась жена.

Разыскали дом провокатора. Постучали в окно. Вдруг с чердака кто-то спрыгнул и кинулся в темноту.

— Стой! Стой!

Раздался выстрел. Но тень исчезла.

— Ушёл, подлец! — огорчился Вася.

— Поджигайте хозяйство, пусть знает, предатель, что на этой земле нет ему места! — распорядился я.

В этот момент подкатила пароконная подвода. Оказалось — задержан староста.

— Теперь от ответа не уйдёшь! — пригрозили ошеломлённому старосте. — Где мать Ильчука — Надежда Трофимовна?

— Виноват… Господом богом заклинаю, виноват, — взмолился кулак. — Она в гестапо. Не губите мою душу, помогу ей освободиться.

— Как, товарищи, поверим ему? — обратился я к партизанам.

— Если освободит мать Ильчука, оставим в живых, но пусть только попробует обмануть! Тогда пощады не будет! — Глинко поводил пальцем перед носом дрожавшего старосты.

— Спасибо, смилосердствовались, — прошептал несколько раз староста.

К нему шагнул Владимир Леонтьев:

— Запомни, если не освободишь мать Ильчука, мы тебя и под землёй разыщем!

Близился рассвет. Переправившись на лодке на противоположный берег Случи, мы углубились в лес.

— А кто те двое?-спросил я у Вани Пихура, отозвав его в сторону.

— Всего два дня, как попросились в нашу группу, — объяснил Пихур. — Тот, что повыше, представился капитаном Красной Армии, второй — рядовым.

— Как-то ведут они себя странно. Надо к ним присмотреться.

…Прикинувшись простачком, я охотно отвечал на вопросы «капитана» и «рядового». «Капитан» пытался выяснить, сколько людей в нашем отряде, откуда прибыли, кто руководитель, имеется ли радиосвязь и, главное, место стоянки.

— Сегодня ночью, по всей вероятности, они попытаются бежать. Всем быть начеку! — предупредил я товарищей.

На берегу небольшой речушки ещё задолго до темноты мы остановились на ночлег. Во время сбора сухих веток и листьев для костра и постели «капитан», по-видимому, пытался незаметно улизнуть, но «прикреплённый» к нему Леонтьев помешал этому, и «капитан» возвратился.

Разложили костёр, испекли картошку, поужинали. «Капитан» и «рядовой» нервничали, выдавая себя с головой. Мы разоружили подосланных и доставили их в урочище «Три колодца», где недавно дислоцировался отряд. Но партизан здесь уже не застали.

Я разыскал в условленном месте «почту» — под корневищем сосны. В коробке лежала записка: «Вечером придёт разведка».

Когда стемнело, мы услышали: вблизи кто-то трижды свистнул.

— Свои! — успокоил я друзей. — Но всё же будьте начеку!

Свистнул в ответ. Из зарослей вышли Володя Попков, Сергей Рощин и Дарпек Абрагим.

— Сам или ещё кто-то есть?

— Есть, целая группа!

И вот, наконец, я в чуме Д. Н. Медведева. Рассказал о всех приключениях.

Командир внимательно слушал, уточнял кое-какие детали. А потом обрадовал:

— Сразу после твоего ухода к нам пришла Марфа Ильинична и Катя, — в глазах Дмитрия Николаевича заиграли огоньки. — Теперь все вместе!

— А я привёл хороших ребят, — похвалился я в знак благодарности командиру. — Преданных Родине, смелых…

Лазутчиков в отряде разоблачили: они оказались агентами гестапо.

РОКОВАЯ ОШИБКА

В чуме хозяйственного взвода я увидел Ильчука. Вид у него был грустный.

— Что с тобой, Лёня?

— Волнуюсь за родителей. Предчувствую что-то недоброе…

Я проникся сочувствием к этому скромному, честному парню, партизану-комсомольцу.

— Лёня, я расскажу о твоих переживаниях командиру отряда.

…Полковник Медведев снарядил боевую группу и отправил её в разведку на хутор, где жили родители Лени. Старшим назначил коммуниста Франца Игнатовича Нарковича, белоруса. В состав группы вошли Володя Куляга, Ваня Пихур, Николай Киселев, Лёня Ильчук, Коля Бондарчук, я я ещё несколько человек. Задача поставлена конкретная — разыскать родителей Ильчука и забрать в отряд. В случае гибели их — установить виновников и отомстить.

У села Маренин мы перешли по льду реку Случь; миновали село Глыбочек. Идти было трудно: снега намело по колени. Вперёд выдвинулись Владимир Куляга и Иван Пихур. На Максимиляновских хуторах Куляга и Пихур свернули к дому, в окне которого мерцал огонёк. Я с автоматом на изготовку следовал за товарищами. Стоило залаять псу, как по комнате заметалось несколько силуэтов.

Во дворе стоял мужчина, освещённый бледной луной. Правую руку он держал в кармане. Куляга подошёл к нему и молча схватил его за руку. В ней оказался револьвер. Пихур был рядом.

В этот момент из открытой двери одновременно грянули два выстрела. Куляга и Пихур, сражённые, повалились в снег. Вся трагедия свершилась в считанные секунды. Я нажал на спусковой крючок автомата, но последовал лишь один выстрел — автомат отказал. Нервно дёргаю затвор, опять осечка. Тем временем из дома выскочили двое мужчин, схватили автоматы убитых и скрылись.

Косматые облака закрыли луну, стало темно и жутко…

Когда подошла группа и оцепила дом, то в нём, кроме хозяина и его семьи, никого не оказалось. Хозяин рассказал, что неизвестные люди, вооружённые винтовками, потребовали накормить их. Хозяйка сварила картошку, те поели и уже собирались уходить. «Но тут появились у дома вы».

Мы раздобыли несколько пар коней, сани, положили тела товарищей и помчались в обратный путь. В лесу около Рудни-Бобровской похоронили боевых друзей со всеми партизанскими почестями.

Вскоре руководство отряда направило на Максимиляновские хутора вторую группу. В неё включили Колю Бондарчука и Лёню Ильчука. Печальную весть принесли они. Мать Лени— Надежду Трофимовну — после пыток гитлеровцы расстреляли. Отца, который скрылся от преследователей, Лёня не разыскал.

Однажды разведчики доложили командованию отряда, что им стало известно о действиях какой-то партизанской группы, с которой, однако, не удалось установить связь. Местные жители рассказывали о засаде на мосту, около села Топча, на которую нарвались полицейские. В бою было ранено несколько предателей, партизаны забрали их оружие.