Дзиро Осараги - Ронины из Ако или Повесть о сорока семи верных вассалах Страница 33

Приказав прекратить галдеж, фаворит дождался, пока сёгун закончит омовение, выждал еще немного, пока его высочеству уложили прическу и облачили его в парадное одеяние, а затем тихонько сам доложил обо всем по порядку:

— Только что в Сосновой галерее князь Асано Такуминоками напал с мечом на Кодзукэноскэ Киру и нанес ему легкое ранение. Пока что князя уняли, а Кире оказали первую помощь. Галерею запачкали, сейчас ее прибирают. Опасных для жизни ран не наблюдается. Сейчас надо поскорее назначить кого-то распорядителем вместо князя. Кстати осмелюсь спросить, соизволит ли ваше высочество разрешить проводить прием в том же помещении?

Судя по всему, Цунаёси был поражен чрезвычайным происшествием в замке. Однако видя, что Янагисава остается невозмутим, сёгун, казалось, сумел превозмочь замешательство и восстановить столь необходимое правителю душевное равновесие.

— Посланцы ведь с минуты на минуту будут здесь, — заметил он сравнительно спокойным тоном.

— Очевидно, так, — негромко согласился Янагисава.

Распорядителем церемонии вместо князя Асано был назначен Тададзанэ Симоуса Нотоноками, хозяин замка Сакура. Прием решено было перенести во флигель Куроки. Янагисава отдал соответствующие распоряжения, приказав срочно подготовить зал.

При всем том, что церемонию удалось завершить благополучно, сбой был налицо. В представлении Цунаёси, вина за допущенное небрежение полностью лежала на распорядителе. Когда сёгун вернулся к себе в покои, его возмущение наглостью князя Асано еще более усилилось. Янагисава, тихонько пристроившись рядом, наблюдал, что будет дальше.

— Позвать Тадзиму! — приказал сёгун.

Член Совета старейшин Такатомо Акимото Тадзиманоками, явился по вызову. Ему было велено безотлагательно провести дознание. Для ведения следствия по делу князя Асано были назначены мэцукэ Дэмпатиро Окадо и Хэйхатиро Кондо.

Князя, переодевшегося в простой полотняный костюм камисимо, шестеро стражников провели в Кипарисовый зал. Буря миновала — теперь князь всем своим видом являл воплощенное смирение. Дэмпатиро Окадо приветствовал князя теплой улыбкой:

— Не обессудьте, ваша светлость, нам двоим поручено вести дознание по сегодняшнему происшествию. Прошу вас рассказать все как положено по закону, ничего не утаивая.

В лице князя впервые что-то дрогнуло. Должно быть, он оценил доброе отношение самурая. Сидя на коленях, князь молча поклонился в знак повиновения.

Дэмпатиро, выпрямившись, сел в подобающую позу и начал допрос:

— Как могло случиться, князь, что вы подняли меч на Кодзукэноскэ Киру, невзирая на то что находитесь в покоях замка, в преддверии торжественной церемонии?

Князь Асано отвечал решительно и бесстрашно:

— Я неоднократно подвергался тяжким оскорблениям со стороны Кодзукэноскэ Киры. Но дело не в нашей вражде: на сей раз я просто не сдержался, вышел из себя и бросился на него с мечом, позабыв все на свете, невзирая на то что мы находились в замке его высочества… В чем глубоко раскаиваюсь ныне. Более мне сказать нечего. Я готов понести кару по всей строгости закона.

Князь был отнюдь не похож на злодея. Глядя на него, трудно было предположить, что этот человек был виновником сегодняшнего переполоха — настолько смиренно и достойно он держался.

По окончании допроса князь Асано снова был препровожден в зал Сотэцу. На смену ему был вызван на допрос Кодзукэноскэ Кира, успевший переоблачиться в новое парадное платье. Его опрашивали мэцукэ Дзюдзаэмон Куру и Гонуэмон Окубо. В ответ на вопрос, припоминает ли он, что могло вызвать гнев князя, побудивший его взяться за меч, сановник ответил так:

— Я, господа, уже немощный старик. Против князя Асано я никакого злого умысла не имел и не припомню такого, за что он мог бы меня возненавидеть. Единственное объяснение случившемуся я вижу во вспыльчивом и буйном нраве князя.

Этой версии Кира и придерживался в дальнейшем, бесконечно повторяя одно и то же.

Свидетельства, полученные на дознании, следователи-мэцукэ передали Такатомо Акимото Тадзиманоками, который и довел их до сведения сёгуна Цунаёси. От сёгуна немедленно последовали указания. Князя Асано велено было для продолжения расследования передать в ведение главного инспектора Тамуры. Тем временем к Кире, находившемуся в своем служебном кабинете, явился начальник Охранного ведомства Сэнгоку Хокиноками и от имени сёгуна объявил:

— Вы, сударь, подверглись суровому испытанию, будучи при исполнении служебных обязанностей во время церемонии, но при этом повели себя сдержанно и достойно, учитывая важность ответственного момента и проявив уважение к месту, где случилось происшествие. Посему за вами не найдено никакой вины, и его высочество желает вам скорейшего выздоровления.

Кира от такого известия слегка оторопел. Сам он уже готовился выслушать суровые нарекания… Вздохнув с облегчением, он поднял голову и тут вдруг заметил рядом с Сэнгоку неизвестно откуда взявшегося Янагисаву, который поглядывал на него с ухмылкой.

— Если мы правильно поняли только что объявленную волю его высочества, вы можете по выздоровлении приступать, как обычно, к выполнению своих служебных обязанностей, — добавил Янагисава.

Кира впервые решился утвердительно кивнуть в ответ.

Если бы обстоятельства сложились по-другому, можно было считать, что ответственность лежит на обоих: ведь, хотя Кира не выступил непосредственным зачинщиком, было ясно, что причина ссоры крылась в его поведении. То, что решено было освободить его от всякой ответственности, выглядело довольно странно.

Итак, по повелению сёгуна, Кира был бережно посажен в паланкин и доставлен в свою усадьбу неподалеку от моста Гофуку. Хлопоты по его отправке взяли на себя Ёсобэй Кадзикава и Хисао Сэки. Впоследствии Ёсобэй получил прибавку к жалованью в пятьсот коку, а Хисао был награжден тридцатью пластинами серебра.

С точки зрения пытавшихся разобраться в подоплеке происшествия, уже то, что Кира, один из участников ссоры, да к тому же явно ее зачинщик, не получил никакого взыскания, было утешительным предзнаменованием. Можно было надеяться, что и наказание князю Асано будет до некоторой степени смягчено. В глубине души все сочувствовали князю. Однако расчеты эти оказались ошибочны.

Когда все уже полагали, что на сегодня дознание окончено, а решение о наказании виновника будет вынесено позднее, члены Совета старейшин были срочно вызваны к сёгуну. Высочайшее повеление было кратко:

— Передайте князю Асано приговор: сэппуку.[73]

Все оцепенели.

Приговор означал, что род Асано на этом прервется, а все земли и родовой удел вместе с замком подлежат конфискации. Все признавали, что приговор слишком суров. К тому же было очевидно, что в основном все произошло по вине Киры. Однако последний был освобожден от всякой ответственности, а князя приговорили к сэппуку… Со времен Иэясу[74] строго соблюдалось правило, которое стало одним из устоев режима сёгуната: в ссоре обе стороны — ответчики. В глубине души старейшины сознавали, что приговор несправедлив.

Некоторое время все молчали. Первым заговорил сидевший на дальнем месте Масамити Инаба Тангоноками:

— Ваше высочество изволили вынести решение, но, осмелюсь заметить, как бы ни был непростителен проступок князя Асано, он был совершен бессознательно, в безумном порыве ярости. Представляется, что обстоятельства дела позволяют трактовать его в несколько более благоприятном свете при определении меры наказания.

Предположение, что князь впал в невменяемое состояние, то есть попросту обезумел на какое-то время, позволяло возложить вину на него одного, что избавляло род Асано от кары. Предложение Инабы, проникнутое духом справедливости, сострадания и самурайской чести, глубоко тронуло всех присутствующих. Такатомо Акимото Тадзиманоками и Масанао Цутия Сагаминоками высказались в его поддержку. Все с волнением ждали последнего слова сёгуна. Цунаёси с недовольным видом хранил молчание, озирая зал. Его взгляд встретился со взглядом сидевшего рядом Янагисавы. Фаворит со скрытой улыбкой во взоре взглянул на повелителя и слегка повел глазами в сторону, что для посторонних могло остаться незамеченным. Однако для людей, связанных тесными узами, малейшая перемена в выражении лица несет в себе тайный смысл. Неважно даже, был ли действительно этот смысл заложен во взгляде или нет — главное то, что один читает в сердце другого.

Хотя Янагисава сразу же сделал вид, что он тут ни при чем, сёгун Цунаёси прочитал у него в глазах вопрос:

— Что, колеблетесь, ваше высочество?

Выглядело это так, будто фаворит беззлобно подтрунивает над господином, которому не хватает решимости.