Джон Робинсон - Темницы, Огонь и Мечи. Рыцари Храма в крестовых походах. Страница 33

Благоразумие требовало крепкого союза между православными греками и римскими католиками, и потому Балдуин отправил к Мануилу в Константинополь послов с просьбой посватать за него невесту из греческой царственной фамилии. Согласившись, Мануил избрал на роль королевы Иерусалимской свою племянницу Теодору. И, дабы скрепить договор, дал за ней в приданное сто тысяч золотых, да десять тысяч сверх того на роскошную королевскую свадьбу. Как только Балдуин выразил согласие по всем пунктам, в сентябре 1158 года Теодора отправилась с пышной свитой к будущему мужу. Несмотря на юные лета – ей исполнилось всего тринадцать – классическими чертами и фигурой она походила на греческую богиню. Невеста повергла Балдуина почти в такой же восторг, как и ее баснословное приданое.

Мануил же, надумав навестить нового родственника лично, решил заодно продемонстрировать по пути могущество империи, заявив свои исконные права на Антиохию и лично разделавшись с князем Рейнольдом. Сопровождавшая императора огромная армия вышвырнула армянских владык из Киликии, а князь Торос, помогавший Рейнольду в разграблении Кипра, бежал в горы. Всерьез убоявшись за свою жизнь, Рейнольд отправил императору уведомление, что готов уступить антиохийскую цитадель византийскому гарнизону. Когда же император ответствовал, что одной лишь сдачей города Рейнольду не смыть тяжкой обиды, причиненной империи кровавым побоищем на Кипре, тот и вовсе впал в панику. Впрочем, беспринципный авантюрист Рейнольд не брезговал ничем, совершенно пренебрегая мнением окружающих. Когда он был на коне – он помыкал, а оказавшись под конем – пресмыкался.

Как только Мануил в компании короля Балдуина разбил лагерь неподалеку от Антиохии, Рейнольд уже был готов в буквальном смысле ползать в пыли у его ног и поспешил в лагерь Мануила – босиком, облачившись в рубище подобно кающемуся грешнику, где униженно, с понуренной головой и согбенной выей прошествовал сквозь толпу гостей, созванных Мануилом, в числе коих находились посланники Hyp ад-Дина и халифа Багдадского. На глазах у своих друзей-тамплиеров Рейнольд униженно и смиренно приблизился к трону и распростерся ниц, уткнувшись лицом в пыль.

Продержав его в этом уничижительном положении какое-то время, Мануил объявил условия, при исполнении которых дарует Рейнольду Шатильонскому жизнь: цитадель Антиохии передается грекам в любое время по первому же требованию; Рейнольд обязан поставлять армии императора людей и провизию; религиозной жизнью Антиохии должен управлять православный, а не католический патриарх. Рейнольд, испытав огромное облегчение оттого, что не придется прощаться с жизнью, охотно согласился. А пару месяцев спустя, когда император с торжественной процессией въехал в Антиохию в Светлое Христово Воскресение 1159 года, пеший Рейнольд вел императорского коня под уздцы, так что все горожане ясно увидели, кто тут всему голова.

Из Антиохии Мануил повел войска на восток, к мусульманским державам. Католики возликовали, решив, будто император вознамерился воевать вместо них, но их ждало разочарование: Мануил преследовал собственные цели. Ему было куда важнее защитить собственный стольный град Константинополь, для чего он и пошел на союз с Hyp ад-Дином. В обмен на обещание Мануила не поднимать оружие против него, Hyp ад-Дин согласился выступить в поход против самых ярых мусульманских противников Византии – турков-сельджуков. Сверх того он согласился выпустить из заточения шесть тысяч пленных христиан, заполнивших его тюрьмы – по большей части германских крестоносцев, захваченных во время Второго крестового похода.

Зная, что католики дружелюбны к грекам только когда нуждаются в их помощи, Мануил заботился лишь о собственных интересах, вовсе не желая видеть их сильными и уверенными, избавленными от страха перед врагами. Впрочем, крестоносцам тоже перепали кое-какие выгоды: пока Hyp ад-Дин воевал с турками, давление на Иерусалимское королевство несколько ослабилось. А среди узников, получивших свободу по уговору, был Великий Магистр де Бланкфор и его восемьдесят рыцарей-тамплиеров. Но стоило императору Мануилу отбыть в Константинополь, как раскаяние и смирение Рейнольда улетучились без следа, а сам он, стряхнув лохмотья смиренника, стал прежним собой. Каждую осень мусульманские пастухи перегоняли свои стада с гор на зимовку в просторную долину Евфрата, и Рейнольд понимал, что это прекрасная возможность поживиться, ведь гуртовщикам нипочем не выстоять перед профессиональными солдатами, что прекрасно и доказал король Балдуин. И вот осенью 1160 года Рейнольд повел кавалерию в долину и начал захватывать стадо за стадом.

Весьма довольный своими успехами, он тронулся в обратный путь с тысячами голов лошадей, овец и крупного рогатого скота. Будь на его месте человек менее самодовольный, он бы сообразил, что кто-нибудь из пострадавших непременно отправится за помощью. Рейнольда же появление мусульманских кавалеристов, спешно отправленных на выручку вассалом Hyp ад-Дина эмиром Халеба, застало совершенно врасплох.

Захваченного живьем Рейнольда бросили в каземат, где он и познакомился с Жосленом де Куртенэ, чьего отца графа Эдесского лишили зрения и заточили за много лет до того. Эти двое христиан сдружились и много позже объединились с тамплиерами, дабы совместно решить участь королевства Иерусалимского. Пока же Рейнольду понадобилась вся его воля и умение приспосабливаться, чтобы шестнадцать лет сохранять свою жизнь, сидя на цепи в мусульманской темнице.

Благодаря заключенному перемирию, в Святой Земле воцарилось ощущение мира и покоя. В Антиохии Констанция провозгласила, что, поскольку Рейнольд правил лишь в силу женитьбы на ней, его пребывание в узилище ныне восстанавливает ее личное право повелевать. Ее дочь – неописуемо прекрасная княжна Мария – очаровала взор Мануила во время его визита в Антиохию, и узы с греческой империей еще более окрепли, как только он сделал Марию своей императрицей.

Тамплиеры воспользовались этим периодом благолепия, чтобы завербовать и выучить прозелитов на смену братьям, павшим в недавних боях, и усилить гарнизоны своих умножившихся замков.

Балдуин оказался замечательным монархом – в возрасте тридцати трех лет он укрепил и даже расширил свои владения, но на Ближнем Востоке у него был и невидимый враг, без колебаний поразивший здорового, преуспевающего молодого человека, – а оружия против него тогда не знали. Одна из загадочных местных болезней приковала Балдуина к постели, и помочь ему не смогли никакие снадобья. Десятого февраля 1162 года его сердце перестало биться.

Детей у Балдуина III не было, так что Иерусалимский трон перешел по наследству его брату Амальрику, получившему власть над Аскалоном после поражения египетских войск. Амальрик был не лишен собственных амбиций, и в то же самое время на севере, в Сирии, Hyp ад-Дин снова ощутил прилив честолюбия. Уже недолго оставалось до того часа, когда католикам снова предстояло вступить в бой не на жизнь, а на смерть. И тогда тамплиерам понадобятся все рыцари, освобожденные из казематов, – и много более того.

осле утраты Аскалона неразбериха и кровавое неистовство египетского двора только усугубились. Визирь Аббас сохранил должность несмотря на бедствия, но лишь благодаря тому, что его миловидный сын Наср стал первым возлюбленным халифа. Их интимные отношения зашли настолько далеко, что халиф даже попытался убедить юношу послужить державе, убив собственного отца. Однако Наср поведал родителю о подстрекательствах халифа. Визирь же убедил сына, что и ему самому, и его семье будет лучше, если он вместо отца прикончит халифа.

Тщательно продумали, как избежать воздаяния за планируемое убийство. Когда все было готово, Наср пригласил халифа к себе домой для полуночной оргии. Халиф облачился и умастил себя благовонными маслами для ночи плотских услад, но едва он пришел и предался неге, как Наср зарезал его.

Получив весть о том, что дело сделано, визирь Аббас тотчас же поспешил с дожидавшимся отрядом воинов во дворец халифа, где, обвинив в убийстве братьев халифа, повелел отсечь им головы. Декапитация произошла на глазах у потрясенного аль-Фаиза – пятилетнего сына убитого халифа. Аббас возвел парнишку на престол, но кровопролитие, невольным свидетелем которого стал мальчик, сказалось на его душевном здоровье – до самого конца его короткой жизни аль-Фаиза мучили кошмары и судороги. Наслаждаясь новообретенной властью и упиваясь успехом, визирь велел своим подчиненным опустошить казну халифа. К несчастью для него, тщательно продуманный план подпортили сестры и дочери покойного халифа, рассчитывавшие на свою долю сокровищ. Они послали мольбу о помощи эмиру ибн-Раззику, которого халиф сделал губернатором Верхнего Египта.