Виктор Поротников - Митридат Страница 33

На другой день начались скачки и состязания стрелков из лука. Сидя на возвышении, Митридат наблюдал, как молодые наездники, не жалея коней, мчатся по кругу, отмеченному на равнине древками воткнутых в землю копий.

Каждая сотня выставляла по одному наезднику. От каждой тысячи был один заезд из десяти всадников. Победитель получал награду из рук царя — шлем, наполненный золотыми монетами.

Рядом с Митридатом восседала Статира, которой все вокруг было в диковинку. После тихой и размеренной жизни дворца она очутилась в водовороте шумных и бурных событий, где Митридат и его свита являлись неким центром, вокруг которого перемещались все эти массы войск, сновали посыльные с царскими приказами военачальникам. Даже эти состязания проводились скорее для услады царственных очей, нежели для чего-то иного.

Во всяком случае, так казалось Статире.

Митридату очень хотелось участвовать в состязании стрелков, но невозмутимый Тирибаз охлаждал его пыл, говоря:

— Ты — царь и стоишь над всеми, так не принижай свое царское величие, соревнуясь с простыми воинами. Вот если бы с тобой состязались цари, тогда другое дело.

В эти дни, наполненные пирами, состязаниями, построениями войск и разговорами о войне, Митридат проникался сознанием того, что он действительно властелин и подвластное ему войско готово двинуться в поход против любого врага.

На одном из военных советов Митридат заговорил о римлянах. Далеко ли их владения от его владений? Чем сейчас заняты римляне? Нет ли в действиях римских наместников в Азии угрозы Понту? Отвечал царю Мнаситей:

— Понтийское царство и азиатские владения римлян разделяют земли галатов, Вифиния и Пафлагония. Твой отец, царь, был другом римского народа. Этот почетный титул, поверь, римляне дают далеко не каждому из своих союзников. Миром с римлянами нужно дорожить, ведь под небесами, после гибели великого Карфагена, нет больше державы могущественнее Рима. Сейчас римляне заняты войнами в Иберии и дележом Нумидии между двумя сыновьями умершего нумидийского царя Миципсы. Миципса был союзником Рима, поэтому римскому сенату небезразлична судьба его сыновей. Полагаю, царь, покуда взоры римлян обращены на запад, восток в это время может наслаждаться миром.

— В действиях римских наместников в Азии нет никакой угрозы Понту и нашей торговле с Египтом и Грецией через проливы в Мраморном море, — вставил Багофан. — Ближайшие несколько лет мы можем наслаждаться миром и покоем. Что может быть прекраснее этого, царь?

— Прекраснее этого может быть победоносная война, — горделиво сказал Митридат, тем самым выдав свои тайные мысли и желания: войско у него есть, теперь ему нужен враг!

Глава тринадцатая. МАНЕС

Митридат медлил распускать войско на зимние квартиры, каждое утро моля Вэрэтрагну, персидское божество победы, ниспослать ему хоть какую-нибудь войну. И, как видно, молитвы его были услышаны воинственным богом.

В стан под Амасией примчался гонец из Синопы. Гергис извещал Митридата о вторжении пафлагонцев в пределы его царства.

— Ведет пафлагонцев Манес, их царь, — сообщил гонец. — Он и раньше делал набеги на Понт, но в этот раз он собрал особенно много воинов, вознамерившись дойти до самой Синопы. Повсюду Манес отнимает у селян собранный урожай и угоняет скот.

— Клянусь Митрой, этот негодяй дорого заплатит мне за это, — угрожающе произнес Митридат, и в глазах молодого царя сверкнула жестокая радость.

Митридат немедленно объявил, что поведет конницу на вторгшихся пафлагонцев, дабы не дать им уйти с награбленной добычей. Пехоте предстояло двигаться следом скорыми маршами.

Статира стала умолять Митридата взять ее с собой, доказывая, что она выучилась отлично скакать верхом. Митридат уступил, желая покрасоваться перед сестрой своей удалью в предстоящих схватках с пафлагонцами.

Митридат вел конницу без промедлений. Переправившись через широкую реку Галис, царь оказался на земле пафлагонцев, подчиненных еще его дедом царем Фарнаком. Эти пафлагонцы назывались «мирными», они исправно платили налоги понтийским царям и поставляли всадников в их войско.

За отрогами западного Париадра лежала собственно Пафлагония. Страна пастухов и звероловов, разрезанная невысокими горами на множество долин. До недавних времен населением каждой долины правил свой царек, но еще при деде Митридата пафлагонцы пытались создать сильное государство под властью единого царя, видя, что вифинцы и понтийцы с двух сторон стремятся поработить их страну.

При отце Митридата Пафлагонией правили уже только три царя, которые непрерывно воевали друг с другом, обращаясь за помощью к тем же вифинцам и понтийцам.

Одного из правителей Пафлагонии убили сами пафлагонцы. Другого отравили вифинцы. Последний уцелевший царь пафлагонцев сумел отбиться от вифинцев и долго воевал с отцом Митридата, покуда римляне не прекратили эту войну, принудив понтиицев уйти из Пафлагонии. Сыном того отважного царя и был Манес.

Митридат хотел побольше узнать о Манесе, расспрашивая о нем своих приближенных, но никто толком ничего не знал о нем. Все говорили примерно одно и то же: «Манес-разбойник и коварный человек, слову его верить нельзя. Войско у него небольшое, но храброе, поскольку постоянно воюет с соседями».

Не доходя двух переходов до Синопы, Митридат наткнулся на конный отряд из войска Манеса, грабивший какое-то селение. Всадники Митридата напали на грабителей и обратили их в бегство.

Преследуя разбегающихся пафлагонцев, понтийцы обнаружили еще один их отряд за невысоким перевалом.

Пафлагонцы грузили награбленное добро на повозки и вьючных животных, опустошив еще два селения. Воины Митридата свалились на них как снег на голову. Произошла короткая беспорядочная битва, в которой понтийцы опять взяли верх.

Митридат, сражавшийся рядом с Тирибазом, сумел заколоть мечом напавшего на него врага. Убитый оказался военачальником.

Взятые в плен пафлагонцы сказали, что этому военачальнику Манес велел без остановок двигаться к Синопе, но он нарушил приказ, увлекшись в пути грабежами. Сам Манес разбил лагерь в трех переходах отсюда, туда свозят все награбленное за эти дни. Часть угнанного скота пастухи Манеса уже погнали в Пафлагонию.

Митридат устремился к стану Манеса. Дорогу показывал один из пленников.

Манес не ждал нападения, полагая, что юный понтийский царь вряд ли успеет так быстро добраться от Амасии к приморской равнине. Он вообще был невысокого мнения о Митридате как о правителе и полководце. По слухам, доходившим до него, Понтом правила царица Лаодика с кучкой евнухов. И Манес доверял этим слухам.

В одном из набегов в понтийские пределы Манесу досталась изумительная по красоте камея из оникса с изображением царицы Лаодики. Грубого по натуре царя поразила красота вдовствующей царицы. Он никогда не расставался с камеей, часто любуясь ею то у себя во дворце, то в своем разбойном стане при свете костра. Лицо этой женщины возникало перед ним и во сне, и в сладких грезах в минуты покоя.

Не в силах справиться с сердечными муками, Манес вознамерился жениться на Лаодике. Поскольку царица с презрением отвергла его домогательства — последнее посольство Манеса не было даже допущено во дворец, — то пафлагонский царь решил действовать иначе, досаждая понтийцам набегами. В своих дерзновенных помыслах Манес доходил до того, что хотел внезапным налетом захватить Синопу и увезти Лаодику в Пафлагонию. Применять насилие над женщинами было для Манеса в порядке вещей, поэтому он не видел ничего зазорного в том, если царственная вдова станет его супругой помимо своей воли. Или наложницей, каких у сластолюбивого Манеса было множество.

Манес поручил своему лучшему военачальнику неожиданно появиться с отрядом конников под стенами Синопы, сжечь несколько домов в предместье и так же неожиданно исчезнуть. Пусть царица Лаодика и ее женоподобные советники видят, что для конницы Манеса не существует преград! Заодно Манес велел разведать подходы к Синопе, осмотреть городские укрепления, нет ли где лазейки. Он понимал, что взять штурмом большой, хорошо укрепленный город ему вряд ли удастся, и рассчитывал на внезапный наскок ночью либо на рассвете. Манес ждал своего военачальника вот уже третий день.

Вместо него на лагерь пафлагонцев лавиной обрушились понтийцы. Среди шатров и возов с награбленной добычей завязалось яростное сражение. Пафлагонцев было больше, чем воинов Митридата, но, смятые и разобщенные в самом начале битвы, они сражались вяло, больше помышляя о бегстве.

Первым подал пример к спасению жизни царь Манес.

Вскочив на коня, он ускакал в горы, бросив в своем шатре все золотые безделушки, которые сам с такой любовью отбирал в куче захваченного добра. Там же остались шлем и щит царя.