Соперница королевы - Элизабет Фримантл Страница 33

– Значит, мы не должны допустить, чтобы паписты достигли своей цели, – задумчиво произносит Берли. – В ближайшее время английский трон Якову не светит. Возможно, корона ему и не достанется – как-никак он не родился на английской земле. Есть и другие претенденты…

– Я мог бы допросить леди Рич. – От подобной мысли Сесила бросает в дрожь. – Возможно, за письмами стоит Эссекс. Ясно, что они хотят принять сторону Якова, когда тот заявит права на престол. Это измена. Они уже наводят мосты. – Он говорит быстро, сам не свой от волнения.

– Разумеется, наводят, а потом скажут, что действовали во благо королевы и Англии. Не торопись. Они раскрыли карты, но игра не закончена. Не стоит недооценивать леди Рич. Ты видел ее при дворе; красота заставляет забыть об остром уме. Она не позволит собой манипулировать.

– Но мы можем их свергнуть.

– Не позволяй чувствам брать над собой верх. Это не вендетта; месть ведет к опустошению, а мы с тобой должны обеспечить процветание нашего рода. Тебе уже двадцать шесть, пора понимать.

Сесил кивает. Отец всегда прав.

– Наше благополучие, как и благополучие Деверо, зависит от того, на кого поставить в вопросе о престолонаследии, – продолжает Берли. – Возможно, Яков Шотландский кажется наиболее выгодным кандидатом, но для нас он не лучший. Лорд Бошан или его брат, Арабелла Стюарт, даже испанская инфанта – все они имеют право на трон. Кто знает, может, и сам Эссекс вступит в схватку, если его популярность продолжит расти.

– Маловероятно.

– Англия любит воинов, а у Эссекса имеется боевой опыт, бездна обаяния и капля королевской крови: гремучая смесь. – Сесил чувствует укол зависти. – Да, это маловероятно, но не стоит его недооценивать. Англичанам нужен король, способный повести за собой армию. Сейчас испанцы повержены, однако они вновь поднимут голову. Популярность Эссекса зиждется на его желании сразиться с врагом, дабы жители нашей страны могли спокойно спать. Им невдомек, что разум и скрытность приносят больше пользы, чем показная храбрость, клинки и порох. – Берли улыбается, потирает руки.

– Кроме того, война дорого стоит. – За годы нахождения рядом с отцом на заседаниях Государственного совета Сесил уяснил: Елизавета не любит тратить деньги на предприятия, не приносящие гарантированного дохода.

– Жди и наблюдай, – говорит Берли. – Ты заполучил ценные сведения о леди Рич, но пока это все, что у нас есть. Смотри внимательно; жди и наблюдай. – Сесил вспомнил, как однажды его обыграл карточный шулер. Тот тоже говорил: «Смотри внимательно». Тогда он проиграл все золотые пуговицы с дублета и хорошо запомнил урок. – Эссекс молод и глуп. Он сам выроет себе яму и утянет за собой свою семью. – Берли задумчиво потирает затылок. – Вода и камень точит. Мы возьмем не силой, а терпением.

Возбуждение Сесила утихает, уступая место унынию. Что бы он ни предпринимал, ему не добиться одобрения отца.

– Я сделал Лестера своим заклятым врагом, – продолжает Берли. – Это была одна из моих величайших ошибок. О, как я желал его свергнуть. В какой-то момент он едва не женился на королеве. Только представь: Лестер фактически стал бы королем. Я места себе не находил, мечтая увидеть его падение. А потом понял: она никогда за него не выйдет. И как только я в этом удостоверился, моя враждебность к нему испарилась. В конце концов он поддался похоти и женился на той женщине.

– Матери Эссекса.

– Королева никогда не простит Летиции Ноллис, что та вышла замуж за ее фаворита. – Берли протягивает руки к огню. – Лестера больше нет, его место занял щенок. Не стоит заводить врагов – никогда не знаешь, как жизнь повернется. Сила Сесилов в дипломатии. Лучше мирные переговоры, чем война. – Он делает паузу. – К тому же мы всегда в курсе событий. С выгодой для себя, разумеется.

– Королева обращается с ним и с его сестрой как с родными детьми. – Сесил не в силах сдержать обиду. Почему в присутствии отца он вечно чувствует себя ребенком? Какая ирония – его все боятся, он много трудился, чтобы этого достичь, однако в глазах отца он как будто… Сесил подыскивает подходящее слово… «неполноценный». Да, неполноценный.

– Но они не ее дети. – Берли улыбается. В слезящихся глазах отражается пламя. – За Сесилов! – вновь произносит он, поднимая бокал с остатками сладкого вина.

Май 1590,

Лестер-хаус, Стрэнд

Пенелопа чувствует, как бьется сердце младенца в ее утробе. На дереве свищет птичка – кажется, зяблик; листья шевелятся, но самой пташки не видно. Пенелопа возносит молитву, чтобы малыш оказался мальчиком, думает о своем первом сыне, малыше Хоби, – он сейчас с сестрами в Лейзе – и сердце сжимается от нежности. Мать считает, что она чересчур потакает детям, однако Пенелопа не в силах сдержать кипучую любовь. Особенно по отношению к Люси. Наверное, балуя старшую дочь, она пытается восполнить недостаток любви, которой не смогла оделить ребенка сразу после рождения. Доктор Лопес оказался прав – со временем Пенелопа полюбила свое дитя, однако даже спустя восемь лет ее по-прежнему мучает совесть. Если сейчас родится мальчик, долг перед Ричем будет исполнен и она освободится от супружеских обязанностей. Сделка с мужем превратила ее из девочки в… В кого? Недавно кто-то назвал Пенелопу амазонкой, желая оскорбить, однако ей понравилось подобное сравнение. Она даже представить не могла, что Господь заставит так долго ждать, прежде чем подарит сыновей.

К ней приближаются мать и брат, за ними трусит Сперо. Летиция приехала из Дрейтон-Бассетта вчера вечером, когда Пенелопа уже легла. Малыш высасывает из нее все силы; в последнее время она почти не задерживается после ужина, хотя раньше первая устраивала вечерние развлечения и последняя отходила ко сну.

Сперо треплет ей юбку. Пенелопа обнимает мать, наслаждается знакомым мускусным запахом, напоминающим о детстве, вспоминает, как та уезжала ко двору, – невероятно красивая, наряженная в шелка, усыпанная бриллиантами и жемчугом. Когда она наклонялась поцеловать дочь, драгоценности тихо стучали, словно дождь в стекло, и Пенелопу обволакивало тем самым ароматом. В те времена Летиция была любимой фрейлиной королевы. Как же все изменилось! После смерти ее возлюбленного Лестера от неотразимой красоты почти ничего не осталось.

Пенелопа замечает в лице матери недовольство.

– Что случилось?

– Твой брат обручился с Фрэнсис Уолсингем.

– Только не с ней… – невольно вырывается у Пенелопы. – Я хотела сказать… – Она вспоминает, как почти три года назад вместе с Фрэнсис провожала Сидни в последний путь, и ее сердце вновь сжимается от боли. Будучи при смерти, Сидни просил Эссекса позаботиться о его жене; вряд ли он имел в виду такую заботу.