Нежный аромат смерти - Александр Николаевич Бубенников Страница 33

– Он троих убил на месте своего последнего боя…

– Но его раненого и окровавленного все же свалили наземь и стали дико бить ногами… У меня было ощущение, что его уже убили, а его уже мертвого подымали до сидячего положения и били головой о мостовую… Вот это добивание уже мёртвого человека до самой последней, запредельной точки выбило меня, именно тогда при временной потере сознания у меня случился выкидыщ… Мне самой показалось с отключенным сознанием, что меня убивают, нас с дитем убивают… убили насмерть… не понарошку всерьез…

– Милая, родная Катюша, это надо пережить и забыть, как страшный сон, и никогда не вспоминать его…

– Как забыть, пап, во мне что-то внутри нарушилось… Через разрушение каких-то внутренних опор и устоев все внутри и, вообще все переменилось через разрушение, потерю дитя… Выкидыш не от механической аварии – столкновения двух машин – а выкидыш от психического потрясения, поверь, это страшно, смерти подобно… Не только смерти будущего человечка, но и смерти матери… Как я буду жить дальше?.. Честно скажу, не знаю, пап… У меня после выкидыша по моим внутренним ощущениям состав крови изменился, дух души стал не моим, а вымороченным… Раньше я не понимала значения слов: пал духом человек… А теперь понимаю… Свежий дух из него выкачали, а нового духа внутри нет… Да еще химический состав крови изменился, стал чужим и не годным для жизни… Как жить дальше, пап, я не знаю…

– Девочка моя бедная… – он снова целовал ей руки и повторял, как заклинание. – Надо перетерпеть, воспрянуть духом, ожить.

– Как, пап? Я теперь навсегда буду во власти комплексов смерти и женской неполноценности…

– Не говори так…

– Почему же не говорить? На моих глазах впервые в жизни, а не в кино убили человека… К тому же любимого человека… Я впервые в жизни испытала смерть своего дитяти – выкидыш на свалку жизни… Смерть, смерть и еще раз смерть… Смерть на смерти и смертью погоняет…

– Ты поедешь на его похороны?

– Конечно, он отец моего убитого ребенка… Куда мне деваться… Если я спрячусь, я себя уважать не буду… Мы с мамой договорились, что она будет со мной на похоронах и на поминках – там девять дней, сороковины…

– Все правильно… И ты решила все пойти от начала до конца… – он хотел похвалить ее за твердость намерений, но потом раздумал. Сказал только грустно. – Сама определи, в порядке ли ты? здоровье не подведет на похоронах?

– Я понимаю, что ты никуда со мной не поедешь?

Он покачал так же грустно головой и усмехнулся своим мыслям о убитом визионере, на похороны которого придет банда соседей-визионеров. Он уловила его изменение в лице и сказала так же грустно:

– Мы с мамой так и предполагали… Может, сыграешь мне чего на гитаре, успокоишь, дух подымешь…

– Мама уснула, пусть отдохнет… И тебе надо побольше отдыхать и спать, а в перерыве между отдыхом и сном запасаться витаминами фруктов и соков… А сыграю и попою я тебе потом, когда немного духом окрепнешь благодаря душевной работе над собой, над образом будущего – обещаю…

– Ловлю на слове тебя… Как это я раньше не ценила твои классные песни, твой изумительный вокал с редкой природной энергетикой… А Теперь после выкидыша, смерти вокруг и всюду, хочешь я тебе признаюсь, как на духу?

– Хочу…

– Я тебе сказала, что вечером перед его гибелью и моим выкидышем мы с ним слушали по радио твой хит в исполнении Мальвины… А сегодня ночью мне приснилось вот что. Мы едем втроем – ты, мама и я, дружная семья – ты за рулем, я рядом с тобой, мама сзади. И я ловлю станции ФМ, и слышу, ты поешь свои песни…

– Что Мальвина исполняла, или другие?

– Другие, удивительные, духоподъемные…

– Если мои песни твой дух подымают, скоро я буду петь для тебя… Для кого же мне играть на гитаре и петь духоподъемные песни, как для самых дорогих на свете людей – тебя и твоей мамы…

– Еще раз ловлю тебя, пап на слове, после всех похорон, после всех следственных мероприятий, ты мне играешь и поешь, как папа Карло дл деревянного ожившего Буратино, это меня, ныне задеревеневшей куклы – из плоти и крови…

– Договорились…

– Только тебе надо что-то новое и духоподъемное сочинить без летней цветочной магии – не слабо при снеге и морозе зимы как белом символе смерти?

– Не слабо, лишь бы ты пошла на поправку, милая, ты мой истинная природная цветочная магия…

Глава 20

После похорон, где Геннадия хоронили в закрытом гробу, Катя и Лида приехали совершенно разбитые. Когда Николай Николаевич стал осторожно выяснять, почему они не остались на поминки, Катя вспыхнула:

– Они видели, что на мне лица нет, заставили признаться, что у меня был выкидыш… И после этого ехать на поминки и пить за погибшего в драке с бандитами?.. Увольте, с меня хватит…

– Кто это – они?

Мальвина Игнатьевна и Ирина Игнатьевна, – вспылила Катя, – им словно доставляло удовольствие видеть мой удрученный вид и заплаканное лицо…

– Ты плакала на кладбище?

– Плакала, пап, только в единственном лице, сдается мне…

Николай Николаевич с удивлением смотрел на разгоряченное лицо дочери, видя в нем некие новые черты человека, которого тронули разрушительные перемены, – вряд ли их можно назвать закономерными, скорее, случайными, но не менее губительными и ужасными. Он вспомнил, что они втроем еще недавно говорили об образе идеального будущего, но ему только сейчас осознавалась жуть точки невозврата в нормальную пошлую жизнь, от точки, где и будущее, и настоящее, и будущее загустели в одной кровавой губительной точке… Но тут же глядя на Катю, потом переводя взор на Лиду, у которой тоже, как и Кати, глаза были на мокром мести, отогнал мрачные мысли о жуткой точке невозврата… Конечно, будет и у Кати, и у Лиды будущее с развитием их жизни и судьбы светлого будущего…

Но что-то в лице Лиды Николаю Николаевичу тоже не понравилось, особенно, глаза на мокром месте супруги. Спросил с вызовом, даже с неким душевным надрывом:

– Ты тоже плакала на кладбище по убитому Геннадию?

– Могла бы плакать, но не плакала… Только держала Катю за руку и