Уроки черного бусидо Димы Сабурова (СИ) - Вязовский Алексей Страница 33

Юми кивнула, достала из ящика со своими пожитками лакированную шкатулку, этакий нессер XVI века. Вынула оттуда щёточку для взбивания и нанесения мыльной пены, серебряную круглую чашку — мыльницу, кожаную пластину — точилку для тонкой доводки бритвы. и саму бритву — камисори. В отличии от европейских опасных бритв ни разу не складную. С тонкой рукоятью и широким лезвием, похожую на маленькую детскую лопаточку. Девушка взбила густую пену, капнув в мыльницу жидкого мыла и добавив тёплой воды. После чего чёткими движениями, на кожаной пластине заточила бритву. Всё это время я сидел на скамеечке в банном комплексе дома с горячим влажным полотенцем на лице. Наконец Юми отняла от моего распаренного лица полотенце и нанесла на него слой пены. Потом она взмахнула своей ужасной бритвой и раз два три — «ёлочка гори», в два счёта обкорнала меня. Сперва подбрила виски, потом шею, щёки, подбородок и верхнюю губу. Чуть подравняла лоб на самурайский манер и уже нацелилась сбрить мне брови, но я, вовремя спохватившись, категорически запретил. Глядя в маленькое зеркальце из полированного серебра, а больше щупая абсолютно гладкое лицо своё, я испытал натуральное восхищение.

— Юми-тян ты великолепна! — похвалил свою мусумэ — Кто тебя научил так хорошо брить людей?

— Моя мать, Омо-доно — польщенная девушка поклонилась — Сначала я брила брата. Потом мне доверили отца. Наконец, у меня так хорошо стало получалось, что и все девушки из нашей деревне ходили бриться только ко мне.

— Прости, что⁈ — мне показалось, что я ослышался — Девушки? Они ходили к тебе бриться?

— Да, Омо-доно.

— А чего же ты им там брила-то? — глупо спросил я, видит бог без всякой задней мысли. Просто интересно же.

Юми, приоткрыв рот, медленно покрылась красной краской. Вот только что беленькая стояла, а тут бац и хоть сигарету прикуривай. А потом эта не хорошая девочка сделала шаг и прижала к моему нежному, свежевыбритому личику, смоченное в кипятке полотенце.

— Ай! — вскрикнул я по-русски и запрыгал на месте.

На крик в баньку ворвался Кукуха с мечом наголо, но увидев прыгающего меня и пунцовую как варёный рак Юми, тут же испарился, как будто его и не было.

— Позвольте, Омо-доно — невозможные зелёные глаза сверлили во мне дырку — забрать ваши вещи в стирку.

— Конечно бери. — не стал я спорить с человеком так виртуозно владеющей опасной бритвой. Скинул с себя кимоно, штаны хакама, остался в набедренной повязке фундоси.

— А это правда, что богиня Аматэрасу сделала вас полностью черным, чтобы враги не увидели в темноте?

— Кто так говорит? — удивился я

— Люди

— Ровно наоборот. Чтобы я мог напасть на своих врагов темной ночью и они меня не заметили. Иди уже!

Юми схватила в охапку вещи и обдав меня еще одним обжигающим взглядом, выскочила наружу.

Вздохнул, пошел в дом. Там открыл свой модернизированный походный короб, достал шёлковую сутану викария ордена Иисуса Сладчайшего дона Алессандро Валиньяно. Коротковата одежка, в груди не сходится, но как домашний халат сойдёт. И тут мне на глаза попались штаны парашюты. Медленно достал их из ящика. Такахиро жаловался недавно на хроническое безденежье. Так вот они денюшки. Два векселя на пять тысяч эскудо. Правда трудности с обналичкой. Самому идти нельзя, с моим лицом то. Кого-то придётся посылать к менялам. Нет, это лишний риск. Пусть уж лучше пока полежит в ящике.

* * *

Сперва, шикоро[21] на шею — раз! А к нему уже пристегнуты руки — содэ — два! Потом доу[22] лямками через шикоро и на талии ремнем схватить — три! А к её подолу заранее пристегнуты хайдате[23] — четыре! Ремни на котэ[24] застегнуть и наручи на кнопку захлопнуть, а это дело двухсекундное — пять! Котэ ремнями сзади затянуть — шесть! Шлем на голову — семь! Перевязь с мечом на бедра — восемь! Восемь движений и я готов убивать. Но убивать я ни кого не стал, а просто вышел из шатра.

Сам вид нашего лагеря понемногу менялся. Исчезли хаотично разбросанные постройки. Появились ровные ряды землянок, шалашей и палаток. У коновязей под навесами стояли лошади. Чуть в стороне расположился плац, где мои хатамото муштровали свои подразделения, добиваясь четкого выполнения команд, равнения в строю и быстрого развертывания. Тут же конные бойцы могли упражняться во владении луком и мечом, проносясь мимо специальных мишеней. Хотя, конницы у нас было не много, около трех десятков, и не она была нашей главной силой. А главная сила — основа армии — пехота. На центральной площади лагеря выстроился весь тайдан[25] Небесного Воинства, все три сотни человек. Ну да лиха беда начало. Со временем развернём в полноценную тысячу. А пока, для поддержания духа воинского братства, я придумал начинать каждый день с поднятия знамени. После утренней разминки и завтрака. Одетый в доспех я торжественно выходил к своей маленькой армии, и полковник Такахиро, я не стал мудрствовать лукаво и ввёл систему званий советской армии: десятник — сержант, полусотник — взводный — лейтенант, сотник — капитан, тайдан — полк соответственно полковник, не менее торжественно печатал шаг мне навстречу. После чего следовал доклад — «Личный состав в сборе, к бою готов». И под барабанную дробь, Кикухиё поднимал на длинном шесте чёрное полотнище с белой ладонью. Прямо знамя Сарумана из Властелина Колец. Изенградская Длань! Только круче. Но местным очень зашло, быстро нашили знамен для каждого из отрядов, да личные стяги уже начали делать. Из тех, что крепятся на древке за спиной. Пока останавливало только недостаток шелка.

А вечером, перед отбоем знамя торжественно спускали. Всем это ужасно понравилось. На построении постоянно присутствовали не только военные, но и гражданское население лагеря, женщины и дети. Отдельными рядами во главе с монахом Сёгеном. Я шёл вдоль строя своих воинов и с горечью понимал, что к подвигам то они готовы, а вот со штатным вооружением беда. Более менее удалось снарядить трофейными доспехами и оружием кавалерию Ючи Омохиро. А вот пехота — кто в лес кто по дрова. Основное вооружение копья, далеко не у всех. Доспех — хорошо если у каждого пятого. Мечи вообще редкость. Остальные держали в руках бамбуковые колья с обожженным на костре острием. У некоторых имелись деревянные дубинки с железными шипами — канабо. Хорошая кстати вещь. Примерно таким же дубьём, под названием «годендаг», пешее ополчение города Брюгге расколошматило гордых французских рыцарей в битве при Куртре в XIV веке. Семьсот пар золотых шпор собрали победители с трупов рыцарей. Ознаменовав этим торжество пехоты над элитной кавалерией. Так что не всё у нас так плохо. Мы ещё покувыркаемся.

— Личному составу — занятия по распорядку — отдал я приказ — а вас Такахиро-сан прошу пройти в мою палатку.

* * *

— В тайдане — тысяча человек, — рассказывал Такахиро, все глубже и глубже погружая меня в стратегию и тактику японских сражений. Даже принес ящик с песком, чтобы рисовать палочкой все детали битв. — В каждой сотне шесть десятков асигару, три десятка мечников, десяток лучников. Строят их так: по три линии с промежутками между отрядами — полковник разровнял песок и начертил палочкой, как именно расположены сотни. — Между копьеносцами стоят лучники. А на флангах — мечники.

Ясно. «Шашечный» порядок. Нечто похожее было у римских легионов.

— А конница? — спросил внимательно слушавший я.

— Всадники — это не главное. — покачала головой Такахиро. — Фланги прикрывать или, если противник слаб или побежал, добивать.

Мы с моим командующим сидим в штабном шатре за низким столиком. И я пытаюсь понять местную специфику тактики ведения боя под чаек и рисовые колобки.

— А если конно порядки атаковать — что будет? С разгона.

— Много мертвых всадников будет, — усмехнулся Такахиро. — Не пробить им строй. Он устоит, а всадники в промежутки между сотнями попадут, завязнут…

— А если из луков бить, издали? — спросил я — Проредить строй и потом всадников с копьями.