Андрей Геласимов - Степные боги Страница 34

У Митьки, конечно, теперь на груди сверкала Золотая Звезда Героя, но вот то, что получил он ее в штрафниках, сильно меняло расклад в худшую сторону. В начале тридцатых он по глупости увязался за кордон с бывшими красными партизанами, которые время от времени по старой памяти и по пьянке ходили еще через границу в Маньчжурию, чтобы пощипать ушедших от Советской власти и зажиревших там семеновцев. Отряд их быстро разоружили, а Митька, отвечавший за лошадей, пошел под суд, потому что сердитые, но хозяйственные староверы, подстрелив командира и отпустив остальных, всю скотину, разумеется, оставили себе. На лесоповале Митька горбатился до самой осени сорок второго, а потом, когда по приказу номер 227 на фронте стали формировать штрафные роты и батальоны, написал заявление начальнику лагеря и попросил дать ему возможность искупить кровью. Просьба была удовлетворена.

Впрочем, никакой крови бы не понадобилось, если бы у Митьки в свое время хватило мозгов не лезть под юбку к Нюрке Чижовой. Но ему было обидно, что это не его, а Нюркиного брата отправили в райцентр учиться на тракториста, и поэтому, чтобы хоть как-то насолить Чижовым, он затащил однажды безответную Нюрку в кусты за пакгаузом. Отчего, собственно, и народился на свет Петька – безотцовщина, выблядок и наказание бабке Дарье на старости лет. Чижовы Митьке такой паскудности не спустили, поэтому и пришлось ему уходить в Маньчжурию с бывшими партизанами. Не ушел бы – захлестнули насмерть, и все.

В общем, была бы Петькина воля, он Митьку Михайлова себе в отцы бы не взял. А мамку бы взял. Даже если бы на выбор предлагалось еще пять тысяч мамок.

* * *

Утром он сгонял на сеновал к бабке Дарье и притащил оттуда старый журнал «Крестьянка», который давным-давно спер у почтальона дяди Игната.

– Чего это? – сказала тетка Наталья, спозаранку зачем-то сидевшая на лавочке рядом с их калиткой. – Чего такое?

Запыхавшийся Петька не стал ей ничего объяснять, а просто ткнул пальцем в обложку и выдохнул:

– Картина художника Самохвалова. Эсэмкиров принимает парад физкультурников.

Физкультурники на картине стройными рядами шли мимо С.М. Кирова, а какие-то непонятные девки липли слева к высоченной трибуне и толкали вверх никому не нужные цветы. Во всяком случае, С.М. Киров на них даже и не смотрел. Махал рукой портрету Ленина на горизонте.

Но Петьку интересовали именно эти девки в белых юбках и таких же белых носках. Ночью на станцию начали прибывать эшелоны 6-й танковой армии генерала Кравченко, и после того, что произошло с мамкой вчера, Петька решил немедленно вести ее к танкистам, чтобы она выбросила из головы всякую дурь.

Глядя на счастливых девок с картинки, он был совершенно уверен, что в таком наряде мамка от похода к танкистам ни за что не откажется. Вопрос – где все это найти.

– Юбки белой точно ни у кого нет, – отрезала тетка Наталья. – До войны у Катюхи Пестышевой была, но она ее в райцентре на новый ухват с чугунком променяла. А то, знашь, как любила раньше-то в ей форсить. Беда!

– А носки? – перебил Петька.

– Носки?.. Белые?

Тетка Наталья нахмурилась и почесала лоб под платком.

– Носки знаю у кого есть. У Томки, у председателевой жены… Он их из области ей привез после партейного совещания.

– Даст?

Тетка Наталья с сомнением покачала головой:

– Жадная она. Не знаю. Ты попробуй чего-нибудь ей услужи. Воды натаскай… По дому там что-нибудь… Да скажи – на время. Завтра вернем.

– Ага!

И Петька уже мчался в сторону дома председателя.

* * *

– С юбкой чего будем делать? – спрашивал он через полчаса. – Где возьмем? И туфли еще надо.

– Погоди, не мешай, – отвечала тетка Наталья. – Дай подумать.

Петька усаживался на скамейку и, пока тетка Наталья, слюнявя пальцы, листала журнал, вытаскивал из кармана единственные на всю Разгуляевку белые носки и бережно разглаживал их у себя на коленке.

– Не испачкай… Стой, а это чего? – неожиданно говорила тетка Наталья, отодвигая от себя журнал на вытянутую руку. – Что-то не разберу. Глянь, Петька.

– Это машины такие, – объяснял он.

– А это?

– Это дома.

– Такие вот высоченные?

– Так Москва же. Там все в таких живут. Там товарищ Сталин.

Тетка Наталья никак не могла угомониться и все спрашивала Петьку про картинки в журнале, а он, как кузнечик, без конца прыгал со скамейки и обратно, потому что журнал она отодвигала на полкилометра, и чтобы рассмотреть, про что она каждый раз спрашивает, нужен был полевой бинокль.

Петька злился, но все же помалкивал. Он понимал, что без тетки Натальи про белую юбку и туфли ему ни за что не узнать. А танкисты не сегодня-завтра могли сняться и уйти бить квантунцев.

– Там на обложке, – хитрил он, – тоже одна штука интересная есть.

– Где? – попадалась на уловку тетка Наталья и возвращалась к картине художника Самохвалова.

– Вот, – Петька неопределенно проводил рукой по обложке и быстро менял тактику. – Ну так чо? Где юбку-то белую взять?

– Нигде. Нету такой в Разгуляевке.

– А чо делать?

– Платье пошьем.

– Платье? – удивлялся Петька. – Целое платье?

– Не боись, я уже все придумала. У меня ситца белого есть кусок. Синий платок ишшо дам. Как в песне. Сдохнут твои танкисты, точно тебе говорю.

Она манерно отводила в сторону руку и начинала петь:

– Маленький синий платочекпадал с опущенных плеч…

– А скока ты его шить будешь? – перебивал Петька.

– Скока-скока… Завтра к утру пошью.

– Так мне носки завтра отдавать надо.

– Значит, подождут до послезавтра.

– А туфли?

– Тьфу на тебя! Да в кого ж ты такой неугомонный?

Как будто сама не знала в кого.

* * *

На следующее утро в самом начале девятого Петька уже тащил за околицу упиравшуюся мамку. Одной рукой она придерживала роскошный тетки-Натальин платок, а другую пыталась освободить из цепкой Петькиной хватки.

– Не пущу, – повторял он и упрямо продолжал тянуть ее на звук танковых моторов. – Сама потом еще спасибочки скажешь. Тоже мне, королевна нашлась…

Петькина мамка и в самом деле выглядела как королева. Тетка Наталья, накинув ей под утро на плечи платок, отошла на два шага в сторону, оценила свою работу и даже как будто слегка всплакнула.

– Ну, надо же, Нюра… Какая красавица…

– Я? – растерянно сказала Петькина мамка и осторожно заглянула в зеркало.

Правда, с туфлями получилось не совсем ладно. Петька их по совету тетки Натальи хоть и нашел и даже успел один вечер за них отработать, но все же злился теперь, что они оказались малы. Мамка хромала в этих крошечных белых лодочках, как будто прошла в них сто километров.

– Ладно, ты их пока сними, – смилостивился наконец Петька. – Но, как на место придем, обратно наденешь.

– А может, я и там как-нибудь… Без них?

– Нет, – сурово отрезал Петька. – Босиком нельзя. Я за них еще два дня у Кирилловых на огороде вкалывать должен. Чо, думаешь, легко?

Она скинула надоевшие туфли, а Петька поднял их, оглядел и бережно сдул с них пыль.

– Налипло всякой дряни, – проворчал он, и они двинулись дальше.

Жаркое забайкальское солнце уже выглядывало из-за сосен, мягко подталкивая в спину этих двоих.

* * *

Выйдя на край оврага, в котором рычали моторы и над которым поднимался сизый выхлопной дым, Петька остановился, разинув от удивления рот. Его мамка тоже остановилась, но не от удивления, а от того, что остановился Петька.

– Американские, – разочарованно протянул он. – Не наши танки… Они на этом говне, что ли, собираются воевать?

В овраге стояло несколько новеньких танков «Шерман», полученных от союзников по ленд-лизу. Вокруг этих несуразно высоких машин с короткими смешными стволами суетилось много людей. Танкисты пихали в стволы какие-то длинные палки, смеялись, выглядывали из башен, и Петька, захваченный врасплох всей этой картиной, не сразу заметил старшего лейтенанта Одинцова.

– Эй, Петька! – закричал тот, махнув рукой. – Иди сюда!

Петьке стало обидно, что он так и не увидит настоящих «Т-34», о которых так долго мечтал, но потом он вспомнил, зачем пришел, перестал злиться и потянул мамку за собой вниз по склону оврага.

«Ладно, пусть будут американские, – скрепя сердце решил он. – Главное, чтобы она выбросила из головы свою дурь. Вон тут сколько танкистов. С ними не задуришь».

Петька еще не совсем понимал, каким образом танкисты должны помочь мамке, но чувствовал, что они могут.

– Здрасьте, – сказал он, протягивая руку Одинцову. – А это вот моя мамка. Нюрой зовут…

– Здрасьте, здрасьте, – проговорила тетка Алена, неожиданно выходя из-за ближайшего танка. – Ты погляди, кого принесло. Висельников, что ли, с кладбища отпустили?

Она прыснула со смеху, показывая пальцем на одинаковые темные полоски, которые пересекали горло у Петьки и у его мамки.

Оба они от растерянности одновременно прикрыли свои полоски рукой, а тетку Алену это развеселило еще больше.