Николай Данилов - Кордон Страница 34

Арбузов родился и вырос в городе. Отдав много лет службе на море, он ходил на судах и по рекам, но никогда не видел как сооружаются плоты. Не подав вида, что далек от того, чем занимается его батальон, капитан 1 ранга возложил руководство сооружением плотов на прапорщика Глена, положившись в этом деле на него полностью. Сам же он не всегда и не сразу догадывался, что за операцию выполняли те или другие солдаты. Порой им овладевало любопытство и он спрашивал:

— Для какой надобности, служивый, ты так много стесываешь щепок с этого ствола?

Солдат недоуменно хлопал глазами, не сразу найдя что ответить: вдруг не так выполняет работу!

— Для легкости, ваше высокородие, — как бы оправдывался служивый. — Так что хотел как лучше… чтоб кормовое весло по силам было…

— Не перестарайся, служивый, а то весло сломается в работе, — наставительно говорил Арбузов и шел дальше. Увидев цепочку солдат, несущих листы старой жести, интересовался:

— Куда несете? Для какой надобности?

— Сюды, ваше высокородие, — слышал в ответ, — в избы. Для обогреву, стало быть…

—: В какие избы?

— В энти, которые на плотах будут.

Так Александр Павлович узнал, что солдаты, сооружая плавучие настилы с легкими деревянными домиками, по своей охоте, без подсказки командиров, решили соорудить переносные печки. Они делали все возможное, чтобы уберечь себя и коней от ветра, холода и дождей.

— Жесть-то где взяли? Не того?..

— Не сумлевайтесь, высокородие, — заверил сухощавый солдат. — Сам хозяин велел содрать с амбарной крыши. Я, грит, новую приобрету, а эта вам на печки пригодится. А без обогреву на воде окочуриться можно.

— Плоты с теплыми каютами — это хорошо, — сказал Александр Павлович. — Но ведь через неделю отправляемся в путь. Уложимся в срок?

— Так точно! — ответил за всех сухощавый. — Чай, для себя стараемся.

Арбузов пошел дальше, придирчиво осматривая все, что сделано его сводным батальоном. И вдруг остановился. Как это понимать? Огромные плоты лежали намертво скрепленные на суше в двух саженях от кромки воды. Вот где грубый просчет прапорщика. Есть ли у него на плечах голова!

Вызванный прапорщик испуганно смотрел на взволнованное лицо капитана 1 ранга, стараясь догадаться, что так обеспокоило командира.

— Поясните, господин Глен, — потребовал Арбузов, — каким образом вы думаете спустить с берега эти махины?

Прапорщик не понял вопроса. Спускать плоты на воду он не собирался. Недогадливость Глена бросила Александра Павловича в краску.

— Идти по реке собираемся?

— Так точно. По ней и поплывем.

— Чтобы стащить эту громадину на воду, — со значением проговорил Арбузов, — у нас не хватит никаких сил. Животы надорвем, а плот на дюйм не сдвинем.

Прапорщик, поняв в чем заблуждается командир, облегченно вздохнул:

— Так точно, не сдвинем, — согласился он, чувствуя неловкость за старшего морского офицера, и поспешил добавить — Все будет, как надо. Вскроется Шилка, и в нее с сопок хлынут талые воды. Река быстро выйдет из берегов и сама поднимет наши плоты.

— Гм… А она нас долго не задержит? — подавив смущение, спросил Арбузов. — Отсиживаться без дела нам надобности нет.

— В два-три дня после ледохода река подберется под пло^ы, — со знанием дела сказал Глен. — Мы угадаем тютелька в тютельку. Раньше садиться на плоты смысла нет и опаздывать, разумеется, нельзя. Бог поможет, выйдем вовремя.

— Не просчитаемся? — для верности спросил Александр Павлович.

— Никак нет, не обмишулимся, — твердо пообещал прапорщик. — Я хорошо знаю сибирские реки. Они капризные, своенравные, но когда изучишь их повадки, приноровиться можно.

Шмыгнул Арбузов носом — ничего не поделаешь: невежда он в этой области. Однако достоинство терять никак нельзя.

— Поторапливайтесь! — приказал он прапорщику. Медленно идет работа…

За несколько дней до ледохода в Лончаково снова зазвенели бубенцы лихих троек промышленника Соловьева.

Найдя Арбузова на берегу Шилки, Степан Федорович обнял его, как давнего друга, прогудел:

— Сумлевался, поди, чертяга, что приеду? Думал, что болтун Степан Соловьев? Нет, паря, плохо ты нас знаешь. Сибиряки — народ верный: сказал — связал! Хотел санным путем успеть, да дела закрутили, не удержал время — развезло. Подводы следом ползут, грязь по колесные оси. Подарок тебе небольшой привез, прибери к месту: тут полпуда золотишка…

Удивил Соловьев Арбузова, ох, удивил! Ни одному ведь слову владельцу приисков он тогда не поверил, считая, что кто богаче, тот жаднее. А «баламут и пустозвон» оказался человеком правильным. Полпуда золота — это же богатство! Мало того, позже с подвод промышленника солдаты сгрузили больше сотни пудов кирпичного чая, на целую роту кунгуровских сапог, пять десятков неподъемных тюков грубого холста, бочку нашатырного спирту, для «нати-ру тела, когда человек шибко прозябнет», рогожные кули с мылом.

— Чем же, Степан Федорович, я с вами расплачиваться буду? — смущенно спросил Арбузов.

— Верным служением Богу, престолу и отечеству, — солидно ответил Соловьев. — Армия — наша гордость, надежда и защитница. Вам в трудную годину нужно будет стоять за народ и, может, головы буйные за него положить придется…

— Спасибо! — душевно поблагодарил Александр Павлович и заверил — Будьте спокойны, Степан Федорович. Коль выпадет на нашу долю суровый час, мы не посрамим земли русской…

Вечером, сидя в доме старосты за обильно накрытым столом, Соловьев шутил, смеялся, много пил, но пьянел медленно.

— Об армии, Саня, я тебе говорил от всего русского сердца, — г высказался он. — Люблю я ее, родную. Это ты мне поверь. А за товары должником себя не считай. Я в накладе не останусь. У меня родной брат Серафим — купец первой гильдии. Я за него доволен. Думаешь, он в чем-то прогадает? Ни в коем разе. Торговый люд, заметь, расчетлив и корыстен. А в чем, спросишь, моя корысть? Да в том, что я хочу, чтобы ты благополучно прошел весь Амур. Потом до нас дойдут слухи, как он велик, как труден но нему, батюшке, путь, мимо каких селений и народов протекает и где кончается. А может, не зря купеческий

люд разговоры разговаривает, что Амур протянулся аж до самого моря-океяна? — Соловьев пьяно помотал головой и сам же с сожалением ответил — Просто так они хотят. А Амур не достал, сказывают, его маленько.

Арбузов согласно кивнул и сказал то, о чем туманно знал сам:

— В устье перед полуостровом Сахалином Амур на мелкие рукава разветвился и мелководьем идет в Татарский залив.

Соловьев вздохнул: он понял главное — на судах по Амуру в океан не попасть.

— Жалко…

Смотря на расстроенного золотоискателя, Александр Павлович полюбопытствовал:

— А какая, Степан Федорович, вам польза от того, что мы пройдем Амур?

— О-о! — Соловьев многозначительно поднял указательный палец. — Золото вдоль реки искать буду. Прииски новые открою. А брат Серафим и прочие местные купцы, как только узнают, что по Амуру можно пройти на судах, а на его берегах селения имеются, да еще с нерусским народом, считай, они нашли богатство несметное. Серафим следом за тобой поведет по Амуру баркас с товарами и торговлю развернет небывалую. Соображаешь? — Соловьев поднял стакан с водкой. — Счастливого тебе пути, Саня! — Он звучно стукнул стеклом о стакан собеседника и крупными глотками опустошил посуду. — Об одном сожалею: как это наш Амур в океан не вышел?

— Ну, а если бы вышел, что тогда? — спросил Арбузов.

Промышленник тупо уставился на собеседника.

— Как что? По военной линии об этом подумай сам. Людей и грузы разные перевозить отсюда на самый край России — дело чрезвычайно важное. Это по державной линии. И чисто по коммерческой вижу выгоду…

Соловьев разоткровенничался:

— По Амуру дошел бы мой брат Серафим до водного простора, а там — хошь вправо, хошь влево сворачивай и плавай вдоль океянского берега. Народ в тех местах, поди, темный, туземный, нашим братом необласканный…

Арбузов улыбнулся: он понял последнее слово в значении «необворованный».

— Серафим развернул бы там торговлю во всю ширь, — продолжал Степан Федорович. — У них же, туземцев энтих, ничего нет, окромя шкур, мяса и рыбы. Что ни привезут купцы, все в ход пойдет: ружья, порох, свинец, ситец, посуда фаянсовая и стеклянная, безделушки разные— бусы, брошки, сережки, пуговицы медные…

— А что у них взамен брать будем? — хитро поинтересовался Арбузов.

Соловьев рассмеялся. Вопрос морского офицера ему показался наивным.

— А что с них взять? — Степан Федорович сделал озорное лицо. — Разве только пушнину: соболей, куниц, горностаев…

— Н-да! — Арбузов сокрушенно покачал головой. — По-моему, не торговля, а грабеж.

Соловьев не обиделся, но от его веселости не осталось и следа.