Владимир Москалев - Варфоломеевская ночь Страница 34

Зная слабую струнку Екатерины, Д'Омаль зловеще прибавил:

— Спросите у вашего астролога Руджиери. Он скажет вам…

Медичи вздрогнула и порывисто обернулась. Никому она не верила так, как астрологу. Да и не одна она. В те времена все верили в предсказания магов и чародеев.

— Что? Что сказал Руджиери? — впилась она испуганным взглядом в герцога.

— Потому что мы только что из его башни, где он наблюдает за звездами.

— А-а… И что же… Что он увидел?

— Он уверил нас, что видит большую черную массу, затапливающую все вокруг потоками крови.

Теперь она уже не на шутку перепугалась, особенно после того, как Таванн добавил, не давая повода для сомнений, будто обрушил последний удар:

— А впереди шел король Наваррский вместе с принцем Конде. Если не верите, спросите сами.

Она глухо застонала и схватилась рукой за сердце. Мимолетная слабость. Сколько их было жизни? Теперь она призналась самой себе, что несколько дней тому назад всерьез перепугалась, увидя такое скопление гугенотов, съехавшихся на свадьбу. Значит, это и была та самая черная масса? И теперь ее нужно уничтожить, или она затопит королевство…

— Они лишены рассудка… — проговорила королева-мать, уставясь в точку вдали, которая оказалась огромным крестом. Место ранения Жанны Д'Арк; сюда же в последний раз смотрела другая Жанна. — Чего они добиваются? Своей смерти?

Ей ответил граф де Рец:

— Бог всегда лишает рассудка своих овечек, которые понимают, что обречены и все же идут на смерть.

— Да, — сказала Екатерина, и никто не понял, отвечала ли она каким-то своим мыслям, резюмировала ли слова Гонди или соглашалась с тем, на что ее уговаривали.

С тайной мыслью об удаче, но, все же желая проверить, убедиться в том, что они правильно поняли, сын стал наносить последние удары:

— Город вооружается, несмотря на запрет короля! Парижане собирают кирасы и аркебузы, прицепляют к поясам кинжалы. Нельзя обманывать ожидания народа, иначе он не простит. Упусти мы сейчас возможность, протестанты свершат возмездие, и тогда будет нелегко, поскольку они станут готовы к битве. Мы же нападем первыми, врасплох, ночью, когда они будут видеть сладкие сны.

Но не знала Екатерина, что это Гизы вместе с ее любимым сынком Анжуйским распускают по городу слухи о том, что на них движется из Мо десятитысячное войско гугенотов.

Апофеозом заговора стали слова Гиза. Последний штрих подвел он под сомнения и колебания королевы-матери:

— Вы слышали, что кричат гугеноты? Завтра утром они пойдут к королю и потребуют ответа. Они грозятся убивать всех без разбора, они клянутся сами сурово наказать обидчиков адмирала. Горе нам всем, если они докопаются, что виновниками покушения являются герцог Гиз, королева-мать и ее сын герцог Анжуйский.

Екатерина сжала зубы. Этого она вынести уже не могла. В словах звучала прямая угроза ее жизни и жизни… кому же? Ее ангелу Анжу!

Внимательно наблюдая за ней, Гиз вкрадчиво добавил:

— Начали разыскивать причастных к покушению на адмирала. Грозили убить меня, потом Месье…

Она вздрогнула всем телом, губы задрожали. Взгляд — раненой пантеры. Как бы не упала в обморок. Но Гиз не желал замечать этого и продолжает кромсать словами-ножами трепещущее сердце:

— Убийца когда-то служил у Месье, скоро это станет известно. Ваш сын мстит адмиралу как полководцу враждебной партии, с которой он воевал; он является его первейшим врагом — так говорят гугеноты.

— Что они еще говорят? — глухо спросила Медичи.

— Колиньи становится хозяином Парижа, он отбирает это место у Анжу, который не может ему простить этого. Если то, что я сказал, дойдет до короля, он обвинит Месье и в приливе ярости…

— Что?..

— Собственноручно убьет его.

Она знала это. Бешеный Карл неуправляемым. А то, что Анжу участвовал в заговоре против адмирала — об этом король узнает из допросов после ареста одного из заговорщиков, хотя бы Гиза.

Тянуть время нельзя. Уже завертелись колеса механизма расследования злополучного покушения, выявления его организаторов. Теперь гугеноты не успокоятся, и король нынче — самая сильная фигура! — их союзник.

— Кажется, я сама себе уготовила ловушку, из которой могу выбраться теперь одним-единственным путем, — пробормотала Екатерина так, что никто не услышал.

И она приняла решение первой нанести удар, как советовали царедворцы. О последствиях она уже не думала.

А Гиз выдал еще пару фраз, поставивших окончательную точку в ее решении:

— Больше покушений не будет, адмирал пошел на поправку. Если король, уступив ему, даст согласие на объявление войны Испании, вы, мадам, перестанете быть властительницей; им станет Колиньи, и тогда неизбежна новая гражданская война. Выходит, вы зря пожертвовали дочерью ради мира.

Екатерина подняла бледное лицо и уставилась ему в глаза. Снизу вверх. Левое веко дергалось, губы дрожали. Она хотела сказать, но не могла. Он помог ей:

— Что касается массового избиения, то оно неизбежно воспоследует после устранения зачинщиков мятежа, их главарей, о которых вы говорили, ибо все гугеноты бросятся на их защиту. Только так можно сохранить мир в королевстве; пока гидра вся здесь, необходимо устранить ее присоски, которые она раскидала по всему Парижу и которыми собирается пить нашу кровь.

Гиз замолчал. Она думала. Все ждали.

Мир! Вот что было важно для нее и ее детей. Такой ценой? Что ж, пусть так. Кто хочет мира, должен готовиться к войне. И если это единственный способ, то она пойдет на это, что бы там потом ни говорили. Ее верные советники единодушны, и она должна быть с ними, ибо они — опора трона, ее сила, ее войско. Да и могут ли все в один голос быть неправы?

Ей надо подчиниться. Так они хотят, и значит, так должно быть. Ей надлежит быть заодно, она не может не оправдать ожиданий, они — сваи, на которых стоит престол ее сыновей, убери их — он закачается и упадет. Тем более, что все их слова — безжалостная правда, она и сама это видела и приняла решение чуть меньше четверти часа назад. Остальное время ей требовалось для окончательного утверждения его.

— Значит, они хотят убивать? — услышали заговорщики ее изменившийся до неузнаваемости голос.

— Да, мадам.

— Моих сыновей и меня?

— Всех, мадам.

— Тогда я первой нанесу удар! Этой же ночью! Их будут убивать в постелях, как щенят, и весь мир содрогнется, узнав, как наказывает король Франции за вероотступничество и за покушение на его жизнь!

Все вздохнули с облегчением, на лицах разгладились морщины.

— Решение мудрое и будет одобрено папой, мы все в этом умерены, — сказал Гиз.

— Не сомневаюсь, — ответила королева-мать.

Теперь она воспряла духом, в ней проснулась оскорбленная женщина и правительница, у которой ее мятежные подданные чтит отобрать власть, данную ей Богом и людьми. Екатерина сразу изменилась, теперь она была полна решимости действовать и даже удивлялась, к чему столько времени позволяла себя уговаривать. Ее подданные оживились, увидя такую перемену, ей стали советовать, спрашивать.

— Теперь надо добиться согласия короля, — объявила она. — Сделать это будет нелегко, ибо король благоволит к гугенотам, а адмирала искренне любит, так, во всяком случае, он уверяет всех. Надо убедить в их предательстве и вероломстве; здесь нужен тонкий психологический подход. Эту миссию я на себя не возьму. Пойдете вы, Гонди, вы сможете; вы его наставник, вас он всегда слушал. Затем пойду я, в трудную минуту вас поддержу.

На том и порешили.

Гонди вошел первым. Король пытливо уставился, недоумевая, чего ему надо.

— Сир, я пришел говорить о возмездии, о покарании безбожников, о наказании тех, кто мечтает сбросить вас с трона, чтобы сесть самому.

— Сбросить с трона? Невозможно… Кто же это? О ком вы, Гонди? — нахмурился король.

— О ком же, как не о гугенотах.

— Я так и думал. Вы, стало быть, тоже полагаете, что их выкрики и угрозы что-нибудь да значат? Считаете, что они способны на решительные действия? Смогут овладеть дворцом? И это после того, как я отдал им сестру!

— Вот именно, сир. Нельзя не видеть неизбежного конца, какой воспоследует за их угрозами и решимостью мстить.

— Как только я найду убийц адмирала, они успокоятся.

— Даже если это будет Гиз?

— Да, Гонди. Я обещал сурово наказать обидчика и сдержу королевское слово.

— А если это будет не Гиз, а кто-то другой? — осторожно спросил Гонди.

— Кто же, например? — и король застыл в ожидании ответа, глядя в каменное, непроницаемое лицо наставника.

— Ваш брат, сир.

— Мой брат?! — он сразу же понял, о каком именно идет речь, и обрадовался. — Вы полагаете, что это дело рук Анжу?