Вячеслав Софронов - Путь диких гусей Страница 34

Замерли и те и другие, ожидая разъяснений. А хан махнул рукой к шатру и потребовал:

— Толмача сюда!

"Толмача сюда"… — понеслось по рядам, словно не толмача звали, а лекаря, от которого чья-то жизнь зависит.

Прибежал скоро толмач, что-то дожевывающий на ходу. Тощий подвижный кипчак, пронырливый, как налим. Согнулся в поклоне перед ханом и тут же отступил к нему за спину.

Кучум медленно, на этот раз без улыбки, но и без злости, оглядел сперва своих нукеров, потом глянул на пленных и повторил:

— Молодцы! — толмач мигом повторил, но хан, постепенно возвышая голос, продолжал говорить дальше, не дожидаясь сыпавшего скороговоркой переводчика, надеясь, что главное из его речи те и так поймут.

— Вы храбрые воины, и я ценю вашу храбрость! Вы деретесь, как львы! Вы не убоитесь смерти, и мне нравятся такие воины. — Удивленные пленники подняли глаза от земли и, качнувшись чуть вперед, глядели едва ли не в рот говорящему. — Вы подданные Золотой Орды, а они всегда были и есть храбрецы. Наши предки дошли до края этой земли, покорив все народы. Мы дети славного Чингиза — один народ. — Кучум чуть приостановился, обвел взглядом слушающих, но на этот раз никто не опустил глаз, и, удовлетворенный, он продолжал.

— Да, мы один народ! Когда-то мы пили кумыс от одних и тех же степных кобылиц. Или вы забыли его вкус? Или вы уже не джигиты?

Хан опять выждал и набрал побольше воздуха.

— Я пришел напомнить вам об этом, Я пришел не с вами воевать, а вернуть себе престол моего деда, убитого ночью предками трусливого человека, который позорно бежал от меня. И после этого он смеет называть себя ханом?! Я победил его в честном бою и взял в плен. — Гул прошел между пленными, которые впервые услышали эту новость.

— Брешет, как пес, — раздался из их рядов чей-то тихий возглас.

Нукеры хана Кучума заволновались и кинулись было найти говорившего, но были остановлены властным поднятием руки.

— Кто сомневается, может выйти, и я отпущу его в Кашлык, чтобы он сам спросил о том у своего хана. И пусть я упаду мертвым, пусть ослепнут мои глаза, если я сказал хоть слово неправды. Клянусь Аллахом!

Гул тяжелой волной прошел меж сибирцев, которые вдруг задвигались, зашевелились, заоглядывались друг на друга.

— Когда я прогоню вашего самозванца-хана из столицы вот этой плеткой, то у нас с вами будет много работы, Много лет все улусы платили дань нам — храбрым воинам. А что теперь? Теперь с вас берут ясак в Московию! Или вы уже не воины? Или руки ваши слабы и не держат оружие?! Или вы ждете, когда бородатые попы придут сюда и оденут вам на шею, как вьючным коням колоколец, железный крест. А потом заставят весь народ сибирский работать на них. Вы этого ждете?

Неожиданно Кучум остановился и пошел сквозь расступившуюся толпу к своему шатру. Дойдя уже до него, бросил устало:

— Кто желает пойти со мной за богатой добычей туда, — махнул рукой в сторону заходящего солнца, — получит оружие обратно. А кто друг московитов, тот останется здесь, — и его рука указала на ветку могучей березы, откуда свисала внушительная петля из упругого конского волоса.

— Даю вам срок до утра. — И он вошел в шатер.

Пленные зашумели, запереговаривались и облегченно вздохнули, поняв, что им оставлен выбор…

В шатре два нукера охраняли связанного Вэли-хана. Мешок с его головы был снят, и он угрюмо смотрел себе под ноги.

Кучум, ни слова не говоря, сел на подушки и показал жестом одному из охранников, чтобы подали холодного кумыса. Протянули пиалу и Вэли-хану, но он лишь усмехнулся, показав глазами на связанные руки.

— Извини, хан, — проговорил Кучум, которому вездесущие наушники уже донесли, кто у него в плену, — извини, но больно сильно ты руками махал, мог и пораниться. Вот, пришлось охладить тебя малость.

Он кивнул охраннику:

— Развяжи благородного хана.

Вэли-хан начал с облегчением растирать одеревеневшие от веревок руки, исподлобья оглядывая сидящего перед ним человека.

Заметив его взгляд, Кучум спросил:

— Не знаешь, кто я? Сейчас говорил с твоими воинами. Надеюсь, слышал?

— Пока не глухой, — ответил пленник.

— Ну, а раз все слышал, так и нечего в прятки играть. Жить хочешь? — без обиняков резанул неожиданным вопросом и уставился горящим взором на Вэли-хана.

— Всякая тварь жить хочет, — в раздумье ответил тот, — только живут почему-то по-разному…

— Это я и без тебя знаю, — непочтительно перебил его Кучум. — Мне донесли, что тут с тобой сыновья твои в плен угодили. Так?

Вэли-хан тут же поник, и Кучум понял, что попал в самую точку, в самое больное место гордого пленника.

— Вижу, что так, — продолжил он, — я вам зла не желаю, и лишняя кровь мне ни к чему. Мог сегодня в том убедиться…

— Уже убедился, — вдруг перебил его пленник, оправив рукой седую бороду, — стар я для хитрых речей. То с молодыми можешь петлять, как заяц по снегу. А мне скажи напрямик, чего хочешь от меня. Если детям моим жизнь сохранишь, то на все пойду.

Кучум, чуть склонив набок голову, словно заново увидел старого хана. И с торжеством отметил, что его замысел удался.

— Ну, что ж… Без хитростей, говоришь, давай без хитростей. Согласен. Я сейчас тебя отпущу… — Вэли-хан от неожиданности вскинул голову, и его рука, до того без конца оглаживающая бороду, застыла в воздухе.

— Да, не удивляйся. Отпущу и даже коня верну, и оружие, и десяток нукеров дам для охраны. Но сыновья твои останутся тут. Помолчи, — резко остановил Вэли-хана, который готовился что-то возразить. — Я и сам был в молодости заложником. Да, всякое было, но, как видишь, жив.

Пленник тяжело вздохнул и опустил голову.

— Ты, хан, поедешь по соседним улусам и уговоришь беков и мурз не выступать в поддержку самозваных правителей. Напомни кому обиды, ими нанесенные, кому от меня милостей пообещай. Ты своих соседей лучше знаешь. Понятно? Кто пожелает стать другом мне — милости просим. Даю тебе два дня срока. Потом найдешь меня и до занятия столицы будешь рядом. Если через два дня не вернешься, то… — Кучум сухо щелкнул пальцами. — Вопросы будут?

Вэли-хан молча качнул поникшей головой. Когда Вэли-хан, попрощавшись с сыновьями и племянниками, покинул лагерь, Кучум проводил его долгим взглядом и сказал тихо стоящему рядом Алтанаю:

— Вот всех бы их так переловить, да и на привязь посадить. А?

— Так в чем же дело? — Простодушно откликнулся тот. — Прикажи только.

— Да нет. Мы иначе поступим. Зачем мельнику мышей ловить, когда кошка есть. Пусть и они теперь друг друга ловят и на цепь садят. Понял?

— Понял, — с готовностью согласился Алтанай, — а когда всех поймаем, то что делать станем?

— Песни петь тогда станем, — захохотал Кучум, — только не скоро еще это случится. — И медленно пошел прочь.

На самом краю лагеря стояла отдельно от других палатка, где помещалась тщательно охраняемая Зайла. Вот к ней-то и направился довольный событиями сегодняшнего дня, немного усталый Кучум.

Зайла неподвижно сидела у противоположной от входа стены, подобрав под себя ноги. Она только взглянула на вошедшего брата и продолжала оставаться в том же положении.

Кучум сделал несколько шагов по направлению к ней и остановился. Затем опустился на свободную подушку и спросил:

— Все грустишь? — Сестра не ответила. — Ничего, скоро возьмем их главный город, и тогда я разрешу жить тебе, где хочешь.

— А как же мой муж? — подала Зайла, наконец, голос.

— Нового выберешь. Их к тебе много пожалует. Поверь моему слову.

— Нет уж. Спасибо. У меня есть сын и негоже его бросать.

— Ничего, и с сыном возьмут, — упрямо гнул свою сторону Кучум.

— Чего ж меня не спросишь — нужен ли мне другой муж?

— Ой, сестра, — вздохнул хан, — многое в этой жизни не от нас зависит.

— Я никогда не прощу тебе этого, — вспыхнула Зайла.

— Ну, это твое дело. Не горячись. Скоро решительное сражение. Как все закончится, один Аллах знает… — И, не дождавшись ответа, он вышел.

ЭХО ОГЛОХШЕГО БУБНА

На высоком холме, у слияния двух великих сибирских рек — Иртыша и Тобола, находилась священная роща всего сибирского народа… Здесь жили главные шаманы, охраняющие изваяния богов, оставленные еще древними людьми много, много лет назад.

Из кедровых стволов были вырублены бог Пайпын, бог Хума, с серебряными рогами на голове, отдельно от них высился лысый хитрец, покровитель охотников бог Какына.

У их подножья, лежали многочисленные приношения, складываемые здесь не одно столетие. Каждый воин, возвращающийся из похода, считал своим долгом положить самую ценную добычу своим богам, чтобы и в следующий раз принесли ему удачу. Были здесь серебряные блюда из южных стран, драгоценные кубки из полуночных земель, разное оружие и сверкающие на солнце камни лежали на земле.