Михаил Волконский - Жанна де Ламотт Страница 35

Дук слушал Жанну, не особенно внимательно следя за ее словами, потому что был занят собственными мыслями, но все же многое доходило и до его сознания.

– Вот хотя бы княгиня Мария! – продолжала Жанна. – Конечно, она вне всяких упреков, но… возьмите хотя бы ее… Уж она совершенно чиста и невинна, а между тем и про нее злые языки говорят всякий вздор…

– Что же говорят? – спросил дук.

– Пустяки!.. Всякий вздор, который я, конечно, повторять не стану…

– Однако я бы желал знать это и не из простого любопытства!

– Да нет же… Это так нелепо, что и повторять-то смешно… Ну разве не глупо подозревать княгиню в каких-то сношениях с господином Николаевым и только потому, что он чаще других бывает у нее, и она идет гулять в Летний сад, где может встретиться с ним:

– А где княгиня? – спросил дук.

– Она, кажется, у себя, одевается.

– Собирается куда-то пойти?

– Право, не знаю… кажется, она звала меня ехать куда-то… но, может быть, уже и раздумала!.. Ведь молодые женщины необыкновенно капризны, в особенности, если их чересчур балуют…

– Мне нужно видеть ее! – сказал дук. – Вы простите меня, я пойду к ней.

– Пожалуйста!.. Пожалуйста!.. Это ваше полное право, как мужа!.. – усмехнулась Жанна и, оставив руку дука, дала ему дорогу.

38. Отсрочка платежа

Дук нашел княгиню Марию наверху, в ее маленькой гостиной, совсем готовой к выезду. На ней было легкое летнее платье с голыми по плечи руками, по локоть прикрытыми кружевными митенками, как носили тогда. На кушаке у нее висел веер, в руках был зонтик, а на голове большая соломенная шляпа с большими красными маками.

– Куда это вы собрались? – несколько недовольным тоном спросил дук.

– Я еду в Летний сад! – решительно, тоном, не допускающим возражения, произнесла княгиня Мария.

Дуку не понравился этот ее тон, и почему-то в особенности не понравилось, что она едет в Летний сад. Он опустился в кресло и произнес:

– Мне нужно поговорить…

– Но я еду! – возразила княгиня Мария.

Дук взял ее за руку, притянул к себе и сказал:

– Ты знаешь, Мария, начинают замечать, что ты слишком часто видишься с господином Николаевым.

Мария слегка отстранилась от мужа и, как бы удивившись, произнесла:

– Но ведь вы же сами хотели этого?

– Да, я хотел, потому что на этом был основан мой расчет, что он скорее отдаст деньги.

– Ну вот, видите! Я и исполняла вашу волю…

– Отчего же ты мне говоришь «вы»? Разве ты сердишься на меня?

– Ах, не все ли равно! Дело не в этом!

– А в чем же?

– Ах да вот в том, что мне нужно ехать…

– А мне как раз хотелось бы, чтобы ты осталась; во-первых, мне бы хотелось посидеть дома с тобой, а, во-вторых, мне нужно поговорить…

Мария сделала вид, что не слышала первой половины того, что сказал дук, и спросила:

– Разве это так длинно то, о чем нужно поговорить?.. В чем дело?..

Она отвечала мужу и вела разговор совсем не так, как хотелось ему, и в его душе начинало появляться злобное раздражение против Марии.

– Дело все в том же! – проговорил он. – Надо как можно быстрее кончать с этим Николаевым…

– В каком смысле? – спросила княгиня.

– Во всех смыслах. Надо чтобы он как можно скорее отдал деньги, и затем мы простимся с ним…

– Простимся?

– Ну да, потому что он компрометирует вас, и я не хочу, чтобы он бывал у нас.

– Но только после того, как он отдаст деньги?

– Ну разумеется.

Княгиня Мария закусила губу и долго молчала.

– Мне кажется неловким, – сказала она, наконец, – отказывать от дома человеку, который делает в отношении нас такой безупречно чистый поступок.

– То есть отдает то, что должен по расписке своего отца? Что же тут особенного?

– Но ведь он имел полную возможность затянуть дело!

– И тогда был бы неправ, по-моему! А теперь он лишь исполнил обязанность свою, и тогда выгонять его из дома я, разумеется, не стану, но сделаю так, что он перестанет бывать у нас; да вернее всего, он и не останется в Петербурге, а уедет куда-нибудь…

– Это все, что вы хотели сказать?

– Сказать – да!.. Но я вообще хотел бы поговорить…

– Ну тогда до свидания… поговорить мы успеем, а мне пора ехать!..

Мария взглянула на стоящие на камине фарфоровые часы и поспешно вышла из комнаты.

Дук остался сидеть в своем кресле как бы в некотором недоумении.

Еще никогда Мария не говорила с ним так, и никогда еще ее речь так не раздражала его, как сегодня… Правда, сегодня он был особенно дурно настроен, благодаря несносным денежным обстоятельствам. Он не мог найти должное душевное равновесие и был недоволен собой, главным образом, и своею как будто нравственной слабостью, явившейся в его душе как бы последствием слабости физической.

Он услышал стук удаляющегося экипажа, прошел в гостиную, выглянул в окно, выходившее на Фонтанку, и посмотрел вслед удаляющейся коляске, в которой сидели княгиня Мария с Жанной, и она весело и беззаботно смеясь, говорила ей что-то… Ей, значит, было безразлично, в каком состоянии находится он. И это удивило и обидело дука.

«Они ведь поехали в Летний сад и будут там веселиться и смеяться, решил он, а я тут везде и всегда один!..»

Он, сам того не замечая, повторил мысленно слова, сказанные ему Жанной.

Но он не хотел оставаться один, он желал, чтобы и ему было так же весело и, спросив себе шляпу и трость, тоже направился в Летний сад.

Саша Николаич был у статуи Венеры ровно в два часа и, вместо того чтобы стоять тут с равнодушным видом, как будто бы он стоит там для собственного удовольствия, он оглядывался по сторонам, беспрестанно справлялся с часами и вел себя так, что всякому, на него взглянувшему, было ясно, что Саша Николаич стоит здесь неспроста, он несомненно ждет кого-то.

Бывший тут же случайно рыжий Люсли в синих очках завидел его еще издали и стал наблюдать. И каково же было удивление Люсли, когда он увидел, что на дорожке сада через некоторое время появилась княгиня дель Асидо, жена дука, в сопровождении невестки.

Саша Николаич сорвался со своего места и направился к ним. Он был настолько неопытен в такого рода делах, что делал это так явно, что у Люсли не было уже сомнения, кого он тут ждал…

Жанна, завидев Люсли, отделилась от княгини Марии, к которой подошел Николаев, и, сделав несколько шагов в сторону, подозвала к себе Люсли и быстро спросила его:

– Могу я рассчитывать на вашу помощь, если мне понадобится?

– Помощь, в чем?

– Вы же знаете ведь, что мне поручено дело о драгоценностях Кончини. Я работаю для общества…

– В деле общества я всегда готов помогать вам! – сказал Люсли.

Жанна продолжала разговаривать с ним, видимо, желая дать время княгине Марии для разговора наедине с Николаевым.

Княгине же Марии нужно было сказать несколько слов Николаеву без свидетелей, и она была рада, что случай, как она думала, дал ей возможность сделать это.

Как только Николаев подошел к ней, а Жанна оставила ее, княгиня Мария обернулась к нему и быстро проговорила:

– Денег по этой расписке не отдавайте моему мужу до тех пор, пока я сама не скажу вам сделать это… Вы ведь сумеете протянуть отдачу?..

– Не знаю!.. Я не думал и не справлялся об этом.

– Тогда справьтесь и узнайте!

– Но зачем вам это?

– Это не ваше дело! Мне так нужно!

– Нужно? Вам?..

– Да… сделайте все возможное, чтобы оттянуть отдачу денег… Я так хочу!

Николаев подумал с минуту и не без сомнения произнес:

– Я сделаю, княгиня, так, как вы говорите, но только при одном условии!

– Я желаю, чтобы мне повиновались без всяких условий, – возразила Мария.

– Хорошо, это не условие, это будет просьба… Я прошу вас дать мне ваше слово в том, что вы это делаете не из снисхождения ко мне, словом, не оттого, что вам жаль меня?..

– О нет, не беспокойтесь! – рассмеялась княгиня Мария. – Нет, я это делаю не столько ради вас, сколько ради себя… Если бы вы знали обстоятельства, то вот эти мои слова, что я это делаю ради себя, должны были бы страшно обрадовать вас!

Пока между княгиней Марией и Сашей Николаичем шел этот разговор, дук Иосиф шагал большими шагами, направляясь в Летний сад. По мере того как он продвигался вперед, общая атмосфера недовольства, создавшаяся вокруг него после разговора с женой, как будто стала проникать ему в душу и поднимала издавна таившуюся в этой душе муть. Жанна точно толкнула его и он покатился от этого толчка по наклонной плоскости, направленной как шпорами некоторыми словами ее, и не в силах был удержаться. Он ясно вспомнил теперь, что ведь, действительно, его жена знала этого Николаева до своего замужества, и, кто знает, какие чувства таятся, сплетаются и живут в душе женщины с другими такими же или даже, может быть, противоположными чувствами.

Дук как-то совсем упустил из вида это их давнишнее знакомство, когда поручал княгине Марии, чтобы она «обвела» этого Николаева, скрутив с ним дело как можно скорее. Ему надо было торопиться, потому что деньги у него были на исходе и он был так уверен в своей жене, что ему тогда показалось бы смешным всякое предположение о ревности.