Елизавета Дворецкая - Ольга, княгиня русской дружины Страница 36

Выбегая из рощи, народ гомонил и вопил: голоса долетали и сюда. Потом все притихли. Я смотрела на русский строй с задней стороны, но легко могла представить то зрелище, которое видели наши: около полусотни плотно сомкнутых разноцветных щитов, над которыми видны шлемы и выставленные жала клинков. Передний ряд – с топорами и мечами, задний – с копьями и ростовыми топорами-«бородачами». Над строем реяли стяги обоих Ингваровых воевод: живого и мертвого. И вид Свенгельдова стяга навел на меня жуть: невольно я поискала глазами рядом фигуру самого нашего старика, его шлем, кольчугу, плащ… Конечно, я его не нашла, но не оставляло чувство, что невидимо он где-то здесь. И, наверное, Мистина велел вынести его стяг именно ради того, чтобы то же самое ощущали отроки.

Разглядев это все, Володислав придержал коня. Из толпы вылетело несколько камней, но до строя они не достали. Мужики пробежали еще с десяток шагов, потом остановились. Сообразили, что лезть в одних рубахах на строй во всем воинском снаряжении не стоит. Полетели стрелы, какие-то даже вонзились в щиты.

И тогда дружина двинулась вперед.

– Шаг! Шаг! – доносился до меня ритмичный выкрик кого-то из старших.

И весь длинный строй единым кулаком двигался вперед. Затрубил рог: даже мне, женщине, этот звук разом леденил сердце и зажигал кровь в предчувствии битвы. На ходу отроки разом ударяли мечами по щитам, производя грозный шум.

– Хей! Хей! – так же дружно выкрикивали они.

Даже отсюда, со стены, было страшновато смотреть – а ведь они были обернуты к нам спинами и удалялись! Воображаю, что ощущали наши мужики, видя, как на них движется эта лавина щитов и шлемов, под которыми почти не видно лиц.

Толпа попятилась. Вылетело еще несколько камней, и на этот раз почти все они ударили в щиты, но это не произвело никакого действия. Толпа, видя строй уже совсем близко, подалась назад.

И в этот миг кмети припустили вперед бегом. Так же, не теряя строя, но беспорядочно вопя, под неистовый звук рога они устремились на толпу. Казалось, земля задрожала от страха под их ногами.

И тогда толпа побежала. Без подготовки, безо всякой защиты, без выучки, они никак не могли противостоять воеводской дружине, и отступить было самым умным выходом. С криком толпа рванулась обратно в лес по тропе, а кто-то и прямо в чащу.

Дружина не стала их преследовать. Остановившись на опушке, отроки орали и били по щитам, будто загоняли дичь. А потом направились назад к городцу.

Я обернулась и увидела возле себя Уту.

– Но что же они – даже не позовут на переговоры? – воскликнула я. – Для чего тогда все это затеяно?

– Кто-то из ваших должен прийти. – Она дала понять, что предлагать переговоры должны мои древляне. – И без толпы, без шума. Я думаю, они посоветуются и не позже завтрашнего дня кого-то пришлют. Поговорить, а не поорать.

– Но надо же людям объяснить, почему нас увезли! Они ничего не понимают! Столько лет жили мирно, рядом, мы Свенгельда всякий год на все обчинные пиры на Святую гору приглашали, он нашим богам сам дары подносил…

– Я уверена: ваши люди все понимают! – Ута приобняла меня, как раньше, стараясь успокоить. – Не так уж они глупы, чтобы в глаза киевскому воеводе объявить, что разрывают договор, и ждать, что это просто сойдет им с рук!

– Я думаю, мой муж считает, что на своей земле он может делать все, что хочет! – в досаде ответила я.

– Да, так и есть, – печально кивнула Ута. – Может делать все, что хочет. Но отвечать за его желания придется не только ему одному…

Но ни сегодня, ни завтра из Коростеня никакого посольства не было. Древлянам стало ясно, что наскоком дела не решить, но и ждать осени и сбора веча, чтобы снаряжаться на настоящую войну, было слишком досадно.

Ища выход своему гневу, они избрали другой путь. На следующий день ватага парней напала на Свенгельдово стадо: кое-кого из воеводских пастухов побили и прогнали, трех коров увели. Одновременно с этим такое же нападение было совершено и на пасущихся коз: угнали десяток.

Не сказать, чтобы это кого-то удивило. Нечто подобное Мистина предвидел, поэтому скот выгоняли недалеко и пастухов сопровождали отроки. Но Мистина не мог всю дружину разослать по выпасам, оставив Свинель-городок без защиты, а коров и овец не уговоришь посидеть дома, пока раздор не будет улажен. Свиньи тоже бродили по дубраве, и при всем старании пастухов и псов двух-трех не досчитывались каждый день. Хотя потом отроки и хохотали вечером в гриднице: дескать, ни одна свинья в мире раньше не удостаивалась чести иметь собственных телохранителей в шлемах и со щитами.

Вышло несколько столкновений: имея численное преимущество, древляне нападали на гораздо лучше вооруженных отроков возле выпасов. Говорили, что у древлян было несколько раненых; я каждый день молила богов, чтобы только никого не убили. Если появится хоть один убитый – пойдет совсем другой разговор. Кровь темнит рассудок и наполняет сердца нерассуждающей яростью; объяснения будут уже не нужны. Несколько капель мгновенно превращаются в целые реки крови, и она будет литься до полного истощения противников.

Но древляне тоже не хотели подставлять головы под клинки и отступали.

Однажды оружники привели двоих пленных: отрока лет четырнадцати и молодца лет на пять старше.

Молодца – в разорванной рубахе и с разбитым носом – я признала: это был муж Пятункиной дочери Вески. Сама она, к счастью, его не видела: бабы сидели в запертом гостевом доме, иначе не обобраться бы крику.

Их привели и поставили перед Мистиной, который вышел под навес воеводской избы. Оба пленника имели упрямый и замкнутый вид. Однако Мистина не собирался ни о чем их спрашивать.

– Ступайте в Коростень, – сказал он вместо этого, – и передайте вашим князьям: если эти налеты не прекратятся, мы начнем наяривать ваших баб. А вы, так и быть, можете наяривать наших коз.

Молодец – чьей жене грозило бесчестье – рванул вперед, но сразу двое отроков ловко опрокинули его наземь, Ольтур заломил ему руку за спину и сел сверху. Мистина только кивнул в сторону ворот и ушел в избу. Этих двоих выволокли из городка и наподдали, чтобы бежали в Коростень побыстрее.

Отроки заливались хохотом им вслед, подробнее разъясняя смысл воеводской речи.

– Только чур, кто какую бабу поймал, тому и достанется! – радостно вопил кто-то. – Моя была молодая да пышная, я ее помню!

Я содрогнулась от негодования, но не стала оглядываться. И вспомнила того темнобородого, который меня сюда привез и сказал: «Не беспокойся, дроттнинг». Я не знала, как его зовут, но за эти дни несколько раз видела во дворе. Каждый раз он мне почтительно кланялся.

Бабы не все время сидели запертыми. Поскольку в Свинель-городце сейчас находились две дружины, которых нужно кормить, им всем нашлась работа. И мне тоже: вместе с Утой мы целыми днями распоряжались у печей. Иначе я бы рехнулась от тревоги за своих детей и всю Древлянскую землю.

Два или три десятка теперь постоянно несли дозор на забороле и в посаде, где стояли дворы старшины. Сменяясь, они приходили в гридницу есть, пить и спать, и здесь постоянно, почти всю ночь, шел гудеж. Мы с Утой и Соколиной тоже по очереди несли дозор возле столов, чтобы еда и питье своевременно готовились и подавались.

Мне довелось тогда услышать немало дружинных разговоров. Мистина был прав: после того как Володислав метнул шапкой в чура, многие из Свенгельдовых отроков не шутя предлагали той же ночью напасть на Коростень и взять его приступом, пока древляне не опомнились, не собрались с силами и не решили, как им быть дальше. Причем они собирались это сделать вовсе не от обиды и не ради заботы об Ингваровой пользе. Совсем наборот.

– Наш старый воевода получил всю дань с древлян, потому что он и покорил их, – говорил Сигге Сакс, первый охотник идти на приступ. – А нам Ингвар не желает дать больше трети – как будто вместе с воеводой разом умерли все те, кто своим мечом добывал эту дань! Так мы покажем, что мы очень даже живы! Нас ведь здесь больше половины – тех, кто уже был в дружине десять и даже пятнадцать лет назад. Правда же, Эллиди? Не только Свенгельд – мы все сражались за эту дань, и несправедливо отнимать ее у нас! Так мы завоюем ее снова, и тогда никто уже не сможет оспаривать наши права на добычу!

Свенгельдовы отроки кричали одобрительно – особенно те, кто постарше. Люди Мистины помалкивали, но в их глазах отражалось понимание. И в общем Сигге был прав: покорителем земли называют вождя, но победу и славу его своей кровью, а то и жизнью оплачивают простые хирдманы. В их глазах Ингвар намерен был, пользуясь смертью вождя, ограбить их, беззаконно отнять добытое в битвах.

– Ну а теперь Ингвар мог бы убедиться: без нас все здесь рухнет! – поддержал товарища Эллиди. – Князь не увидит ни одной лысой белки, не то что по кунице с дыма!

– И если мы загоним Володислава обратно в стойло, Ингвару уже труднее будет говорить, что без Свенгельда мы не заслуживаем этой дани! Я бы сказал, нам повезло, что Володислав вздумал взбрыкнуть!