Филиппа Грегори - Дочь кардинала Страница 36

Я знаю, насколько обездоленной она себя чувствует, а я ее сына даже не любила. И теперь меня, последнюю женщину, уцелевшую после попытки свергнуть Эдуарда с трона, держит взаперти моя же родная сестра. Я пленница, а ее дом – моя тюрьма. Все идет по молчаливо одобренному обществом сценарию: Джордж и Изабелла спасли меня от опасности на поле боя, взяли к себе под свое заботливое крыло, став моими попечителями, и теперь я живу в любви и благости в их гостеприимном доме. Они якобы помогают мне прийти в себя после ужасов, пережитых в битвах и погонях, тяготах супружества, заключенного против моей воли, и переждать траур. Однако всем и без того известна тщательно скрываемая правда: они не просто мои опекуны, а тюремщики, такие же, как стражники в Тауэре, следящие за моей свекровью, и монахи в аббатстве Бьюлли, присматривающие за матерью. Мы трое оказались в неволе, без денег, друзей и надежд. Мать пишет мне и требует, чтобы я замолвила о ней слово перед сестрой, Джорджем и самим королем. Я же в своих коротких ответах говорю ей, что со мной самой никто не разговаривает – мне лишь отдают приказы, и что ей придется самой побеспокоиться о своей свободе, и что ей не следовало загонять себя в угол, прятаться за запертой дверью.

Однако мне всего лишь пятнадцать лет, и я не могу расстаться с надеждой. Иногда я лежу в кровати и мечтаю о том, что муж мой, принц, не пал в бою, но сумел бежать и вот уже скоро придет сюда за мной, заберется в окно и рассмеется, прочитав удивление на моем лице, расскажет, что у него есть чудесный план и за окнами его ждет армия, которая низложит Эдуарда, и я стану королевой Англии, как хотел мой отец. А иногда я представляю, что слухи о смерти отца оказались ошибочными, и что он все еще жив, и что они вдвоем с моим мужем собирают армию в северных землях и скоро придут сюда, чтобы спасти меня, и я снова увижу отца с блестящими из-под шлема глазами, верхом на Вороне.

Бывают дни, когда мне кажется, что ничего из этого на самом деле не произошло, и, просыпаясь по утрам, я не тороплюсь открывать глаза, чтобы не видеть свою маленькую комнату и фрейлину, спящую рядом со мной, и я мечтаю, что мы с Иззи сейчас живем в Кале и ждем возвращения отца, который вот-вот появится и скажет, что он одержал победу над злой королевой и спящим королем и что мы должны отправляться с ним в Англию, чтобы стать там очень знатными придворными дамами и выйти замуж за королевских герцогов из рода Йорков.

Я всего лишь юная девушка и не могу отказаться от надежд. Я вздрагиваю от треска дров в камине и открываю глаза, чтобы увидеть, как молочно-белые облака затягивают утреннее небо. Я делаю глубокий вдох и пытаюсь по запаху определить, пойдет ли сегодня снег. Мне никак не верится, что моя жизнь закончится подобным образом, что я уже рискнула, поставив на кон свою жизнь, и проиграла. Возможно, сейчас моя мать молится о прощении в аббатстве, а свекровь – за упокой души своего сына, но мне всего лишь пятнадцать лет, и каждый божий день я встречаю надеждой, что, может быть, именно сегодня все изменится. Может быть, именно сегодня мне улыбнется удача. Не может же случиться так, чтобы я весь остаток своей жизни провела здесь, без имени, без гроша!

Возвращаясь к себе из часовни, где я молилась вместе с Изабеллой и другими дамами, я обнаруживаю, что оставила свой молитвенник там, где преклоняла колени. Я быстро объясняюсь со своими спутницами и возвращаюсь обратно, но быстро понимаю, что совершила ошибку: я сталкиваюсь с выходящим из часовни королем, рядом с которым его друг, Уильям Гастингс, его брат Ричард и целая свита из друзей и знакомых за ними. Я тут же выполняю то, что мне строго-настрого велено делать в подобных ситуациях: я опускаюсь в глубоком реверансе и опускаю глаза. Я всеми силами демонстрирую свое покаяние и осознание того, что не достойна ходить по одним дорогам с королем, который так горд собой потому, что убил моего отца, мужа и свекра. Вот он проходит мимо меня с милой улыбкой:

– Добрый день, леди Анна.

– Вдовствующая принцесса, – тихо говорю я гравию под ногами, чтобы меня никто не слышал. Я не поднимаю головы, пока мимо меня проходит целая вереница роскошных и дорогих сапок и туфель, и, лишь когда движение прекращается, позволяю себе встать. И лишь тогда я замечаю, что ушли не все: Ричард, девятнадцатилетний брат короля, остался. Он стоит рядом, облокотившись о каменную стену, и улыбается мне так, будто наконец вспомнил, что когда-то мы были друзьями, а он – воспитанником моего отца и каждый вечер преклонял колени в ожидании поцелуя моей матери, словно был ее сыном.

– Анна, – просто произносит он.

– Ричард, – отвечаю я, не произнося его титула, потому что он сам не произнес моего. Но я понимаю, что он – герцог Глостер, а я никто, без имени и без содержания.

– Я буду краток, – говорит он, бросая взгляд в коридор, по которому удаляется его брат со свитой, обсуждая охоту и новую породу собак, привезенную из Эно. – Если ты счастлива здесь, живя со своей сестрой, лишенная наследства и с осознанием того, что твоя мать томится в заточении, то я не произнесу больше ни слова.

– Я не счастлива, – быстро произношу я.

– Если ты считаешь их своими тюремщиками, я могу тебя от них спасти.

– Они стали для меня тюремщиками и врагами, и я ненавижу их обоих.

– Ты ненавидишь свою сестру?

– Сильнее, чем ее мужа.

Он кивает, словно услышанное не шокировало его, а лишь показалось ему закономерным.

– Ты можешь выходить из своих комнат?

– Чаще всего я гуляю во внутреннем садике.

– Одна?

– Так вышло, что у меня нет друзей.

– Приходи сегодня после обеда в тисовую беседку. Я буду тебя там ждать. – Сказав это, он разворачивается и бросается за свитой брата.

Я быстро отправляюсь в свою комнату.

После полудня Изабелла и ее дамы начинают готовиться к театрализованному представлению, примеряя свои костюмы. В этом веселье мне не отведено никакой роли, не приготовлено костюма. Во всеобщем восторге от нарядов и прочей суеты обо мне забывают, и я пользуюсь этой возможностью, чтобы ускользнуть на лестницу, ведущую прямо в сад, а оттуда – в тисовую беседку.

Я сразу замечаю его легкий силуэт, присевший на каменную скамью. Рядом с ним – его гончая. Собака поворачивается на звук моих шагов по гравию и навостряет уши. Ричард, увидев меня, поднимается на ноги.

– Кто-нибудь знает, что ты здесь?

Я чувствую, как забилось мое сердце от этого заговорщического вопроса.

– Нет.

Он улыбается.

– Сколько у тебя времени?

– Наверное, около часа.

Он увлекает меня в тень беседки, где темно и холодно, но густые зеленые ветви заботливо ограждают нас от досужих взглядов. Кто угодно мог выйти ко входу круглой аллеи, в центре которой стояла беседка, и увидеть нас, и мы укрылись под сенью маленького зеленого шатра. Я поглубже запахиваю плащ и сажусь на каменную скамью, глядя на Ричарда с ожиданием.

Он смеется, видя восторг на моем лице.

– Я должен знать, чего ты хочешь, прежде чем что-либо предлагать.

– Зачем тебе вообще что-либо мне предлагать?

Он пожимает плечами:

– Твой отец был хорошим человеком и хорошим опекуном для меня, когда я жил у него. Я с детства вспоминаю о тебе с нежностью. Я был счастлив в твоем доме.

– И ради этого ты меня спасешь?

– По-моему, у тебя должна быть свобода выбора.

Я смотрю на него с недоверием. Должно быть, он считает меня дурочкой. Не думал же он о моей свободе, когда вел моего коня в Вустер, чтобы передать меня в руки Изабеллы и Джорджа.

– Почему же ты тогда не отпустил меня к матери, когда приехал за Маргаритой Анжуйской?

– Тогда я не знал, что они будут держать тебя как пленницу. Я думал, что везу тебя к твоей семье, в безопасное место.

– Это все из-за наследства, – говорю я ему. – Пока я у них в руках, Изабелла может претендовать на все наследство, которое дает нам мать.

– И пока твоя сестра не выражает протеста, они могут держать твою мать в этом аббатстве, сколько им будет угодно. Джорджу отходят все земли вашего отца, и если Изабелла получает все имущество вашей матери, то все имущество вашей состоятельной семьи снова вернется в одни руки, но руки только одной из сестер Уорик, Изабеллы. А ее состояние попадет в крепкие руки Джорджа.

– Мне не дозволяется даже заговорить с королем. Как же мне тогда выразить свое прошение?

– Я мог бы стать твоим заступником, – медленно произносит Ричард. – Но только если ты захочешь, чтобы я тебе служил. Я мог бы поговорить с королем от твоего имени.

– Зачем тебе это?

В ответ он улыбается, и в его темных глазах я вижу целый манящий мир.

– А ты сама как думаешь? – тихо спрашивает он.

«А ты сама как думаешь?» Эти слова следуют за мной неотвязно, как серенада, пока я бегу из холодного сада в комнаты Изабеллы. От холода у меня замерзли руки и покраснел нос, но этого никто не замечает. Я быстро скидываю плащ и усаживаюсь к камину, словно бы слушая их болтовню о нарядах. И все это время в моей голове бьется только одна мысль, выраженная словами: «А ты сама как думаешь?»