Алексей Меняйлов - Россия: Подноготная любви. Страница 36

Торговать с несумевшими победить при Бородине и вошедшими в сожженную Москву наполеоновцами - французами, немцами, поляками и евреями - подмосковные крестьяне не желали. Выделились в этом отношении только исполнители села Останкино. Сразу на тридцати подводах их представители повезли наполеоновцам овес и муку. Нагруженные вином, сахаром, золотом и серебром благодетели человечества ощущали недостаток в продовольствии, простом и для здоровья полезном - поэтому все у останкинцев было немедленно куплено и обильно оплачено (благо еще в Париже цивилизатор Наполеон распорядился напечатать много фальшивых русских сторублевых ассигнаций). Расторопных сельских барышников (были такие села - торговые) отпустили назад и наказали непременно приезжать еще. Но едва подводы выехали за город, как на них напали наполеоновцы из других воинских частей, избили, ограбили, отняли даже лошадей, а самих крестьян возвратили в Москву и заставили работать. (Название выделившейся деревни - Останкино - упомянуто не случайно. Читатель! Запомни его, поскольку не только национальный характер есть некая наследуемая данность, которая если и меняется, то медленно; то же самое касается и деревень - и это очень хорошо помнили наши предки! Запомнить же название села Останкино нужно для понимания некоторых странностей, случившихся полтора с лишним века спустя.)

Итак, купцы и проститутки - две категории людей особо авторитарного мышления, поэтому их поведение очень напоминало поведение высших должностных лиц государства при приближении к ним сверхвождя, и не важно, что враждебного государства. Этот результат, легко выводимый из теории стаи, подтверждается на материале событий в оставленной Москве и не только в ней. И на других оккупированных территориях России, и на других материках, и в рамках других цивилизаций получался похожий результат. Примеров - множество…

Профессии, которые всегда оказываются заняты яркими некрофилами (более других преданные принципу вождизма, или, что то же, - стайны) в "КАТАРСИСЕ" уже были перечислены. Это не только проститутки, уголовники, высшие администраторы (типа Ростопчина), профессиональные военные (типа Чичагова), но и жрецы национальных государственных религий - а они все равно зиждутся на принципе авторитаризма.

Мы встретили еврея, который рвал на себе бороду и пейсы при виде горевшей синагоги, которой он был раввином. Так как он болтал немного по-немецки, то мы поняли, что вместе со многими другими своими одноверцами он снес в храм все, что имел наиболее ценного. Не могу себе представить, что <этот> бедный еврей, среди таких бедствий, не утерпел, чтобы не спросить нас, нет ли у нас чего-нибудь для продажи или промена… Он принужден был, несмотря на все отвращение, поесть с нами окорока… Стрелки, набравшие на монетном дворе слитков серебра, обещали ему променять их.

Когда мы вошли в самый еврейский квартал, оказалось, что в нем все выгорело дотла - приятель наш, при виде этого, вскрикнул и упал без чувств. Через минуту он открыл, однако, глаза, и мы, давши ему оправиться, стали спрашивать, чего он так испугался: он дал понять, что дом его сгорел, а с ним, вероятно, и вся семья…

Еврейские национал-священники от других не отличались. О лютеранских священнослужителях говорить не будем, потому что их поведение можно объяснить тем, что четверть войска Наполеона были недавние союзники русских - немцы. Поговорим о русских.

Православный (а следовательно, наиболее благожелательно расположенный к единоверцам) художник В. В. Верещагин, многие годы отдавший изучению событий 1812 года, так описывает чувства и поведение монахинь:

Скромное имущество монахинь Алексеевского монастыря, спрятанное в кладовую, было разграблено; солдаты нарядились в монашеские ряски… Несколько человек поселились в келье игуменьи, где пировали двое суток и приглашали к себе молодых монахинь - одна добровольно пошла на позор, осталось известно и имя ее. "До смерти хотелось нам, немногим оставшимся молодым монашенкам, - рассказывает одна, - узнать, что там делается; мы все забились в одну комнату, отворили дверь и стали выходить помаленьку; а подбежала старуха-монахиня: "Куда, - говорит, - сейчас назад! Вы уж и рады на военных-то глазеть! срамницы этакие! Вишь как все раскраснелись! путные бы побледнели от страху…""

И это пишет православный! А будь автор сторонний, он бы не преминул продолжить тему "добровольной отдачи на поругание", румянца заинтересованности и справедливо заметил бы, что увиденное свидетелями всегда есть лишь ничтожная доля от действительно происходившего по женским монастырям.

Это было в Алексеевском, а про то, что было в Рождественском женском монастыре, и пересказывать как-то неудобно…

Однако в системе государственного православия монашки были отнюдь не первопроходцами угодничанья перед элементами Великой армии, впереди, в полном соответствии с теорией стаи, шествовали лица, по понятиям православной иерархии намного более духовные.

Французы еще только пересекли границу России, и дальнейшее развитие событий было еще неочевидно, но Могилевское и Витебское высшее духовенство во главе с епископом Варлаамом не только само принесло присягу на верность Наполеону, но и разослало через консисторию указ всем подчиненным им священникам принять ту же присягу и во всех церквах поминать вместо императора Александра - Наполеона.

Текст присяги сохранился (цит. по кн.: Верещагин В. В. Указ. соч. С. 27):

"Я, нижеподписавшийся, клянусь всемогущим Богом в том, что установленному правительству от его императорского величества французского императора и италийского короля Наполеона имею быть верным и все повеления его исполнять, и дабы исполнены были - стараться буду".

За архиереем, священник Добровольский и многие другие, отправляя литургию и молебны, вовсе не упоминали никого из фамилии Императорского Русского Дома, а молились о здравии французского императора и италийского короля великого Наполеона.

Расследований дел по предательствам священнослужителей после изгнания Наполеона было великое множество, и до смены в России в конце XX века государственной религии на православие в архивах они были доступны…

Что касается поведения священников уже в Москве (к примеру, один из священников на потеху Наполеону, нарядившись в по чину ему не положенное одеяние, служил службу в Успенском соборе), то прежде всего надо помнить, что желания Наполеона после потрясшего его Бородинского сражения и исчезновения на глазах Москвы существенно изменились, начался второй этап Русской кампании, паранойяльный, и священники (угодники из иерархии, неугодников лишали сана) на втором этапе сменили поведение, так же, как и крестьяне-исполнители (православный священник вынужден угодничать перед начальством не так часто, как чиновник на службе, купец в лавке и проститутка на панели - отсюда и поведение священников ближе к поведению крестьян).

Крестьяне ("внешники"), хоть и исполнители, но раньше других категорий населения отвернулись от сверхвождя и начали служить уже его паранойяльным грезам, подпитывая естественную неприязнь к ворам, тем более чужим, и несовместимость с "внутренниками". Если до Бородина крестьяне-исполнители в массовом порядке помогали Наполеону, то к концу стояния Наполеона в Москве, напротив, развернули активное партизанское движение, сорганизовываясь в отряды в несколько тысяч человек (пример: пять тысяч под командованием крестьянина Герасима Курина собрались менее чем за неделю и уже на седьмой день после первой стычки пошли на штурм города Богородска - подробно об этом случае в одной из следующих глав).

И далее откалывались от Наполеона в следующем порядке: священники ("внешники"), купцы ("внутренники"), проститутки.

Факт массового сотрудничества национал-священников (разных религий равно) примечателен, в особенности если рассматривать его в контексте других нашествий сверхвождей на Россию. Во время Второй мировой войны сотрудничество православных священников с гитлеровцами также носило массовый характер. Разумеется, удовлетворяющее вождей объяснение было придумано: дескать, священники были оскорблены советской властью, поэтому им по известному выражению "белого" генерала Краснова "хоть с чертом, но только против большевиков". Идейности и "духовности" русских православных священников можно только удивляться: гитлеровцы развлекаясь, заставляли русских и белорусских матерей собственными руками подбрасывать вверх младенцев, - и в детей стреляли, с тем только, чтобы удостовериться, что могут навскидку попадать в лет; в Белоруссии был уничтожен каждый четвертый житель, а священники, понимаете ли, не опускались до низменных плотских чувств этому противостоять, но служили своему высокому духу, который подсказывал молиться за Гитлера!