Владимир Шигин - Серебряный адмирал Страница 36

— Могу сказать одно, — хмыкнул в кулак капитан. — Что сыновья трактирщиков в деле выпивки будут весьма покрепче сиятельных особ!

— Это уж точно, — рассмеялся Рюйтер. — И думается, что не только в выпивке!

А на причале уже теснилась целая толпа молодых разодетых щеголей.

— А это кто еще такие? — кивнул на них лейтенант-адмирал.

— Французские дворяне прибыли, с дозволения своего короля, учиться у вас морскому искусству! — доложил вахтенный офицер.

— Зови сюда, будем знакомиться! — велел Рюйтер.

Молодые аристократы гурьбой приблизились к командующему.

— Я лейтенант-адмирал Рюйтер! — сказал тот. — А вы кто такие?

В ответ послышалось:

— Граф де ла Гюиш!

— Сын маршала де Грамона!

— Барон Луи Гримальди!

— Маркиз де ла Ферте!

— Принц Монакский!

— Я рад вас приветствовать на своем корабле, господа! — мрачно приветствовал золотую молодежь Рюйтер. — Сейчас вас распишут волонтерами по кораблям, и надеюсь, что в скорых боях каждому из вас найдется дело и возможность отличиться!

Помимо волонтеров, в силу союзного договора, Франция обязывалась выслать на театр войны свой Тулонский флот в тридцать кораблей. Действительно, вскоре этот флот перешел в Брест, где, однако, надолго замер в полной недвижимости.

В те же самые дни по другую сторону Пролива лихорадочно вооружался другой флот — английский. В Темзе стояло более восьмидесяти кораблей, готовых к кровавому спору с голландцами. Назначенные командовать им принц Руперт и его младший флагман генерал Джордж Монк, пожалованный титулом герцога Альбемарле, объезжали их шлюпкой, проводя смотр. Столкновение двух морских армад теперь было неизбежно.

Глава вторая

Четыре жарких дня при Па-де-Кале

8 июня 1666 года Рюйтер во главе своего морского ополчения покинул Тексель и направился прямиком к берегам Англии, чтобы, не откладывая дела в долгий ящик, найти противника и померяться с ним силой. На широте Кале адмирал созвал к себе всех капитанов и произнес речь, достойную ее воспроизведения: «Приходит время нашей судьбы. Мы имеем дело с неприятелем гордым, тщеславным, который ищет нашей погибели. Благоденствие Голландии, ограждение наших жен, детей, наших семейств зависит ныне от нашего мужества и благоразумия. Загладим стыд, причиненный нам поражением в прошлом году. Мы должны ожидать сильного сопротивления, ибо англичане искусные мореходы и храбрые солдаты, но должно победить, или умереть. Наше дело правое, и мы можем уповать на провидение Всевышнего. Робкие, которые не последуют моему примеру, избегая славной кончины, должны ожидать поносной смерти!»

Собравшиеся с энтузиазмом отвечали в один голос, что готовы жертвовать собой ради счастья Отечества.

Продолжая свой путь, голландский флот бросил якорь прямо против устья Темзы. Более откровенного и дерзкого вызова на бой трудно было себе представить. Коротая время, офицеры потягивали пиво, играли в кости. Матросы занимались своим любимым делом — приготовлением и потреблением знаменитого в голландском флоте «собачьего пирожного», состоявшего из перемешанных с водой и растертых в порошок сухарей, сала и сахара. Но настроение у всех было тревожное: противник должен был объявиться с часу на час.

Вечером 11 июня дозорные фрегаты пушечными сигналами известили флот, что вдалеке наконец-то появился неприятель.

— Ну, слава Всевышнему! — крестились на голландских кораблях. — Теперь уж дело пойдет!

Утром следующего дня англичане сближались в боевом порядке, молчаливые и сосредоточенные. На кораблях обоих флотов, как всегда, торопливо посыпали палубы мелким песком да ставили в орудийных деках ендовы с терпким уксусом. Песок — чтоб не скользить и не падать, уксус — чтоб отбивать терпкий запах крови и остужать раскаленные пальбой орудийные стволы.

Рюйтер был явно в ударе: настал миг, которого он так долго ждал. Хладнокровно и деловито он отдавал последние приказания перед боем. Англичане меж тем приближались. Оба флота находились в длинных кильватерных колоннах. Монк, будучи на ветре, спустился на голландский авангард, бывший под началом Тромпа, однако при этом английский арьергард сильно растянул строй. В свою очередь, голландский центр и арьергард оказались под ветром и потому не смогли начать боя одновременно с Тромпом.

Первым открывает по ним огонь авангард Корнелия Тромпа. Было где-то около полудня. Вначале, как и обычно, заговорили пушки нижних деков, предназначенные разбивать и разрушать неприятельские корпуса еще на дальней дистанции, затем их поддержали стоящие в средних деках кулеврины, предназначенные также для дальней стрельбы, но уже по парусам и людям, по причине своего небольшого калибра. Когда же корабли сблизились почти вплотную, в дело вступили расположенные на палубах камнеметы, заряженные гвоздями, железным ломом и даже булыжниками. Они били уже, калеча и убивая, только по людям.

Рюйтер атаковал противника со свойственной ему стремительностью. Все капитаны немедленно последовали его примеру, и сражение сделалось всеобщим. Маневр был проделан чрезвычайно удачно. Англичане, будучи на ветре и имевшие от сильного ветра большой крен на левый борт, не могли использовать наиболее мощные батареи нижнего дека, тогда как тяжелые орудия голландцев грохотали вовсю. Вот очередной порыв ветра еще больше накренил британские корабли — и теперь уже даже пушки верхних деков начали палить рядом с собой в воду. Дебют партии принц Руперт с герцогом Альбемарле проиграли вчистую!

— Хорошо! — потирал руки Рюйтер. — Хорошо начали!

Кроме всего прочего, голландцы впервые применили специальные снаряды — брандскугели, которыми весьма успешно рвали такелаж английских кораблей. Снаряды оказались для англичан полной неожиданностью.

Сражение меж тем протекало с упорством. Несмотря на большие потери и неудачную позицию, англичане отступать пока не собирались. Повсюду уже виднелись избитые мачты, расстрелянные паруса, плавающие среди волн безжизненные тела, а азарт боя еще только разгорался по-настоящему. Несмотря на явно неудачное начало, англичане сражались горячо.

Около четырех часов флагман Рюйтера несколькими продольными залпами пустил на дно тяжелый британский фрегат.

В неистовой пальбе минул еще час. Историк пишет: «Рюйтеру… удалось отрезать несколько английских кораблей и взять в плен два флагманских корабля. Между 5 и 8 часами вечера сражение было в полном разгаре, причем голландцам удалось направить на англичан три брандера, из которых один имел успех».

Ио Рюйтер готовил противнику еще один неприятный сюрприз. До поры до времени англичане о нем не догадывались, что вполне естественно: куда расфуфыренному принцу и сухопутному генералу было до опытнейшего морехода Рюйтера! Не торопясь, но неотвратимо голландский командующий загонял англичан на мель. Когда те, наконец, поняли, в чем дело, было уже поздно. Выбор был невелик — или садиться на мель, что означало неминуемое уничтожение, или пытаться вырваться из ловушки сквозь колонны голландских кораблей, которые как раз замыкали окружение. Англичане избрали прорыв. Их флот наконец лег на другой галс, поворотив через фордевинд, стремясь обойти стороной фландрское мелководье. Британские корабли постепенно выровнялись, и их огонь стал более действенным. Но повернув в сторону, англичане сразу же попали под действенный огонь эскадр лейтенант-адмиралов Эвертсона и де Бриеса, которые до той поры все никак не могли сблизиться с противником и принять деятельное участие в сражении. Теперь свою невольную заминку они восполнили с лихвой! Воспользовавшись тем, что боевая линия противника оказалась весьма растянутой, Эвертсон и де Бриес пропустили буквально все британские корабли через свои смертельные жернова, после чего над неприятельским флотом густо заполыхали огненные языки пожаров. Три английских корабля, разбитые более других, будучи не в состоянии следовать за своим флотом, были тут же взяты на абордаж.

Особо долгой была борьба за 65-пушечный «Генри», находившийся под флагом старого служаки контр-адмирала Джона Хармана. «Генри» долго сопротивлялся, даже будучи в полном окружении. Затем его атаковали брандером, но какой-то храбрый английский лейтенант успел отвести его в сторону от своего корабля. Тогда голландцы пустили второй брандер, который и поджег «Генри». Началась паника. Первым за борт прыгнул корабельный священник. За ним остальные. Раненный Джон Харман все же сумел остановить панику, а затем и вывести свой корабль из неприятельского кольца. Но это нисколько не меняло общей картины. Первый день англичане проиграли по всем позициям. Из 56 кораблей в строю у них осталось только 43.

Несмотря на явную неудачу, генерал Монк продолжал драться с неослабевающим упорством и отступил только тогда, когда над морем опустилась непроницаемая тьма. Всю ночь противники лихорадочно приводились в порядок, стремясь к утру исправить все, что было переломано минувшим днем.