Александр Холин - Юность Моисея Страница 36

Встряхнув головой, он огляделся. Змей пронёсся куда-то в лес, оставляя за собой широкую тропу. Но ни среди кустов, ни на тропе Чернавы не было.

— Нава, где ты? — застонал странник. — Нава, милая, откликнись!

В ответ прошумел только ветер в кронах кедрача.

— Нава, Нава! Это я виноват! — юноша завыл, как смертельно раненный зверь, упал на колени и ударил кулаками в землю. — Не покидай меня, Нава! Что мне делать, Нава?..

В кедраче снова зашумел ветер, подхватил беспомощный крик и унёс его на вершину сопки. 

Глава 10

Вернуть добропорядочность, честь — возможно ли? И не дорого ли придётся платить за невозможное?

Честь — не что иное, как особые правила, основанные на особенном порядке, с помощью которых народ или отдельный класс распределяет свою похвалу или порицание.

А. Токвиль.

— Ощущение твоё должно быть в теле, ибо оно не может существовать без тела, ты с этим согласен? А если мысль, ощущение, душа являются частью тела, то они конечно, не бесплотны.

Хозарсиф внимательно слушал Иофора, принявшего благосклонно гостя под своё покровительство в стране Мадиамской, которая протянулась зелёной лентой между Эламитским заливом и Аравийской пустыней. А когда настоятель храма узнал, откуда юноша прибыл, чей сын, и что случилось в Египетской каменоломне, то с нескрываемой симпатией стал к нему относиться.

Может быть, это и покажется на первый взгляд чем-то неприемлемым для этой жизни — ведь Хозарсиф совершил убийство! Пусть непреднамеренное, но всё же убийство! Мало ли что у него родственники королевских кровей. Впрочем, как раз это и имело место в отношениях и в желании священника оказать помощь, на то он и носит духовное звание.

Первосвященник Иофор принял юношу, как родного, и на трапезу всегда приглашал Хозарсифа к себе за стол. Они часто вели философские беседы, благотворно влияющие на юношу, который, хотя и получил воспитание с тремя мистериями посвящения Осириса от египетских жрецов, но с удивлением обнаруживал в догматическом богословии массу неизвестных ему жизненных, философских и умственных идей.

В первые дни пребывания под крылом Иофора, первосвященник сказал Хозарсифу, что необходимо провести обряд очищения от совершённого греха убийства. Пастырь начал разговор с осторожными оговорками и методами лояльного подхода и уговора.

Но Хозарсиф сразу же согласился, потому что сам давно испытывал духовную слабость после кончины охранника. Нет ничего невозможного для того, кто готов к покаянию, кто способен принести любую жертву, лишь бы исправить положение и переступить через подставленную рогатым рогатку.

Отец Иофор внимательно выслушал кающегося грешника, потом, помолчав немного, с горькой улыбкой произнёс то, чего юноша непроизвольно боялся и думал, что можно как-нибудь обойтись без самого страшного наказания. Однако, для настоящего очищения требовалась настоящая жертва. И первосвященник произнёс тихо, но слова его раздавались под сводами храма, как тяжёлый набатный колокол:

— Ты не знаешь что это такое, Хозарсиф. Мистерия, очищающая от убийства, приносит много, но много и забирает. Часто над землёй раздаются голоса многих волхвов, обращающихся к верующим, что если люди будут уклоняться от исполнения обрядов, от святых волхований, от жертвоприношений, то очень скоро разливы рек не прекратятся и снова наступит Великий Потоп, ибо не оставляет Господь в живых никого, кто живёт только извращением.

Мистерия очищения — не жертвоприношение. Ты можешь просто не вернуться оттуда по своему желанию. И точно не вернёшься, пока основательно не подготовишься. В первую очередь реши, где ты собираешься проникнуть в царство теней?

— У меня есть выбор? — удивился Хозарсиф.

Хотя он был давно уже посвящён в жреческий сан Осириса, но ни в храме Амона-Ра, ни в других местах юноше ничего не говорили про такие обязанности и возможности. Вероятно, убийство никогда не обсуждается кроме тех, кто только этим и занимается. А здесь вопрос вставал ребром: либо соглашаться на мистерию очищения с опаской остаться навсегда в царстве теней, либо жить со свалившимся на плечи происшествием и всю свою жизнь уговаривать совесть, чтобы не очень-то мучила — ведь чего случилось, то случилось. Не вернёшь, не восстановишь. Мало ли в этом мире умирает людей каждый день?! Одним больше, одним меньше — жизнь такая.

Но такое решение Хозарсифа явно не устраивало. Он готов был пожертвовать всем, даже остальной отпущенной ему жизнью, лишь бы только утихомирить душу и совесть, которые не желали оставлять владельца физическим телом в покое, хотя тот во время мистерий посвящения в жрецы много раз подвергался очищениям.

— Отец мой, — поднял голову Хозарсиф. — Я понимаю, какие вещи ты мне пытаешься сообщить и предоставить время для обдумывания предстоящего очищения. Тем более, если я не вернусь оттуда, — юноша наглядно показал большим пальцем себе за спину. — Если я не вернусь, ты будешь чувствовать себя в долгу перед моей матерью. Ведь она помогала тебе когда-то, а ты не хочешь выглядеть неблагодарным. Ведь так?

Но, если моя проблема разрешаема, то ты никогда не будешь чувствовать себя должником египетской принцессы. Если же не вернусь — судьба такая. Только я перед тем отпишу матери, что иначе никак нельзя было. Она поймёт и не будет тебя обвинять. Что я должен делать сейчас и как следует вести себя?

— Я постараюсь, сын мой, исполнить то, что от меня требуется. Но прямо сейчас ты должен сделать выбор: либо ты отправляешься в царство теней прямо отсюда под моим наблюдением, либо проникнешь в Нижнее царство сам. Для этого надо через Тритонское озеро [76] подняться в Пелопонесский понт. [77] Там в стране киммерийцев найдешь слияние у Алатырь-камня двух рек Пирфлегетона и Ахеронта. У грека Гомера об этих местах писано…

Иофор достал из резного шкафа, заполненного грудами различных пергаментов и папирусов, один из свитков:

«Реки увидишь в Аиде Пирфегетон с Ахеронтом,

Там Коцит протекает, рукав подземного Стикса,

Там и скала, где шумно стекаются оба потока». [78]

— Здесь писано, — продолжал первосвященник, — что там, где живут киммерийцы и сарматы, есть скала с пещерой возле святилища Аида. И тамошний жрец по имени Харон, исполняя послушание, перевозит странников на ту сторону. Там надобно будет отыскать убитого тобой человека и выпросить у него прощение. Если простит, то вернёшься прямо сюда, если же не простит…

— Не будем думать о плохом, отец мой, — прервал священника Хозарсиф.

— Хорошо, — кивнул тот. — Мне нравится твоя уверенность, а пока будешь пасти овец с моей дочерью Сепфорой. Не думай, что это обычная работа. Когда человек не отказывается от испытаний, ему посылается помощь Свыше — ты с этим согласен?

Юноша молча кивнул, и первосвященник продолжил:

— Вот и славно. Овцы обучат тебя смирению, терпению и молчанию, а в свободное время ты мысли свои можешь записывать на папирус. Кстати, Сепфора тоже владеет грамотой, так что может оказать реальную помощь.

Так и повелось: Хозарсиф учился послушанию, беседовал с Иофором, пас овец с помощью Сепфоры — одной из дочерей первосвященника, которая вечером также помогала записывать жрецу посетившие его за день мысли.

Они выгоняли стадо на зелёные луга неподалёку от храма. Но странное дело: по ту сторону залива возвышались тёмные горные кручи Синая, и они постоянно приковывали взор Хозарсифа. Как будто сама гора звала его. Хозарсиф уверился, такое знакомство должно состояться, только когда? О горе юноша слышал немало ещё в годы, проведённые в храме Амона-Ра.

— …давно уже храм Осириса, — вдруг услышал он голос Сепфоры. — Э-э-э, мечтатель, да ты я вижу, совсем не слушаешь меня? — обиделась девушка.

— Нет, нет. Просто немного задумался, — отнекивался юноша. — Иногда посещают странные мысли, и даже забирают всё внимание.

— Ты часто задумываешься, глядя на Синай, — не унималась Сепфора. — Тебя манит эта гора?

— Хорошо, хорошо, — согласился Хозарсиф. — Прости меня, если можешь, и повтори то, что я прослушал.

Та не заставила долго упрашивать себя и снова возвратилась к рассказу.

— Так вот. Храм, где служит мой отец, посвящён богу Осирису, но в нём всегда почитали единого Элоима. Ты, мне кажется, этого ещё не знаешь.

— Не знаю, — признался юноша. — Мы с твоим отцом ещё не слишком углублялись в религиозные темы.

— А зря, — сокрушённо покачала головой девушка. — Вера от религии неотделима, но к вере наш народ надобно приучать. Какой прок кочевым иудеям от переезда с место на место. Они и родились для того, чтобы стать народом Единого Бога. У нас египтяне бывают реже, чем арабы, эфиопы и семиты. Иногда даже приезжают чёрные. Синай един между Египтом и Аравией, поэтому здесь жилище Единого. Ты мне веришь?