Елена Данько - Деревянные актёры Страница 37

– Пустое. Ведь мы на войне, ты чувствуешь это, Паскуале? А на войне женщины и дети – одна помеха, – ответил я.

– А как же Розали? – спросил Паскуале.

– О, Розали – совсем другое дело.

Она бодро шагала рядом с нами, закутанная в свой чёрный плащ. Разве она жаловалась когда-нибудь на голод или усталость? Она всегда смеялась, и от этого всем становилось весело. На войне не могло быть лучшего товарища, чем Розали.

У края дороги потухал костёр. Последний язычок пламени, вспыхивая, освещал огромную ногу в жёлтом сапоге и зажигал беспокойный огонек в стекле валявшейся рядом бутылки. Слышался храп. Это караул полковника де Грамона досыпал седьмой сон. Дорога шла вниз. Запахло сыростью. Из темноты донеслось журчанье невидимого ручейка.

– Ступайте теперь налево, через мостик, мимо старого вяза. Скажите Шарлю, что и мы скоро забьем в набат, – проскрипел дядя Пьер над моим ухом и пропал в темноте.

Свернув налево, мы увидели огни. На холме вокруг замка пылали сторожевые костры мятежников.

ЛАГЕРЬ ПОВСТАНЦЕВ

– Стой! Кто идет?

Из кустов на белую от луны дорогу выпрыгнули два человека с ружьями: один – высокий, в широкополой шляпе с обвисшими краями, другой – маленький, коренастый, с головой, повязанной красным платком. Высокий в два прыжка очутился около нашей тележки и схватил Брута под уздцы.

Коренастый вскинул ружье и направил дуло в грудь метра.

– Руки вверх! Кто шелохнется, тот получит в лоб! – крикнул коренастый сиповатым голосом.

Мы подняли руки. У меня сердце замерло: вот она, война! Коренастый молча разглядывал нас. Брут храпел и пятился, тележка стала поперек дороги.

– Да стой же ты смирно, упрямый дьявол! – вполголоса уговаривал Брута высокий парень.

Коренастый опустил ружье.

– Кто вы такие? Куда идете?

– Мы друзья народа, – тихо и внятно ответил метр, – мы идём в замок де Ларош. Нам нужно видеть Шарля Оду.

– Друзья народа! Неплохо сказано, старик! – крикнул высокий, выпуская узду Брута.

– Да верно ли это? – насмешливо спросил коренастый. – Эй, Антуан, пощупай, что у них там на тележке. А вы – ни с места!

Брут потянулся к кусту близ дороги. Листья захрустели на его зубах. За моей спиной Антуан поднял крышку нашего сундука, шуршал тряпьем, рылся в наших пожитках. Вдруг он прыснул,

– Антуан? – строго сказал коренастый, не спуская глаз с метра.

– Честное слово, Жак, – захлебываясь от смеха, сказал Антуан, – сдается мне…

– Ну?

– Сдается мне, что у них тут куклы!

– Куклы? – Жак усмехнулся и подошёл к тележке.

Антуан вытаскивал одну куклу за другой. Свет луны блеснул на золочёной звезде министра. Мария-Антуанетта беззаботно улыбалась. Полишинель звякнул бубенцом.

– Полишинель! Право слово, Полишинель! – завопил Антуан. Он вертел крючконосую головку Полишинеля в руках и пищал: – Ах, дорогие мои, любезные мои… – но писк ему не удавался.

– Не дури, Антуан, – строго сказал коренастый и, подойдя к метру, положил руку на его плечо. – И не стыдно тебе, гражданин, возиться с детскими игрушками? Такое ли сейчас время? Видишь мою руку? Она крепко держит ружье. Она не даст спуску дворянчикам. Наша борьба – не на живот, а на смерть. Собирай свои игрушки, старик, и не называй себя больше другом народа! – Жак презрительно отвернулся.

Антуан молчал, раскрыв рот и не выпуская Полишинеля из рук. Метр вздрогнул, как будто его ударили. При свете луны я увидел, как потемнели его щёки. Он выпрямился, шагнул вперед и сказал сдавленным голосом:

– У каждого свое оружие, друг. Мое оружие не хуже твоего ружья. Но мне некогда спорить с тобой. Отведи меня к Шарлю Оду, он помнит, как я сражался за свободу американцев, пока проклятые англичане не отстрелили мне ногу!

Жак оглянулся. Он, видно, только теперь заметил деревянную ногу метра.

– Ты сражался за свободу американцев? – удивлённо переспросил он.

– Старый солдат не повторяет дважды того, что он сказал, – с достоинством ответил метр.

Мне показалось, что метр стал выше ростом. Жак усмехнулся, пожал плечом и сказал:

– Ну, Антуан, проводи их всех в замок, коли так, а я останусь здесь, на посту.

– Идём, идём! – весело сказал Антуан.

Он помог мне уложить кукол обратно в ящик. Тележка тронулась, поскрипывая колёсами. Мадемуазель Розали взяла метра под руку. Паскуале прошептал мне на ухо:

– Ну, разве не молодец наш метр?

Копыта Брута простучали по доскам подъемного моста. Во рву чернела спокойная вода.

Невидимый часовой окликнул со сторожевой башни над воротами:

– Кто идет?

– Гражданин! – бойко ответил Антуан.

За воротами загремел засов. Я понял, что «гражданин» – это пароль. У меня захватило дух. Сейчас мы войдём в лагерь смелых мятежников. Мы увидим тех, кто бьется за свободу не на жизнь, а на смерть!

– Кого ты притащил с собой, Антуан? – добродушно спросил всклокоченный парень с пистолетами у пояса, пропуская нас в ворота.

– Поживёшь – увидишь, – рассмеялся Антуан и повёл Брута в конец двора, где виднелась каменная конюшня.

Луна спряталась за кровлю замка. На голубоватом ночном небе замок вырисовывался чёрной громадой со своими башнями и зубцами. На широком дворе горели костры. Отблески огня плясали по серым стенам конюшни. Красные искры вспыхивали на бляшках конской сбруи, лежавшей между телег с фуражом. Тени людей метались по каменным плитам двора.

Нас окружили вооруженные люди.

– Вы откуда? – спросил рыжий бородач в рваной солдатской шинели, дожёвывая ломоть хлеба.

– Что нового слышно? Как там в деревне насчёт королевских войск? – быстро спрашивал метра чернявый парень с охотничьим ножом за поясом.

– Батюшки, никак Антуан свою родню в замок привел! – смеясь говорил парнишка чуть постарше меня, проталкиваясь ко мне и к Паскуале. За плечом у него торчало большое старинное ружье.

Метр улыбался всем, блестя чёрными глазами.

– Проведите нас к Шарлю Оду, мы принесли ему важные новости, – сказал он.

– Пропустите их к нашему капитану! – крикнул Антуан.

Вооруженные люди расступились. Антуан повёл нас в замок. В огромном зале горели факелы, приделанные наспех к бронзовым канделябрам. На диванах и на ковре спали сменившиеся караульные. Во сне они не выпускали из рук оружия,

Деревяшка звонко выстукивала шаги метра на паркете. Гулкий потолок вторил ей эхом. У окна сидел широкоплечий мужчина с седой, кудлатой головой. Его большие загорелые руки лежали на лакированном столике. Это был настоящий великан. Казалось, если он стукнет легонько кулаком, лакированный столик превратится, в щепы.

– Это и есть наш капитан, – шепнул мне Антуан. Шарль Оду слушал, что говорил ему на ухо молодой человек в разодранном мундире, с рукой на перевязи. Свеча освещала седую прядь над кирпично-красным виском капитана. На столе лежали пистолеты и был рассыпан табак. Капитан повернул к нам лицо, защищая глаза от свечи широкой ладонью. Метр Миньяр выступил вперед.

– Шарль Оду, ты помнишь меня? Помнишь, как мы вышибали англичан из Иорктоуна? – спросил метр, и голос его дрогнул.

– Пти-Миньяр! Пти-Миньяр, здорово, старый товарищ! – воскликнул Шарль Оду, вскочив на ноги.

Он тряс своей лапищей руку метра, седые волосы торчали, как грива, на его голове. Белый рубец от старой раны пересекал лоб, шёл между бровей на правую щеку и терялся в щетинистой бороде.

– Откуда ты, что делаешь? А это кто? Дочь твоего брата, того, что умер в Бастилии? – спрашивал Шарль Оду и улыбался, показывая белые, крепкие зубы.

– Антуан, голубчик, добудь что-нибудь на ужин моим гостям, – попросил Шарль Оду.

Метр остановил его.

– Это потом, Шарль. Теперь слушай меня. Мы были в деревне, где стоит де Грамон со своим отрядом… в десяти лье отсюда…

Шарль Оду усадил метра за столик. Молодой человек с перевязанной рукой разостлал на столике измятую карту. Все трое нагнулись над ней.

Розали, Паскуале и я уселись в углу на бархатной скамейке. Почерневшие портреты важных господ сурово смотрели на нас из золочёных рам. В конце зала слышались шаги, негромкий говор, стук прикладов. Спавшие мятежники просыпались и уходили, на их место приходили другие.

Свеча на лакированном столике освещала худые пальцы метра, двигавшиеся по карте, и склоненные головы его собеседников. Метр говорил отрывисто:

– В деревне стоит один эскадрон, то есть сто двадцать человек с лошадьми. Солдаты пьянствуют. Караульные спят на постах. Мы вышли из деревни после зари, и нас не окликнул ни один часовой… Крестьяне неспокойны. Де Грамон отбирает у них последние припасы для прокорма своего отряда… С такими силами, какие у де Грамона сейчас, он не решится напасть на замок. Крестьяне восстанут неминуемо, если он выведет солдат из деревни. Но де Грамон ждёт подкрепления. Когда подкрепление подойдёт, он сможет часть войск оставить в деревне, чтобы не допустить восстания, а остальных двинет на вас, Шарль Оду. Де Грамону дан приказ взять замок во что бы то ни стало и потушить мятеж. Твоя голова, Шарль, оценена в пятьсот ливров…