АБ МИШЕ - У чёрного моря Страница 37

Город считался интернациональным. (Погромы словно не в счёт.)

“Десять племён рядом... одно курьёзнее другого: начали с того, что смеялись друг над другом, а потом научились смеяться и над собою, и надо всем на свете, даже над тем, что болит, и даже над тем, что любимо. Постепенно стёрли друг о дружку свои обычаи, отучились принимать чересчур всерьёз свои собственные алтари, постепенно вникли в одну важную тайну мира сего: что твоя святыня у соседа чепуха, а ведь сосед тоже не вор и не бродяга; может быть, он прав, а может быть, и нет, убиваться не стоит” - такова у Жаботинского (“Пятеро”) Одесса начала двадцатого века.

Однако в том же романе описывает он погром 1905 года, который, как и прошлые, 19-го века погромы, несколько темнит лазурную картину межнационального братства. Но кому хочется вспоминать дурное? На одесском небе взаимотерпимости отсверкивали русские и еврейские звёзды: Пушкин, Менделеев, Чайковский, Мечников, Бялик, Дубнов, Шолом-Алейхем - сколько великих побывало в одесситах! А сколько помельче?..

Германия, Франция, Россия, Тора, идиш - натекали струи, сливаясь в чаше Одессы. И вот: сперва еврейское, под корень, а вослед славянское, с оглядкой, но неуклонно - всё под один жернов. Примитив недочеловеков с их Бяликом, Пушкиным и Шевченкой должна была заменить великая румынская культура, культура всех культурней, ибо вдруг выяснилось прямое родство румын с древними римлянами. Не случайно губернатор Алексяну обожал именно Вергилия.

Румыны разбирались в культуре. Точнее: разбирались с культурой. Когда одесские воры в погоне за редкой коллекцией штурмовали Музей западного и восточного искусства и по водосточным трубам на крышу, оттуда через чердак внутрь, вниз, в залы, вскипающие лепкой и позолотой, влетели - то: ах, мать твою! пусто! голо! смитьё на полу, обскакали румыны, обчистили всё, суки, к себе упёрли!..

Начальник областной полиции Велческу, отправивший всех евреев в гетто, заодно не забыл вывезти из Одессы “громадное количество дорогой мебели, ценнейшие библиотеки, антикварные вещи, меха, картины Рембрандта, Репина, Васнецова” (из справки ЧГК). Полковник Велческу - не Сарра Соломоновна, ревнительница “мовы”.

Румынские хозяева прибирали к рукам что только можно. В феврале 1944 г. на камнерезательные предприятия Бухареста поступил 831 кубический метр мраморных плит с еврейского кладбища Одессы (среди них надгробие С. Фруга). Руководители сигуранцы настолько увлеклись грабежом, что сами румыны их посадили в тюрьму.

После освобождения Одессы, в январе 1945 года городская комиссия итожила оккупацию города. Уничтожены около 50 школ, в том числе знаменитая музыкальная школа Столярского с концертным залом и богатой библиотекой. Вывезены в Румынию полмиллиона экспонатов Историко-археологического музея стоимостью 7 миллионов золотых рублей, весь Музей Революции, на три миллиона рублей золотом ограблен Краеведческий музей. Из школ, библиотек, клубов, квартир текли в Румынию картины, скульптуры, мебель, книги, музыкальные инструменты... Областная библиотека потеряла почти 150 тысяч томов. Из Оперного театра оккупанты утащили реквизит, костюмы и ноты, а здание театра - из лучших в мире - заминировали, только паника бегства помешала взорвать.

Где, спрашивается, римляне и где румыны?

Рим: цезари, котурны, центурионы меднолобые, патрицианки нежнобелые, Колизей - великолепие империи. А в Одессе весёлый трамвай, казачий хор в оперном театре, мамалыга, свобода торговать и сигуранца.

А. Воловцева (медсестра, заявление в ЧГК, май 1944 г.): “Во время вражеской оккупации мы [с матерью Сандун Марией Антоновной]были арестованы за укрывательство у себя в квартире еврея Заксмана Александра...

Заксман был обнаружен за платяным шкафом во время обыска агентом полиции Червинским... Несмотря на наши мольбы пощадить нас Червинский был неумолим, приставив к нам охрану из двух агентов, бывших с ним, пошёл в полицию заявить о своём открытии... Двое агентов, приставленных к нам, очевидно боясь оставаться в квартире, вышли во двор. Я этим воспользовалась и запрятала Заксмана в отверстие, сделанное высоко в наружной стене нашей квартире, эта стена выходила в тёмный коридор.

Через три четверти часа к дому подъехала грузовая машина с отрядом полиции, обыскали нашу квартиру и весь дом. Ничего не нашли. Меня и маму повезли в полицию. Отвели в подвал... Вызвали нас на допрос. Набросились на меня с кулаками и площадной бранью: “Куда жида девала? Мы тебе покажем, как жидов прятать! Будешь там, где все жиды”. [Мать освободили, указав адрес, куда ей нужно немедленно идти, а]меня под конвоем отправили в тюрьму...

Когда мама явилась по указанному ей адресу... её приняла женщина, которая назвала себя адвокатом военно-полевого суда Фёдоровой. Фёдорова учинила маме допрос: прятали ли еврея и куда он девался. Записав мамины показания, она сказала, что это дело обойдётся в 2 тысячи марок - “я вам помогу в этом деле”.

Первую тысячу марок она велела принесть назавтра... Вторую тысячу марок Фёдорова разрешила внесть через неделю частями по 500 марок, так как мама жаловалась, что ей очень тяжело давать такие деньги и в такой короткий срок... надо продавать вещи. Фёдорова велела маме приходить к ней через день на допрос и всякий раз выматывала душу, запугивала, если у вас кого-либо обнаружат, вы будете осуждены.

Через месяц, т.е. 1 сентября 1942 г. меня выпустили из тюрьмы, но Фёдорова меня в покое не оставляла, велела так же, как и маме, через день или два к ней являться на допросы. Она мне заявила, ваше дело должен ещё разбирать генерал, вас могут ещё судить, тогда мы вам также поможем... Вообщем это дело нам стоило ещё тысячу марок.

Не прошло и 2-х недель, как нас снова арестовывают и отправляют в жандармерию. Здесь с нами расправились по-зверски, били ногами, о стену головой, железным прутом по голове... Через 2 дня нас измученных освободили. Через месяц снова пришли за нами из полиции, но допросив освободили.

Несмотря на все эти пытки и переживания, нам удалось спасти Заксмана, дождаться наших дорогих освободителей...”

Ублажая горожан, румынские власти пойманного на взятке чиновника водили напоказ по городу в кандалах и с надписью на груди “Взяточник”. Чиновник был украинец, о румынах вслух не полагалось.

А. Лебединский: “Никакое, даже самое законное обращение в какую-либо инстанцию не давало результата, если не подкреплялось взяткой... Были “таксы” - за проступок можно было откупиться в полиции у агента марок за 300-500, у комиссара за 1-1,5 тысяч, если дело уже пошло в суд - то у прокурора за 5-6 тыс. марок; грабитель... отпускался за 10-15 тыс. марок, убийца - за 20-50 тыс. марок в зависимости от тяжести улик. Комиссары и прокуроры брали взятки... за то, чтобы арестовать и держать в тюрьме кого-либо. В частности, за мой арест украинские национал-шовинисты дали 15 тыс. марок прокурору военно-полевого суда... который должен был из этой суммы отдать часть своему начальнику-генеральному военному прокурору... за то, чтобы посмотреть текст моих показаний те же националисты заплатили переводчику 500 марок... “Передаточной инстанцией” для взяток служили переводчики при прокурорах. Роль адвокатов сводилась также к тому, чтобы передавать взятки прокурорам, в зависимости от чего “дело решалось” (процесс суда... был чистой формальностью)”.

А. Дьяконов (адвокат, заявление в ЧГК, май 1944 г.): “Как метод работы по всем судебно-следственным учреждениям румын царила взятка... Когда летом 1942 года Центральная Сигуранца возбудила против меня дело за укрывательство евреев, ведший дело комиссар Ионеску взял взятку за более мягкие выводы в заключении по делу. После этого дело перешло в Военный Суд и попало к следователю (прокурору) Атанаску, который арестовал меня и взял взятку у моей жены за благополучный исход по делу, что в действительности и произошло. Во время моего ареста как подозрительного в марте 1942 года была уплачена взятка комиссару Сигуранцы Грекулу за проведение в комиссии моего освобождения.

Секретарь Суда Зембряну взял с меня взятку за ликвидацию дела по доносу на меня инженера Панкратова о том, что я советский прокурор и в своё время обвинял его.

...По рассказу Брейтбарта [сидевшего вместе с Дьяконовым]и его жены они уплачивали крупные взятки полицейским за то, что они не трогали их как евреев и за деньги даже учинили им в паспортах надписи, что... в действительности они караим и русская.

Прокурор Буду брал деньги за освобождение от высылки в гетто евреев (признавая их не евреями) и за продление времени пребывания на Слободке до выезда в Берёзовку”.

Е. Хозе: “Александр Васильевич Дьяконов - один из талантливейших адвокатов, высоко эрудированный человек лет 50, до войны увлекался музыкой, выступал на любительских сценах с сольными концертами (Шопен, Лист и др.).