Сухбат Афлатуни - Поклонение волхвов. Книга 2 Страница 38

Макамат зангуле, Солнце в башне Козерога. Крепостные стены завершены. Башня Сестры, башня Близнеца, башня Вдовы, башня Льва, башня Врага. И еще одна башня, Трех Царей, единственная, в основании которой не погребен локон, единственная, в которой есть ворота. Через них Город Прокаженных общается с миром, через них прокаженные со всех климатов приходят в Город и становятся его жителями. Некоторые со временем исцеляются. Одни исцеленные уходят через ворота Трех Царей обратно в мир, другие остаются и помогают в строительстве. Город имеет форму круга. У каждой башни свой оттенок, благодаря особой кладке кирпича и составу глины. Глина здесь особая, певчая. Когда дует ветер, каждая из башен издает свой тон. В середине Города вырыт широкий и глубокий колодец-сардоба, покрытый куполом. Со дна его черпают воду для питья. В колодец спускаются веревочные лестницы, они ведут в норы, которыми изрыта верхняя, самая широкая часть колодца. В этих норах прячутся от зноя, от стужи и от русских. Но русские бывают здесь редко, за все годы один отряд, один топограф и один врач в пенсне. Отряд, покружив под башнями и напылив, ускакал дальше; врач умер от солнечного удара, топограф долго чертил, измерял да и сошел под вечер с ума. Гаспару жаль их. Иногда из черных вод его памяти всплывают то русский романс, то церковное пение, то причитание матери. Раз в год, в декабре, в Городе Прокаженных устраивают праздник. На башнях загораются костры, ворота Трех Царей распахиваются. Звучит макамат зангуле, на трех верблюдах в Город въезжают три великих царя. Из подземного храма выносят звезду в серебряной оправе. Солнце в башне Козерога, макамат зангуле.

Макамат хиджаз, Солнце в башне Водолея. Прискакал молодой всадник, рожденный под знаком Водолея, из сынов десятого климата. Сказал, что он — великий князь Николай Константинович Романов, и спросил воды. Гаспар сам поднес ему воды. «Хорошая вода, давно такой здесь не пил. Переведите ему», — сказал великий князь. Гаспар молчал — перед ним стоял человек звезды. Ночью князь пришел к нему снова, уже один, бледный, с дрожащими губами. «Твоя звезда сильнее. Кто ты?» — «Я — строитель этого Города по кличке Гаспар. Я родился сорок семь лет назад, в той же стране, что и ты, жил в той же столице ее, что и ты. По оговору меня вначале заковали, хотели казнить, потом заменили смертный приговор ссылкой в киргизские степи». «Моя история похожа на твою, — ответил князь. — Я родился двадцать семь лет назад в той же стране, что и ты, жил в том же городе, что и ты. По оговору меня вначале заковали, хотели тайно убить, потом заменили смерть ссылкой в киргизские степи. Я живу в Оренбурге, тоска… Но скажи, как твое настоящее имя?» «Своего настоящего имени человек не знает, его он слышит только в момент смерти. Когда меня первый раз продавали в рабство, то назвали Джура, так они называли всех русских рабов. Когда я бежал и примкнул к артели строителей, они дали мне имя Гаспар, так называют всех русских строителей. Это имя мне понравилось. Когда меня снова продавали в рабство, я попросил и Абдулла-Живот сохранил мне это имя. А раньше, давно, меня звали так же, как и тебя — Николаем… Николаем Петровичем Триярским, если это бессмысленное сочетание звуков способно что-то сказать». Где-то пискнула летучая мышь. «Это сочетание звуков мне говорит очень много, — проговорил молодой князь. — Говорят, в раннем детстве меня подменили, и на самом деле я сын Николая Первого и женщины, которую он любил. Варвары Петровны Маринелли. Урожденной Триярской. Если это так, то вы — мой дядя, а я — ваш племянник». Гаспар посмотрел на него: «Если бы я не разучился плакать, то этот колодец переполнился бы сейчас от моих слез. Если бы я не разучился радоваться, то на каждой башне сейчас запылал бы костер. Но к чему мешать пресную воду с солью и тратить понапрасну дрова? Я разучился и плакать, и радоваться, и твои слова для меня почти такое же бессмысленное сочетание звуков, как и мое бывшее имя, как и то, что я сейчас говорю. — Помолчав, добавил: — Расскажи лучше, как ты завладел звездой. Только подожди, я позову музыканта. Макамат хиджаз способен придать смысл любому самому бессмысленному сочетанию слов». Пришел музыкант с повязкой на лице, тронул струны. Молодой князь начал: «В Англии меня познакомили с одним журналистом, который мог вызывать души умерших и получать от них ответы. Он вызвал для меня дух покойного государя. Дух написал, что единственный способ доказать мое право на престол и получить дар власти — завладеть звездой. Он указал, что она находится в иконе, которой он благословил на брак своего сына Константина, моего предполагаемого отца». «Безумец! — прервал его Гаспар, — никогда ничего не нужно выпытывать у мертвых. Все, что нужно, они сообщают сами. Когда у них что-то выпытывают, вместо них говорят бесы с зеленой кожей». Молодой князь продолжал: «Вернувшись в Петербург, я разыскал эту икону. Это была икона Владимирской Божией Матери, хранилась она в Мраморном дворце. Вся риза ее была украшена драгоценными камнями. Как узнать, который из них звезда? Я долго стоял перед ней, делая вид, что молюсь. Взгляд мой все больше привлекали три бриллианта, светившиеся в полумраке. Я сказал своему адъютанту, которому доверял, как самому себе, тайно вытащить эти бриллианты из ризы, вставив временно вместо них стекляшки, и отнести к ювелиру, чтобы тот определил… Я не собирался воровать эти камни, если бы одним из них оказалась звезда, я бы только заменил на более ценный, у меня уже была собрана нужная сумма». — «Безумец! Нельзя похищать звезду, она должна прийти сама. Тот, кто пытается ее похитить, теряет рассудок». — «Я не хотел похищать… Только заменить более ценным камнем. Но во сне я услышал женский голос, просивший меня не делать этого. Утром я первым делом кликнул своего адъютанта, чтобы остановить. Его нигде не было. Дальше началось что-то дикое. Моя мать почему-то именно в то утро решила приложиться к этой иконе. На месте бриллиантов темнели дырки, он почему-то не вставил туда стекляшки, забыл или торопился. Отец вызвал полицию, бриллианты быстро нашлись, но почему-то заложенные в ломбард. Установили, что их отнес туда мой адъютант. На допросе он сказал, что отнес их туда по моему приказу. Обыскали мой кабинет — нашли в столе ту сумму, которую я подготовил для покупки бриллианта для замены. Решили, что это те деньги, которые были получены за заложенные камни, хотя в ломбарде называли сумму гораздо меньшую. Дело быстро раздули, мать сама сообщила государю, создали особую комиссию. Они считали, что я просто нуждался в деньгах и эти деньги собирался отослать женщине, американке, с которой был близок. Я клялся, что не похищал их для того, чтобы заложить; это ведь было правдой. Мне не верили, все было против меня. Мать сказала: „Ты — не наш сын“. Произнесла она это так, что было ясно, что сказано это не в переносном значении, а в прямом. Что все эти годы она словно ждала повода, чтобы произнести эту фразу. И добавила: „А нашего сына, нашего первенца, уже нет“. Что мне было делать? Я рассказал им о звезде. Меня внимательно выслушали и объявили сумасшедшим. Заперли, стали пичкать лекарствами. Били, подсовывали игрушки. Я пытался покончить с собой, на меня натягивали смирительную рубашку. В одну из таких минут я стал молиться Божией Матери, прося простить меня, что поднял руку на икону, и дать мне умереть. В это время мне выкручивали руки и лили на затылок холодную воду. Я уже почти лишался сознания и тут увидел свет. И тот же женский голос, который обращался ко мне той ночью, сказал: „Простить не могу, могу только молить, чтобы тебя простили. Но пожалеть могу. Не те камни ты за звезду принял. Вот она“. В мою ладонь лег маленький невзрачный камень. Никогда бы не подумал… Как только лег, сверкнул необыкновенным светом и снова погас. С того дня отношение ко мне стало лучше. Почти не били, прекратились лекарства. Звезду прятал во рту, потом случайно проглотил ее. Ну, думал… выйдет… со временем…» — «Безумец! Войдя в уста человека, звезда остается в нем до смерти. Впрочем, и я прятал во рту и проглотил, когда первый раз продавали в рабство». — «Что же мне делать, Гаспар?» — «Забыть. Забыть о прежней жизни, о Петербурге, о праве на престол. Создавать свой мир здесь, в пустыне. Свою Империю, свой Город. В Оренбурге, а лучше — в каком-нибудь Ташкенте, с чистого листа. Это и есть путь человека звезды. У него все сбывается, только не там, и не так, и не тогда… Я мечтал быть архитектором, мечтал строить новые города для людей будущего из железа и стекла в России и Европе. И это сбылось. Я строю город для прокаженных, Моховкент[43], Лепроград, из глины и песка, среди азиатской пустыни». Князь поднялся: «Тогда я стану правителем пустыни, Государем Всея Пустыни. Я пророю здесь каналы, насажу деревья, разведу сады. Построю железную дорогу, я уже начал готовить проект. Я выстрою каменные дома, самым величественным будет мой дворец… Готов ли ты помогать мне в этом?» — «Люди звезды могут помогать друг другу только в детстве и юности. У меня был юный ученик, я помогал ему, он помогал мне. Но он был человеком звезды, и, как только голос его загрубел, а лица коснулась бритва, он ушел. Когда звезда Рождества раскололась на части, люди стали…» Но тут музыкант завершил макамат хиджаз, и Гаспар замолчал, чтобы не пачкать речью тишину. Молодой князь уже стоял возле башни Сестры. «Последний вопрос. Что сталось с моей подлинной матерью, вашей сестрой? Можно ли ее повидать?» — «Это не принесет тебе счастья». — «Мне не нужно счастье. Счастье делает слабым». — «Да, это слова человека звезды. Но иногда необходимо быть слабым. Сильный человек, неспособный испытывать слабость, никогда не познает, что такое сила. Мужчина, не способный чувствовать себя женщиной, никогда не познает, что такое мужество. Взрослый, не способный вести себя как ребенок, никогда не познает, что такое взрослость». Молодой князь вышел через ворота Трех Царей, которые сами распахнулись перед ним. Звякнула упряжь, простучали копыта. Гаспар упал на глину и пролежал неподвижно остаток ночи. Утром оказалось, что вода в колодце за ночь стала соленой, на башнях обнаружили погасшие угли. Солнце в башне Водолея, макамат хиджаз.