Андрей Геласимов - Степные боги Страница 39

– Во дает, – протянул тот. – Я бы уже задохнулся.

– Сахта… закрывать… нада, – прерывисто сказал Хиротаро. – Все рюди опасно…

– Пойдешь вот с этим вот пацаном, – перебил его Одинцов. – Там в деревне другой пацан загибается. Поможешь. Ты ведь врач.

– Я врач, да, врач, – быстро закивал головой Хиротаро. – Русская, японская, всех рецить нада. Сахта опасно… Сахта закрывать нада…

– Да сбрендил он, товарищ старший лейтенант, – вразвалочку подходя к ним, сказал ефрейтор Соколов. – Он мне еще два дня назад про это талдычил. Им волю дай – они бы все наши шахты позакрывали. Диверсант хренов! Разрешите, я его до Разгуляевки сопровожу? У меня не сбежит.

Одинцов нахмурился.

– Почему воду запретили ему давать? – не глядя на ефрейтора, сухо спросил он.

– Виноват.

Соколов замолчал и непонимающе уставился на Одинцова.

– У вас со слухом проблемы? Я повторю, – Одинцов начал говорить медленно, почти по слогам: – Почему этот военнопленный не получал воды? И вообще, как стоите, ефрейтор! Смирно! Отвечать по форме!

Соколов вытянулся, быстро застегнул верхнюю пуговицу и одернул гимнастерку из-под ремня.

– Виноват, товарищ старший лейтенант! Военнопленный номер 251 был лишен продовольственного и питьевого довольствия за постоянные нарушения лагерного распорядка… Бегает он, товарищ старший лейтенант. Травки какие-то собирает.

В голосе ефрейтора Соколова звучали непривычные нотки покорности и даже как будто испуга перед начальством. От его обычной вальяжной манеры почему-то не осталось и следа.

– Охранять надо лучше, – продолжал отчитывать его Одинцов. – Распустились! А это что? – вдруг удивленно сказал он, опуская взгляд себе под ноги. – Что это еще такое?

Хиротаро ползал на корточках рядом с его начищенными по случаю похода к танкистам сапогами и чертил в пыли какие-то рисунки и цифры.

– Встать! – заорал ефрейтор, пнув японца носком сапога в бок.

Но Хиротаро продолжал быстро скрести по земле ручкой ковшика, как будто пинок его совсем не касался, как будто пнули кого-то совершенно другого.

– Встать, я кому сказал!

Соколов снова пнул Хиротаро, и тот скорчился от боли.

– Не бей! – закричал Петька, выныривая между ефрейтором и японцем. – Мне врач нужен! Покалечишь – кто Валерку лечить будет?

– А ну, брысь! – рявкнул ефрейтор, отшвырнув Петьку в сторону.

– Отставить! – закричал на него Одинцов. – Немедленно прекратить!

Ефрейтор послушно вытянулся, а Хиротаро, довольный тем, что успел закончить свои каракули, наконец поднялся с земли и отрывисто поклонился старшему лейтенанту.

– Господин офицер дорзен рисунки смотреть… Оцень вазный рисунки…

– Господ у нас еще в семнадцатом году всех прищучили, – сказал Одинцов.

Однако остановить Хиротаро было уже невозможно.

– Рюди на сахта бореть будут, умирать будут. Сахта закрыть нада. Сахта работать нерьзя…

Одинцов опустил взгляд на каракули японца.

– Ничего не понимаю, – пробормотал он. – Могилы какие-то.

Хиротаро действительно нарисовал на земле два могильных холмика с крестами. Под левой могилкой была нацарапана цифра «20», под правой – «3».

– Это наса сахта, – сказал Хиротаро, ткнув ковшиком в левую могилку. – Двадцать церовек умер. А это другой сахта, – он указал на холмик с крестом справа. – Три церовек умер… Двадцать церовек, три церовек – думай. Оцень борьсой разница.

Хиротаро застыл перед Одинцовым, вытянув вперед правую руку с выставленными на ней тремя пальцами.

– Да чего тут думать, – сказал ефрейтор Соколов. – Работать не хотят, вот и дохнут. Саботируют добычу полезных ископаемых. Им легче подохнуть, чем трудиться на благо коммунизма. Назло ведь нам дохнут, суки.

– Подождите, ефрейтор, – поморщился Одинцов. – Тут действительно что-то не так…

– Товарищ старший лейтенант, – жалобно протянул Петька. – Помрет ведь Валерка. Отпустите японца со мной.

– Разрешите сопровождать их до Разгуляевки? – снова вытянулся Соколов.

– Да погодите вы оба, – отмахнулся от них Одинцов и внимательно посмотрел на Хиротаро. – А в чем причина, по вашему мнению?

– Оцень трудно сказать, – ответил тот, опуская руку с растопыренными пальцами. – Но здесь… эта сахта – мутация. Растения другой стар. Изменирся. Неправирьный цветок стар… Другой сахта мутация нет. Цветок оцень правирьный. Хоросий цветок…

– Ничего не понимаю, – пробормотал Одинцов. – При чем здесь цветы?

– Товарищ старший лейтенант, – снова затянул Петька. – Нам врач нужен. Прикажите ему идти.

Одинцов перевел хмурый взгляд на Петьку, о чем-то секунду подумал и наконец кивнул.

– Ладно. Я потом с ним поговорю. После.

– Мне их сопровождать? – услужливо склонился в сторону Одинцова ефрейтор.

– Нет. Отправьте кого-нибудь из рядовых. У вас в лагере забот хватает.

Старший лейтенант развернулся и пошел по плацу в сторону столовой, куда в этот момент строем подходил взвод охраны. Ефрейтор несколько секунд смотрел, прищурившись, ему в спину, затем сплюнул на землю и вразвалочку направился к себе в каптерку.

Впрочем, он все же добился своего. Когда Петька, Хиротаро и выделенный для конвоирования охранник свернули с лагерной дороги в лесок, он неожиданно вышел из-за куста.

– Свободен, – коротко сказал он охраннику и подмигнул Петьке. – Доставим твоего японца, не бзди.

– Ты же сам только что меня с ними отправил… – заговорил охранник, но Соколов нетерпеливо махнул на него рукой.

– Исчезни, – сказал он. – Вякнешь старлею – неделю будешь у меня драить толчки.

– Чо сразу толчки-то? – пробурчал охранник, подтягивая ремень карабина и поворачиваясь, чтобы уйти.

– И ужин в каптерку мне занесешь! – крикнул ему в спину ефрейтор. – Понял?

– Да понял я, понял, – не оборачиваясь, ответил охранник и скрылся за поворотом.

Соколов снова подмигнул Петьке веселым зеленым глазом.

– Вот так вот. А то будет он мне – нельзя да нельзя. Командир нашелся. До старшего лейтенанта любой дурак дослужиться сумеет. Ты до ефрейтора дослужись!

Соколов засмеялся и безмятежно потянулся всем телом, как будто только что проснулся или закончил тяжелую скучную работу.

– А все почему? Потому что сила, пацан, у ефрейтора. Ладно, повели твоего японца. У вас там, говорят, мужики с фронта вернулись?

– Ага, – кивнул Петька.

– И, говорят, моей Алены муж?

– Ну да. С обеда уже на станцию все ушли. Там их встречают.

– Так пошли тогда в деревню скорей. Может, успею еще разок.

Соколов мечтательно улыбнулся и толкнул Хиротаро в плечо.

– Вперед! Уснул, что ли?

* * *

Хиротаро не очень понимал, куда и зачем его ведут. Мальчик и охранник говорили между собой так быстро, что в его затуманенном сознании весь их разговор отражался как блики на воде в солнечный день. То есть он как будто улавливал отдельные яркие всполохи, дрожащие на водной ряби, однако самого солнца увидеть не мог. Оно постоянно дробилось и никак не хотело складываться в понятный отчетливый круг.

К тому же его сильно мутило. Ковшик воды, жадно выпитый на плацу, булькал у него теперь внутри при каждом шаге, ощутимо и неприятно переливался и вот-вот грозил вырваться наружу. Хиротаро думал о том, что кактус устроен гораздо эффективнее человека, поскольку легко удерживает в себе любую влагу, и что когда он сам наконец умрет, он бы хотел родиться снова обязательно кактусом – чтобы его не тошнило вот так, как сейчас, и чтобы рядом не бегал этот русский мальчишка, а этот охранник не толкал его в спину, потому что там на спине будут большие и острые колючки. Хиротаро представлял себе знойную сухую пустыню, посреди которой он будет прислушиваться к бесконечному шелесту песка, и радовался мысли о том, что у него больше не будет тела.

– А ты Алениного пацана знаешь? – говорил тем временем ефрейтор Соколов Петьке.

– Леньку Козыря? Конечно, знаю, – ответил тот, а затем еще для чего-то соврал: – Мы с ним дружим.

– Понятное дело. А почему его, кстати, Козырем-то зовут?

– Козырный – вот и зовут.

Отставший от них японец негромко промычал что-то, склонился к большому кусту на обочине и содрогнулся в приступе рвоты. Петька остановился, и в этот момент мимо него в сторону Разгуляевки пронеслась председательская бричка.

На облучке Петька успел заметить почтальона дядю Игната. Из следующей брички, которая летела уже в клубах пыли, поднятой первым экипажем, кто-то плюнул в Петьку и весело засмеялся, а сидящий на облучке рядом с кучером гармонист растянул меха и, лихо подсвистывая сам себе, рванул «Яблочко». Следом за этой второй бричкой подпрыгивала на ухабах простая телега, а в ней подпрыгивали пыльные люди в городской одежде. На шеях у них висели фотоаппараты.

Петька вытер со щеки чужую слюну, продолжая глядеть вслед развеселой компании, и увидел, как дядя Игнат обернулся к своим седокам. В следующее мгновение бричка остановилась, и над ее верхним краем показалась голова какого-то мужика в военной форме. На груди у него ярко сверкнула на солнце Золотая Звезда Героя. Вторая бричка и телега с городскими тоже остановились, едва не сцепившись ступицами колес. Хиротаро продолжал блевать у большого куста. Ефрейтор Соколов, прищурив глаза от поднятой пыли, настороженно смотрел на неожиданно остановившуюся процессию.