Степан Злобин - Степан Разин (Книга 1) Страница 39

Другая часть казаков ринулась по аулам Едичульской орды, предавая их пламени и разорению. Ворвавшись в ногайские Степи, казаки захватывали табуны лошадей, отгоняли овец; связанных воинов гнали в плен за Черкасск...

В погоне за упорным, неутомимым отрядом ногайцев Степан взлетел на высокий курган, с которого были видны азовские башни, как часовые, стоявшие по обе стороны Дона, башни, между которыми были протянуты цепи, загородившие Дон. На левом крутом берегу темнели среди снегов каменные стены и башни самой крепости.

«Вот он, несокрушимый замок на воротах моря. Бельмо на глазу казацкого Дона!»

Лет сорок назад казаки решили разделаться с турецкой твердыней. Об этом поет старинная песня, которую знает весь Дон. Ударили казаки на Азов, выбили турок и крымцев, и стал Азов русской крепостью у ворот моря. Кабы тогда царь прислал воевод, кабы прислал пушек да пороху... Нет, не пособила Москва. Сколько казацкой крови попролито на стенах, а после того как царь указал возвратить твердыню обратно султану, турки построили новые башни... И с тех пор, как бояре не дали помощи казакам и заставили возвратить приморскую крепость в поганые басурманские руки, особенно невзлюбили казаки бояр... Азов был славой казачества, и Азов стал бесславьем его по боярской воле... Не раз и Тимош Разя рассказывал сыновьям, как сидели они в великом осадном сидении в Азове...

«Батьки попримерли ныне, а стены, политые верной их кровью, стоят... Ударить сейчас на стены взятьем, – не ждут гололобые в городе православных, ворваться в город! Сколь славы нам будет вовеки за эко великое дело!..»

От этих мгновенно мелькнувших мыслей у Степана под кожухом по всей спине выступил пот, рука сжала саблю, и только стрела, которая свистнула над головою, заставила казака опомниться и пуститься дальше в погоню...

В виду Азова съехались крестный и крестник к ночлегу, к расставленным казаками шатрам, у которых дымились костры.

С Козыева Улуса и Едичульской орды крымский хан мог собрать не менее пяти тысяч из десяти, обещанных им на помощь панам. Теперь только пленников, угнанных из Едичульской орды, было около двух с половиною тысяч.

– Эх, время для славы приспело, крестный! Давай-ка ударимся на Азов?! – увлеченный победой, воскликнул Степан. – Велишь – тотчас в город влезу всему Дону в радость!

– Когда волки в степи человека обстали, время ли мыслить о том, как он на медведя с рогатиной выйдет! – ответил Корнила. – Покуда с панами война, не осилить русской державе войны с султаном. Постой, вот панов поколотим, тогда нам, бог даст, государь на Азов укажет...

Они ночевали хозяевами. Знали, что не посмеют к их стану приблизиться крымцы.

И, несмотря на сдерживающее слово Корнилы, Степан не мог без боевого волнения смотреть на азовские башни. В ушах у него сама собою слышалась осадная пальба, а глазам представлялись казаки, лезущие по приставным лестницам на каменные стены Азова...

Вдруг поутру с башни Азова, гулко отдавшись в серебряной снежной степи, ударила одинокая пушка. Ядро, высоко всплеснув воду, плюхнулось в незамерзший Дон, а из ворот города тотчас выехало с десяток всадников. Словно в явное пренебрежение к казацкой силе, эта горстка азовцев спустилась к Дону, села в ладью и стала бесстрашно переправляться на правый берег.

Войсковой атаман и его есаулы, по удару пушки вышедшие из шатров, наблюдали приближение ладьи.

– А ну, Стенька, скачи с казаками к бережку послов стретить. Ты ноне в посольских бывалый, – велел Корнила, – а я приоденусь пышнее, барашков велю варить. Они небось постны к нам едут: ведают черти, что досыта их накормлю!

В Азове давно уже было известно, что калмыки пограбили и сожгли аулы Казыева Улуса. Крымский хан без ведома турок сам не посмел бы вторгнуться на казацкие земли. Азов понадеялся на «авось» и указал послать Едичульскую орду в погоню за калмыками прямым путем, почти мимо Черкасска. Войсковой атаман понимал, что турецкий посол теперь будет разыгрывать, будто ему ничего не известно о дерзком походе ногайцев...

Рослый обрюзгший азовский мурза со свитой и переводчиком вошел в шатер Корнилы, где было уже приготовлено угощение. Мурза спросил о здоровье султанского величества. Потом они оба осведомились о здоровье друг друга. Уселись. Турок притворно, будто не знал, спросил, заключила ли мир Москва с поляками. Корнила ответил, что, слава богу, послы говорят о мире и кровь на полях перестала литься.

И только уже за едой, ловко управляясь с головою барана, мурза со скрытой усмешкой спросил атамана:

– За сайгаками, что ли, так далеко ускакали казаки?

– Едичульских ногайцев маленько пришли поучить, – спокойно ответил Корнила.

– Чего ж ты на них? – спросил турок так, словно ему было это почти безразлично и спрашивал он лишь из вежливости, изобразив любопытство.

– Мыслили дурни, что мы на войне, да полезли в казацкие земли, ан государь казаков отпустил из Польши... И наскочила коза на капусту...

Мурза засмеялся, но тут же надулся спесью.

– Султан осерчает на вас, – сказал он, – ногайцы – султанские люди.

– Так, стало, султан их послал в казацкую землю?! – воскликнул Корнила. – А я мыслил, султан не на нас, на них осерчает!

– Ты хитрый! – ответил мурза и засмеялся, потряхивая животом. – А много добычи угнал у ногайцев? – спросил он.

– Я загадку люблю загадать, – отозвался Корнила. – Сколь овечек я тебе подарю – у меня останется вдвое, а сколь коней я тебе подарю – у меня останется впятеро больше, а сколько я добыл, ты сам сосчитай.

При этих словах Корнила мигнул есаулу Макушеву, и тот пошел из шатра готовить подарки.

Услыхав про подарки, мурза просиял. Он тотчас понял, зачем пошел из шатра есаул, но не хотел сразу сменить тон беседы.

– Ты, атаман, лучше султанских людей не трогай. Они не на вас, на калмыков пошли, а степь потоптали конями – велико ли лихо! Смотри, султан осерчает, армянских купцов не станет пускать в Черкасск, греков тоже не станет пускать – вам убытки...

– Кругом нам убытки! – лукаво ответил Корнила. – Султан их нарочно ко мне во полон загнал. Столь тысяч ногайцев кормить в полону – мне и хлеба не хватит!

Мурза, видно, тут только понял, какие битвы прошли по степям.

– А сколько же полона? – спросил он, не сумев скрыть растерянность.

– Да тысячи три их налезло в полон. Ты помысли: сколь хлеба скормлю на эку ораву!..

– Ты что же, войну затеваешь?! – весь красный, воскликнул мурза.

– Какое – войну! Каб войну, мы и десять бы тысяч забрали, – ответил Корнила, – а тут только тех похватали, кто смуту сеял, кто между султанским величеством и государем нашим вражду затевал. Им туды и дорога, чтобы мир между нами стоял крепко! Султан государю напишет про них, и государь отпустить их укажет.

Войско, которое крымцы готовили в помощь панам, было разбито калмыками и казаками, и Степан удивлялся, как искусно и ловко все было сделано.

После похода Корнила призвал Степана, весело подмигнул.

– А ты спешил саблей махаться! Не только казацкого дела что сабля! Уразумел ныне сам? Вот то-то, Степанка! Держись, брат, ко крестному ближе, взрастешь атаманом великим... Слал я тебя во посольстве на степь, а ныне пошлю Ерему в Москву к государю, а тебя – ко казацкому другу, к Алмазу Иванычу, с доброю вестью.

Старый приятель Корнилы Алмаз Иванов был в это время в Польше, в числе послов, ведших переговоры о мире. В последний раз войсковой атаман, будучи в Москве, обещал Алмазу все вести, которые он по особым случаям будет посылать к государю, тотчас же с надежным нарочным тайно, без грамоты слать и к Алмазу, чтобы тот знал заранее обо всем. Дьяк в обмен обещал писать о походном казацком войске.

Уже не один раз Корнила посылал к думному дьяку таких гонцов, якобы с донскими подарками от атамана.

Корнила, призвав Степана, объяснил ему, что рассказать думному дьяку.

– Паны дорожатся с нашими послами: грозят, что весной к ним в подмогу нагрянут крымцы, а наши послы поддаются панам, спешат замириться любою ценой, лишь бы поспеть до прихода крымцев. Я пишу, что крымцы теперь не придут на помощь к панам. Может, он и укажет послам с панами быть поскупее.

Со строгим наказом Корнилы не оставаться в походном войске у брата, а тотчас же, сделав свое дело, возвращаться в Черкасск, Степан отправился в путь.

Битвы мудрости

И Россия и Польша уже истомились от изнурительной, долгой войны. Народ нищал и роптал, в России и в Польше вспыхивали восстания бедноты. Оба государства хотели мира.

Неоднократно съезжались послы обеих сторон в поисках соглашения – и нашли бы общий язык, сговорились бы, но мир между Россией и Польшей был не выгоден северным и южным соседям обеих держав: с севера – шведы, а с юга – турки и крымский хан стремились посеять раздор между русскими и поляками, опасаясь, что мир усилит оба славянских государства. Тогда Польша выбьет шведов из захваченных в последней войне городов, а Россия обрушит свое могущество на давнего недруга – крымцев, захватит выходы к Черному морю, и тогда православные молдаване и волохи освободятся от турок и пристанут к России.